«За горами, за желтыми до́лами…» За горами, за желтыми до́лами Протянулась тропа деревень. Вижу лес и вечернее полымя, И обвитый крапивой плетень. Там с утра над церковными главами Голубеет небесный песок, И звенит придорожными травами От озер водяной ветерок. Не за песни весны над равниною Дорога мне зеленая ширь — Полюбил я тоской журавлиного На высокой горе монастырь. Каждый вечер, как синь затуманится, Как повиснет заря на мосту, Ты идешь, моя бедная странница, Поклониться любви и кресту. Кроток дух монастырского жителя, Жадно слушаешь ты ектенью, Помолись перед ликом Спасителя За погибшую душу мою. 1916 «Весна на радость не похожа…» Весна на радость не похожа, И не от солнца желт песок. Твоя обветренная кожа Лучила гречневый пушок. У голубого водопоя На шишкоперой лебеде Мы поклялись, что будем двое И не расстанемся нигде. Кадила темь, и вечер тощий Свивался в огненной резьбе, Я проводил тебя до рощи, К твоей родительской избе. И долго, долго в дреме зыбкой Я оторвать не мог лица, Когда ты с ласковой улыбкой Махал мне шапкою с крыльца. 1916 «О товарищах веселых…» О товарищах веселых, О полях посеребренных Загрустила, словно голубь, Радость лет уединенных. Ловит память тонким клювом Первый снег и первопуток. В санках озера над лугом Запоздалый окрик уток. Под окном от скользких елей Тень протягивает руки. Тихих вод парагуш квелый Курит люльку на излуке. Легким дымом к дальним пожням Шлет поклон день ласк и вишен. Запах трав от бабьей кожи На губах моих я слышу Мир вам, рощи, луг и липы, Литии медовый ладан! Все приявшему с улыбкой Ничего от вас не надо. 1916 «То не тучи бродят за овином…» То не тучи бродят за овином И не холод. Замесила Божья Матерь сыну Колоб. Всякой снадобью она поила жито В масле. Испекла и положила тихо В ясли. Заигрался в радости младенец, Пал в дрему, Уронил он колоб золоченый На солому. Покатился колоб за ворота Рожью. Замутили слезы душу голубую Божью. Говорила Божья Матерь сыну Советы: «Ты не плачь, мой лебеденочек, Не сетуй. На земле все люди человеки, Чада. Хоть одну им малую забаву Надо. Жутко им меж темных Перелесиц, Назвала я этот колоб — Месяц». 1916 Опять раскинулся узорно
Опять раскинулся узорно Над белым полем багрянец, И заливается задорно Нижегородский бубенец. Под затуманенною дымкой Ты кажешь девичью красу, И треплет ветер под косынкой Рыжеволосую косу. Дуга, раскалываясь, пляшет, То выныряя, то пропав, Не заворожит, не обмашет Твой разукрашенный рукав. Уже давно мне стала сниться Полей малиновая ширь, Тебе — высокая светлица, А мне — далекий монастырь. Там синь и полымя воздушней И легкодымней пелена. Я буду ласковый послушник, А ты — разгульная жена. И знаю я, мы оба станем Грустить в упругой тишине: Я по тебе — в глухом тумане, А ты заплачешь обо мне. Но и поняв, я не приемлю Ни тихих ласк, ни глубины — Глаза, увидевшие землю, В иную землю влюблены. 1916 «Гаснут красные крылья заката…» Гаснут красные крылья заката, Тихо дремлют в тумане плетни. Не тоскуй, моя белая хата, Что опять мы одни и одни. Чистит месяц в соломенной крыше Обойменные синью рога. Не пошел я за ней и не вышел Провожать за глухие стога. Знаю, годы тревогу заглушат. Эта боль, как и годы, пройдет. И уста, и невинную душу Для другого она бережет. Не силен тот, кто радости просит, Только гордые в силе живут. А другой изомнет и забросит, Как изъеденный сырью хомут. Не с тоски я судьбы поджидаю; Будет злобно крутить пороша’, И придет она к нашему краю Обогреть своего малыша. Снимет шубу и шали развяжет, Примостится со мной у огня. И спокойно и ласково скажет, Что ребенок похож на меня. <1916> |
