сколько-нибудь остановить народную злобу и направить ее на

Дорошенка. Ничто не могло спасти Бруховецкого, он лежал уже

мертвым, весь синий от побоев. <Я не виновен в его смерти, говорил

Дорошенко, я никому не велел убивать его!>

После того, как волнение стало несколько утихать, брат

Дорошенка, Андрей, приказал поднять тело убитого гетмана, положить на воз, подостлавши сена; так Андрей Дорошенко повез его

5 Заказ 785 129

в Зеньков; там положили тело в гроб и отвезли в Гадяч. Тела

бывшего боярина и гетмана было до того изуродовано, что близкие

люди и сама жена гетмана едва могли узнать, чей труп привезли

тогда в Гадяч. Его похоронили по христианскому обряду с

подобающими его сану почестями в церкви Богоявлении,. в Гадяче, им же самим построенной.

Бруховецкий был достойнейшим явлением своей эпохи, так

удачно прозванной <руиною>, разумея здесь руину не только

материального, но и нравственного быта в крае-: Жадный, свирепый, коварный, лживый, не имевший в жизни никакого

идеала, кроме грубого личного эгоизма, он не отличался ни

проницательностью, ни уменьем управлять обстоятельствами, которыми пользовался только хватаясь задних, когда они

представлялись в данное время ему подходящими. Взнесенный на

верх величия междоусобиями, он наткнулся на московскую

политику, растерялся и кончил свое поприще постыднейшим

образом. Тогдашняя московская политика, по отношению к

Малороссии, приняла за правило содействовать тому, что, казалось, вело

к теснейшему соединению малороссийского народа с

великороссийским, и потому стала ласкать малороссиян, заявлявших перед

Москвою такое стремление. В Малороссии нашлись лица, уразумевшие, как можно угодить Москве и через то самим

возвыситься. Филимонович был первый, который поднялся таким

путем. За ним последовал Бруховецкий. Сам ли он задумал предать

малороссийский край великорусскому управлению, или мысль

эта дана была ему в Москве - не знаем, но мы видели, что и

он сам, и старшины, с ним бывшие, награждены были

почестями и выгодами за то, что допустили введение великорусского

порядка в управлении Малороссией) с нарушением старины.

Оказалось, однако, что тогда такие нововведения были

скороспелы и неприложимы к жнзни. И через эти нововведения, и через

свое тиранство Бруховецкий озлобил до того малороссийский

народ, что мог держаться на гетманстве разве только при

всегдашней помощи от великорусской военной силы. Но на Москву

представлялось мало надежды, когда Московская политика

произвела роковой поворот в судьбе малороссийского народа, предавая половину малороссийского края, по Андрусовскому

договору, ненавистному для малороссиян польскому господству, и

возникло в народе опасение, что и другую половину

малороссийского края отдадут туда же. Потерял Бруховецкий голову, ударился в противное - в измену тому, что облагодетельствовало

и возвысило его! И он погиб ужасным, но^ достойным своей

безнравственности способом. В народной памяти он не оставил

по себе ничего, кроме ненависти и презрения, а потом -вечного

забвения.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Гетманство Многогрешного

i

Народное волнение после убиения Бруховецкого. -

Дорошенко ведет войско разорять маетности

Бруховецкого. - Дорошенко уезжает в Чигирин. -

Демьян Многогрешный. - Запорожцы избирают в

гетманы Суховеенка, покровительствуемого ханом. -

Василий Многогрешный. - Гвинтовка. -

Архиепископ Лазарь Баранович. - Демьяна

Многогрешного избирают наказным гетманом

Северским. - Просьбы к царю. - Ответ царя -

Дорошенко посылает к Шереметеву письмо Мефодия

к Бруховецкому. - Содержание Мефодия в Киеве и

отправление его в Москву.

После убийства Бруховецкого Дорошенко спрашивал

громадную толпу Козаков и народа на Опошненском поле: <кому теперь

покоримся - москалям, полякам или турку?> Неясны и

бессвязны были дикие крики толпы, но из них Дорошенко мог

понять, что народ склонен был в то время предпочесть турецкое

господство. Малороссияне не испытали сладости турецкого

правления, а были уже озлоблены против воевод и государевых

ратных людей, потому и не заявили желания быть под рукою царя

православного, как эго выразилось при Богдане Хмельницком, когда этот гетман сделал народу такой же вопрос. Украинский

летописец говорит, что в день убийства Бруховецкого таборы

двух гетманов, недавно стоявшие друг против друга, теперь

соединились; козаки на мировую перепились, зашумели и

поднялись роптать на Дорошенка. Раздавались даже угрозы убить его.

Дорошенко приказал выкатить им еще несколько десятков бочек

горелки, чтоб расположить их этим к себе и, вместе с тем, чтоб

их перепоить до полного бесчувствия. Сам гетман выехал на

край своего обоза и оставался там до того времени, пока не

улеглось волнение. На другой день он приказал сниматься в

5* 131

путь и направлялся к Котельве с целью удалить оттуда Ромо-

дановского.

Но удалять было уже некого. Ромодановский сам отступил.

Дорошенко двинулся к Гадячу и приказал по сторонам разорять

маетности Бруховецкого. В Гадяче забрал он пленных великорос-

сиян, жену Бруховецкого и овладел всем движимым имуществом

убитого гетмана. Говорят, Дорошенко всетаки намеревался идти

на Ромодановского, отступавшего от Котельвы к Путивлю, как

вдруг к нему приходит весть, что оставшаяся в Чигирине жена

его неверна ему, сошедшись с каким-то молодцом (<через плот

скбчила в молодшим>). Дорошенко счел необходимым отправиться

наскоро в Чигирин, а вместо себя, до своего возвращения, назначил наказным гетманом над войском на левой стороне Днепра

Демьяна Игнатовича Многогрешного, бывшего черниговского

полковника, недавно возведенного в звание генерального есаула. В

самом Гадяче, который стал при Бруховецком как бы столицею

левобережной Малороссии, гетман Дорошенко поместил брата

своего Андрея, также со значением как бы гетманского наместника.

Гетман поручил оставленным силам докончить изгнание воевод и

царских ратных людей, которые удерживались еще в трех городах: Переяславе, Нежине и Чернигове.

Дорошенку прежде казалось, что на левой стороне народ любит

его. То же казалось и многим другим. Но вышло, что казалось более

того, чем сколько на самом деле было. Пока был в живых Брухо-

вецкий, возбуждаемое им к себе омерзение располагало народ

пристать к кому-то другому. Но когда ненавистного Бруховецкого не

стало, ни для старшин, ни для простых Козаков, ни тем менее для

поспольства, этот кто-то, годный заменить Бруховецкого, не был

уже непременно один только Дорошенко. Запорожцы первые против

него высказались. Был б Сече писарь Суховеенко, человек хитрый

и умевший увлекать за собою товарищей. Около него сложился

кружок, не хотевший повиноваться Дорошенку. Началась мысль

мстить за Бруховецкого. Убитый гетман был всегда расположен к

запорожцам, зато и в то время, когда уже украинцы всех званий

ненавидели Бруховецкого, только в Сече оставались у него друзья

и сторонники. Еще со времен избрания Богдана Хмельницкого, бежавшего в Сечу от преследования Потоцкого, Запорожье при всяком

случае выказывало притязание избирать гетманов для всей

Украины, и не долюбливало тех гетманов, которые избирались без

участия сечевиков. Суховеенко доказывал товарищам, что как на

Украине гетмана уже нет, то <наставить нового должна славная Сеча>.

Товарищи приняли такой совет и избрали самого Суховеенка. Он

обещал запорожцам идти по следам славной памяти Ивана

Мартыновича и продолжать начатое последним дело освобождения