Глядя в его посуровевшее лицо, девушка решила, что он, как видно, болезненно воспринял новость о широко распространившихся слухах, касающихся его помолвки с мисс Райт. Чем больше людей об этом знает — особенно таких, как Дэйв Кронсби, — тем больше станет потешающихся над целями, ради которых он женится на такой непривлекательной и сварливой особе, как дочь сопредседателя «Райт и Грехем». Он боится превратиться в посмешище.

Девушка резко встала. Теперь она не смотрела на него. Мысль о его близости с этой женщиной, да и с любой другой женщиной, была ей невыносима. Не давая себе труда подыскать более вежливые слова, девушка произнесла довольно едко:

— Спокойной ночи, мистер Уэстон. Ваша невеста, видимо, скоро появится. И вы оба захотите остаться вдвоем… чтобы побыстрее отправиться спать.

Пусть обижается, сколько ему угодно! Но он, однако, не обиделся, но вкрадчиво ответил:

— Показываете коготки, Хэлен? Неужели это ревность?

Ревность! Это замечание сильно уязвило девушку и преследовало ее весь следующий день: в самые неподходящие минуты, когда казалось, что ее ум был целиком поглощен работой, она вдруг вспоминала эти слова и краснела чуть не до слез.

Ревность? Она не желала бы оказаться на месте Стефани Райт, даже если бы ей за это дали мешок золота. Вчерашнее сочувствие к Стефани улетучилось. Хэлен заставила себя выйти к завтраку, помня, что Виктор обещал отвезти ее в Лоуэлл.

К своей досаде, она проспала — это не было удивительно, если принять во внимание, с каким трудом ей вчера удалось успокоить свой взволнованный ум, дать отдых уставшему телу. Второпях она не успела, как обычно, причесать и уложить волосы в гладкий узел и только прихватила их с двух сторон заколками, чтобы не лезли в глаза. В остальном девушка выглядела вполне респектабельно — белая строгая блузка, серая юбка от одного из деловых костюмов и туфли на низком каблуке. Удовлетворенная тем, что ее внешность ничем не выдает внутреннего смятения, Хэлен спустилась вниз и увидела пару, завтракавшую на открытом воздухе на площадке перед бассейном. Уэстон, одетый в черные джинсы и простую серую тенниску, пододвинул ей стул и настоял, чтобы она, кроме стакана свежего апельсинового сока, съела что-нибудь более существенное.

Неохотно жуя поджаренный хлеб, Хэлен вспомнила о своем вчерашнем решении и попыталась заговорить со Стефани в непринужденном дружеском тоне; однако та подчеркнуто игнорировала ее слова. Она только удивленно приподняла брови в ответ на слова Хэлен, как если бы вдруг заговорил неодушевленный предмет, и снова повернулась к Виктору, давая девушке понять, что она лишняя в их беседе. Разговаривая с Уэстоном, она то и дело касалась его рукой, словно желая напомнить о своем присутствии.

Но об этом она могла бы и не беспокоиться, язвительно подумала Хэлен. Трудно не заметить фигуру размером с диван, к тому же задрапированную в просвечивающую ткань. Глядя, как ее длинные алые ногти касаются покрытой оливковым загаром мускулистой руки Виктора, Хэлен почувствовала, как ее начинает тошнить, и была рада, когда Уэстон наконец поднялся из-за стола и обратился к ней вполне дружеским тоном:

— Пора ехать, Хэлен. Вы готовы?

Если он и заметил намеренную грубость Стефани, то ничем не показал этого или просто не придал ей значения. А может, его даже позабавило то, как его невеста поставила на место эту бухгалтершу, кипя от возмущения, подумала девушка, тоже вставая и одной рукой подхватывая портфель и сумочку, а другой расправляя аккуратную, просто сшитую юбку. Хэлен надменно вскинула голову, когда услышала, как Стефани произнесла жеманным, подражающим говору маленькой девочки голоском, смехотворным у такой крупной леди:

— Не понимаю, почему ты сам должен везти ее? Это может прекрасно сделать твой немой. Но если так уж надо, дорогой, быстрее возвращайся назад. Я придумала, чем мы сегодня займемся — это будет сюрприз для тебя.

— Стерва! — промелькнуло в голове Хэлен.

Она демонстративно отвернулась от Стефани и сказала, обращаясь к Виктору:

— Поехали же, наконец. Терпеть не могу терять время. — Она бросила на Виктора презрительный взгляд, который должен был дать ему понять, какого она о них мнения, а также то, что не намерена выполнять роль коврика, о который вытирают ноги.

Девушка ожидала, что вслед за этим должна последовать лекция о недостатке у нее уважения к благодетелям. Но, к ее удивлению, Виктор сегодня был само благодушие, хотя улыбка, игравшая на его капризных и чувственных губах, и показалась девушке довольно подозрительной.

Чувственных! И какие только мысли лезут ей в голову! Он ни разу не целовал ее и вряд ли когда-нибудь поцелует. И, конечно, ей этого совсем не хочется, твердо сказала себе Хэлен. Но она уже знала, что это неправда, и презирала себя.

До недавних пор девушка полностью владела всеми своими чувствами. И случайное увлечение, и глубокая привязанность к одному человеку казались ей одинаковой глупостью. Она хорошо знала, что от любви всего один шаг до предательства и утраты. И она всю энергию своей неутоленной страсти вкладывала в работу, была спокойна и довольна. И так будет всегда, уверяла себя Хэлен, сжав губы и не отводя глаз от шоссе, обрамленного густыми оливковыми рощами.

Несмотря на расчетливый и черствый характер сидящего рядом человека и невероятное высокомерие, его присутствие пробуждало в Хэлен дремлющие в душе инстинкты, влекущие к бурной, неистовой жизни. Приходилось признать этот неприятный факт. Ей оставалось только надеяться, что унижающие ее низменные желания все же в конце концов подчинятся рассудку. Когда она вернется в Лондон, то снова погрузится в работу и никогда больше не будет встречаться с ним; все ее нынешние пугающие, ненужные переживания уйдут в прошлое, и через пару недель она посмеется над собой. А через пару месяцев Хэлен окончательно позабудет, что значит испытывать такое сильное влечение к мужчине, что дрожь охватывает все тело…

Она старалась держаться непринужденно и издавала подобающие восклицания, когда Виктор показывал ей скалистые вершины за суровой высокогорной равниной, где могли расти только разлапистые пробковые дубы; ниже тянулась полоска возделанной земли, где местные жители выращивали оливковые и миндальные деревья.

В другое время Хэлен поглотило бы подобное зрелище — она постаралась бы впитать в себя экзотическую картину; запечатлеть в памяти морщинистый, выжженный солнцем ландшафт, стада коз на горных склонах, разбросанные здесь и там белые домики фермеров. Но сейчас она желала только, чтобы поездка побыстрее окончилась, и надеялась, что Виктор не заметит в ней никаких других эмоций, кроме вежливого интереса, а некоторую рассеянность объяснит ее сосредоточенностью на предстоящих делах.

Хэлен облегченно вздохнула, когда они наконец въехали на стоянку автомобилей рядом с фабрикой на самой окраине Лоуэлла. Несмотря на то что стояло самое настоящее пекло, Хэлен знобило. Она на миг закрыла глаза, презирая себя за слабость, за неумение справиться с собой. В его присутствии она чувствовала себя бессильной глупышкой. Это было невыносимо!

— Вам нездоровится?

Хэлен заставила себя открыть глаза. Виктор стоял совсем близко, возвышаясь над ней, как скала, и вертел на пальце ключи от машины. Его светло-серые глаза, затененные шелковистыми ресницами, внимательно смотрели на девушку. Временами эти глаза казались ей почти серебристыми, в них словно отражался ясный небесный свет. А иногда они становились совсем черными, и в них читались чувства, которые Хэлен боялась разгадывать… Странно, но сейчас она читала в этих глазах искреннее беспокойство, словно его действительно волнует ее самочувствие… Впрочем, это естественно. От заболевшего сотрудника ему не будет проку.

Уэстон положил ключи в карман и придвинулся ближе. Его рука осторожно опустилась на ее плечо. Сквозь тонкую ткань блузки Хэлен чувствовала тепло, его пальцы жгли ей кожу, и она пробормотала, вымученно улыбаясь: