Украины от московской власти при пособии турок и татар. Братчики его

132

же самого отправили к хану и просили крымского государя

утвердить своим признанием выбор Суховеенка на гетманство над коза-

ками. Лестно было такое предложение хану; оно Давало ему как бы

право покровителя над Запорожьем и Украиною: хан принял

Суховеенка ласково, признал его гетманом, отправил вместе с ним двух

салтанов с ордою и написал Дорошенку приказание, чтоб тот шел

с войском на левый берег Днепра для соединения с Суховеенком.

Но Дорошенко не расположен был ни уступать Суховеенку

гетманской власти, ни повиноваться хану. Однако, честолюбивого гетмана.

Дорошенка известие о Суховеенке пробрало до души. Он отправил

в левобережную Украину своего брата Григория, а сам, в первых

числах сентября, стоял станом у Сокирной с полками: Уманским, Черкасским, Тарговицким, Белоцерковским, Паволоцким, Корсун-

ским, Чигиринским, Кальницким и с наемным охотным, называвшимся Серденецким, иначе Сердюцким (как должно думать, по

имени первого полковника этого полка Сердени). Он сносился с

киевским воеводою Шереметевым через отправленного последним

старца Киево-Кирилловского монастыря Иезекииля, обличал перед

ним коварство епископа Мефодия и расточал уверения, что все

правобережное козачество желает поступить под державную руку

великого государя. В это время, будучи с монахом Иезекиилем

наедине в шатре своем, Дорошенко вынул из ножен саблю и говорил: <не зарекаюсь этою саблею перевернуть весь Крым вверх ногами, как дед мой с четырьмя тысячами весь Крым в ничто обернул, а

Калга еще у меня в руках!> Произнося эти слова, Дорошенко

скрежетал зубами и продолжал: <я пойду за Днепр войною, только не

против царских ратных людей, а против своего нового недруга

Суховеенка, поставленного ханом в гетманы. У него печать от

крымского хана не такая, какая всегда была в Запорожском Войске -

человек с мушкетом: у него на печати - лук да стрелы. Вот я и

пойду на сокрушение этого лука и этих стрел, не все запорожцы за

Суховеенком, а только одна половина их, другая - за мною!

Писали ко мне те запорожцы, что не хотят Суховеенка в гетманы: просят, чтобы я шел к Днепру, где соберется чернецкая рада, а они Сухо-

веенковы стрелы и лук его изломают!> Отцу Иезекиилю передавали

. козаки, будто Дорошенко так разозлился на крымского хана за

ласку к Суховеенку, что приходившего к нему посланца от салтана

Калги бил по щекам и говорил: <ск$жи своему салтану или

шайтану - ему то же будет, что тебе>. К Дорошенку приходили тогда

очень не милые для него вести: говорили, будто Суховеенко, по

своем избрании, посылал к турецкому падишаху просить

подтверждения в своем достоинстве; говорили даже, что Суховеенко сам

принял ислам. Но эти слухи ничем пока не подтверждались.

Левобережная Украина, тотчас после удаления Дорошенка, опять начала склоняться к примирению с Москвою. Ромоданов-

133

скнй, как только узнал, что с Дорошенком биться ему более не

приходится, двинулся к Нежину. Враждебные московской власти

козаки в то время добывали нежинский замок, где, запершись, сидел воевода Ржевский, и убежали, когда увидали за собою силы

Ромодановского, а за козаками вслед разбежались и нежинские

жители, и оставили <место> пустым. Ратные люди сожгли <место>.

Ромодановский двинулся к Чернигову, преследуя Многогрешного, оставленного от Дорошенка наказным гетманом. Наказный гетман

с часу на час ждал, к себе обещанной Дорошенком помощи, посылал к нему гонца за гонцом и, наконец, как он сам после

говорил, получил, уже дошедши до Чернигова, от Дорошенка

ответ: <обороняйтесь сами>.

Ромодановский с войском пришел к Чернигову; государевы

ратные люди уже зажгли крайнюю часть Чернигова, так

называемое <нове место>, и беспокоили гранатами средину, носившую

название <етаре место>. Тут Демьян Многогрешный послал Ромо-

дановскому сказать, что не будет биться и сдает Чернигов.

Ромодановский отнесся к предложению дружелюбно, выпустил

Многогрешного с его козаками, а сам вошел в Чернигов и соединился

с Толстым, освобожденным таким образом от долгой осады.

Демьян Многогрешный ушел в Седнево; там свиделся он со

стародубским полковником Рославцем или Рославченком. Между

ними был брошен первый зародыш примирения с Москвою. Оно

развилось вслед затем таким путем. В Гадяче между

малороссиянами, которых Бруховецкий держал в заточении, был родной

брат Демьяна Многогрешного, Василий; его держали в тюрьме в

Гадяче за то, что он вогнал в гроб побоями жену свою, а за

Неделю до своей смерти Бруховецкий отправил его в местечко

Веприк. Начальствовавший в Гадяче после Бруховецкого Андрей

Дорошенко призвал Василия Многогрешного к себе и велел ехать

к гетману Дорошенку, который тогда, тотчас после убийства

Бруховецкого, . шел в поход под Котельву. Но Василий Многогрешный

сообразил, что заднепровский гетман ополчается против Москвы, а с Москвою не сладит, и тогда нехороша станется с теми, о

которых откроется, что они враждовали с Москвою. Вместо того, чтоб ехать к гетману Дорошенку, Василий поехал в Никольский

монастырь, находившийся между Коропом и Сосницей, и на пути

своем в Короле съехался с Матвеем Гвинтовкою, который, по

приказанию Бруховецкого, сидел в тюрьме в Нежине, а после

убийства Бруховецкого освободился и уезжал в Короп. Оба, Василий

Многогрешный и Матвей Гвинтовка, посоветовались между собою

и нашли, что всего лучше и безопаснее вернуться на прежний

путь и помириться с Москвою. Они отправились к Демьяну в

Седнево и узнали, что Демьян так же думал, как и они. Поехали

в Новгород-Северский вместе с Демьяном; туда съехались и не-

134

которые другие старшины левобережной Украины. В том же

городе жил архиепископ Лазарь Баранович, человек очень

уважаемый не только в Малороссии, но и во всей России.

Демьян Игнатович собрал раду и говорил на ней: <Дорошенко

нас всех покинул, не присылает обещанной помощи и едва ли

следует нам на него полагать какие-нибудь надежды. Остается

обратиться к милосердию царского величества, а иначе москали

разорят весь малороссийский край и оборонять нас никто не

станет. Прежде же надобно выбрать между нами старшего, наказного

гетмана, чтоб он от всех завел сношения с Москвою>.

По известию украинского летописца, это совещание

происходило в запертом дворе, который охраняла наемная компания охот-

никоВ; служивших у Демьяна, одна из таких, которые в это время

начали держать козацкие полковники на свой счет мимо Козаков

тех полков, которых полковниками они считались. Это

обстоятельство, по известию летописца, способствовало тому, что

бывшие на раде старшины угождали самому Демьяну. Они стали

просить ?го принять на себя звание старшого. Демко

отговаривался и отказывался, по замечанию того же летописца, точно так, как старая девка отказывается от хорошего жениха. Демьян

согласился, как будто уступая воле других, хотя никто, как он же

сам, направил тогда всех по своему желанию.

Новый нареченный гетман начал носить звание гетмана Се-

верского; первым шагом его было обратиться к архиепископу

Лазарю Барановичу и просить взять на себя посредничество между

виновною, но кающеюся Малороссиею и московскою властью.

26-го сентября из Седнева Демьян Игнатович писал к

архиепископу Лазарю, что если государь изволит простить все, что

за подущением Бруховецкого случилось, и прикажет вывесть

своих ратных людей из Переяслава, Нежина и Чернигова, то козаки

со всею Малороссиею левой стороны Днепра готовы поклониться