малороссиян, как уже было при царе Алексее Михайловиче>.

11 апреля гетман отправил Бориса Михайлова с большим

почетом, сам провожал его до кареты, а генеральные старшины, хоружие и асаул1 проводили его за пять верст от Батурина.

Попытка гетмана заманить Искрицкого, как говорил гетман

дьяку, не удалась. Посланный челядник добрался до имения

Искрицкого и подал ему письмо будто бы от Доморацкого. Но Ис-

крицкий смекнул хитрость и сказал: <А где Доморацкий? Знаем

мы вас, крашеные лисицы! Не будь мирного договора, знал бы

я куда деть тебя, листоношу!> И прогнан был челядник и вернулся

ни с чем.

Между тем в Польше появилось от Мазепы такое же загадочное

лицо, каким являлись из Польши в Малороссию к Мазепе

Доморацкий и Искрицкий. Это был человек среднего роста, тощий, бледнолицый, с клинообразною бородкой, с длинными усами, в

чернеческой2 одежде. С виду казалось ему лет около сорока. Он

называл себя иноком Соломоном. Он приезжал в Польшу два раза.

Первый раз в конце 1689 года; тогда он привез и подал польскому

королю в Жолкве письмо гетмана Мазепы, будто бы писанное во

время возвращения из похода к Перекопу и порученное этому

чернецу, бывшему в крымском походе с образом Всемилостивого

Спаса. В этом письме гетман жаловался на утеснения, терпимые

малороссиянами от Москвы, желал воссоединить снова Украину

с Речью Посполитою, обещал расположить к этому Козаков, просил королевской протекции и заявлял, что с ним в замысле

татары. Король не вполне поверил подлинности этого письма, задержал чернеца, отправил в Креховский монастырь недалеко от

Жолквы, а немного времени спустя приказал отпустить его и

выдать ему проезжий лист на обратный путь в Украину как

человеку, будто бы бродившему за собиранием милостыни. Весной

1690 года Соломон явился снова в Польше и направлялся прямо

в Варшаву. Не доезжая польской столицы, нанял он какого-то

студента и вместе с ним составил <воровские> письма к королю

1 Высшая военная и гражданская администрация, совет при гетмане -

генеральный обозный, генеральный судья, генеральный писарь, генеральный есаул (асаул), генеральный хорунжий (хоружий), генеральный под-

скарбий и генеральный бунчужный - считались выборными.

2 Монашеской.

443

и к коронному гетману будто от имени Мазепы с таким же, как

и в прежнем письме, желательством приязни и подданства

Польской Короне от войска запорожского и от всего малороссийского

народа. Студент, которого подговорил на это Соломон, прежде

служил <хлопцем> у какого-то итальянца, а потом учил детей у

хозяина того дома, куда пристал Соломон. После составления

фальшивого письма чернец остался пьянствовать в Солке, а студент

уехал вперед в Варшаву, явился к королю и донес об обмане.

Скоро вслед за студентом прибыл в Варшаву чернец Соломон и

подал королю письмо, будто бы от малороссийского гетмана, уже

переписанное набело. Но король был уже предупрежден, приказал

тотчас позвать студента и дать ему очную ставку с Соломоном.

Студент обличал плутовство черневыми отпусками письма, написанными его рукою. Присмотревшись в лицо чернецу, король

узнал в нем того самого, который уже приезжал к нему с подобным

письмом и представлялся в Жолкве в прошлом году. Соломон

сначала запирался и вывертывался; но когда ему пригрозили

пыткою, то сознался, что оба раза подавал королю от гетмана Мазепы

фальшивые письма и делал это самовольно, желая как-нибудь

поселить раздор и смятение. После того, когда Соломона

содержали под караулом, он, думая как-нибудь вывернуться, вымыслил

еще два письма от Мазепы - одно к королю, другое к Шумлян-

скому, в которых излагалось удивление, почему посланный чернец

Соломон не возвращается. Король на этот раз еще менее мог

поддаться обману после того, как этот чернец был уже уличен

студентом в составлении фальшивого письма. Припугнутый угрозами

пытки, Соломон указал на фальшивые печати, выдаваемые за Ма-

зепины, зарытые им в саду. Король приказал содержать чернеца

Соломона под крепким караулом в двойных кандалах и уведомить

о том московское правительство и гетмана Мазепу. Король сооб-~

щил Мазепе, что из показаний, данных Соломоном, оказывалось, что он был родом из Брод, служил у Дорошенка, потом ушел в

Москву и поступил там в духовное звание. В то время как сам

князь Василий Васильевич Голицын находился во вторичном

крымском походе, сын князя, управлявший Москвой, посылал

Соломона к бывшему гетману Самойловичу, и тот будто участвовал

в замысле составить фальшивые письма от имени Мазепы к

польскому королю.

Когда Мазепе доставлены были копии с показаний Соломона, он изъявил недоверие в их подлинности и советовал московскому

правительству вытребовать Соломона в Москву чрез особого гонца

в Польшу. О том же Мазепа писал к коронному гетману польскому, домогаясь отсылки Соломона в Москву. Гетман настаивал на

обвинениях Михаила Василевича Галицкого и притягивал к делу

некоего Афанасия Озерянского, служившего по разным поручениям у

444

Михаила Василевича и жившего у последнего в Москве.

Арестованный в Ахтырке или Лебедине, Озерянский был доставлен в Батурин

и там выдавал за неоспоримую истину, что чернец Соломон выслан

был в Польшу Михаилом Василевичем. По настоянию гетмана еще

24 апреля велено было препроводить Михаила Василевича в Москву

с женой и детьмиг но, по осмотру врача, Михаиле Василевич

оказался страждущим меланхолиею и был оставлен в слободе Михай-

ловке до зимнего пути. Мазепа не давал ему покоя: по гетманскому

прошению последовал 10 октября указ Шереметеву непременно

взять Михаила Василевича и доставить в Москву. Не помогло Ми-

хайлу Василевичу обращение к новоизбранному после Гедеона

киевскому митрополиту Варлааму Ясинскому с просьбой примирить

его с гетманом, который заподозревает его без всяких оснований в

слагании фальшивых писем. Гетман, с обычным ему видом

мягкосердечия, уверял митрополита, что он рад все сделать для Михаила

Василевича, но не смеет без царского указа, а между тем продолжал

посылать в приказ просьбы о непременном арестовании Михаила

Василевича. 30 ноября Шереметев арестовал Михаила Василевича

и его повезли в Москву вместе с детьми, оставивши, однако, в

имении больную жену владельца. Так как все предшествовавшее лето

шли толки о Михаиле Василевиче и можно было предвидеть, что

как бы он ни отписывался, а всетаки его повезут в Москву, то

Леонтий Полуботок, благоприятель и родственник Михаила

Василевича, опасаясь, чтобы по настоянию Мазепы не арестовали и его, решился предупредить беду отважным шагом: в июле 1690 года он

сам побежал в Москву, думая добиться личного представления

царю Петру и подать ему на письме обличение против гетмана. Царь

Петр не допустил его к своей особе, а приказным путем Полуботку

трудно было выиграть свое дело, потому что обвинения против

гетмана он не основывал ни на каких неоспоримых доказательствах.

23 июля его отправили за караулом в Малороссию, поручили

гетману держать его в своей маетности, и гетману <учинилась от того

великая, стыдная печаль>.

В Москве не имели никакого повода принимать на веру доносы

врагов гетмана, тем более когда Мазепа сильно себя выгораживал

заранее тем, что домогался, чтобы Соломона препроводили не к

нему, а в Москву. Но в Москве в обращении с малороссиянами

давно уже усво.или способ держаться, как говорится, себе на уме, поэтому не удивительно, что Михайло Василевич, привезенный в

столицу в конце 1690 года, тотчас же в начале 1691 года отпущен