— Да тут, наверно, сто штук! Я никогда не получала такую кучу роз!

— Погоди, девочка, после премьеры тебя завалят цветами и поклонники будут ходить хвостом, а ночью дежурить в кустах возле твоего дома. Надеюсь, ты не забудешь, что все это подарил бедняжке-экономичке гениальный режиссер Санси. — Курт закурил. — Можно снять пиджак? Терпеть не могу официальную форму одежды, разве только для кинофестиваля.

— Ни разу не видела вас в костюме. Совсем не так страшно. — Дикси смутилась от интимности своего наряда и потуже затянула пояс пеньюара. Похоже, он действительно не претендовал на интим.

— Перестань! Прекрати обращаться ко мне, как к школьному учителю, и не заворачивайся в свои очаровательные тряпочки. — Курт встал и начал деловито снимать брюки. — Это я выгляжу неуместно официально.

Дикси рассмеялась — в носках и рубашке, свисающей чуть ли не до колен, ее кавалер выглядел очень нелепо. — Я не Ален Делон и не Бельмондо, но точно знаю, что семьдесят процентов из режиссерской братии мне в подметки не годятся. В смысле внешности. Ты чудная, детка. Невероятно естественная, живая — прирожденная актриса, — продолжил он без всякого перехода, обняв Дикси. — И ты фантастически хороша. Хочешь, я дам тебе главную роль в своем следующем фильме?

Они уже лежали поперек широкой кровати, и руки Курта нетерпеливо освобождали Дикси от ненадежного прикрытия шелковой ткани. Пока Курт кое-как сбрасывал с себя последнюю одежду, Дикси скользнула под одеяло и, потянувшись к настольной лампе, погасила свет.

— Ну зачем, зачем? Я не могу «снимать» в темноте… Я вообще ничего не могу в темноте! Я же не человек, а кинокамера… — капризничал Курт, пытаясь найти лампу, но Дикси, обхватив его за шею, притянула к себе. Нет, она не стеснялась показать свою наготу, она боялась увидеть голого Курта и рассмеяться, а значит — испортить все.

— Ты хочешь, да? Ты, правда, хочешь стать моей главной актрисой? Я сделаю тебя знаменитой, гениальной, великой… Ну что с тобой, а? — Не переставая говорить, Курт старался овладеть своей роскошной партнершей, изо всех сил вцепившейся в его шею. — Пусти, пусти, задушишь, расслабься, отпусти, ах! Нет, не так… Боже, у-ух! — Курт внезапно затих, придавив Дикси. Она слизнула соленый пот, капающий с его лба. И подумала с облегчением: «Вот и все. Теперь бы под душ». Ей почти не было больно. «Операция» прошла отлично.

Свалив с себя Курта, Дикси благодарно поцеловала его в липкую от испарины щеку. В ванной комнате она обнаружила несколько капель крови, упавших на кафельный пол, и победно включила на полную мощь горячую воду.

Когда Дикси вернулась в комнату, Курт с каменным лицом курил, лежа в постели.

— Это что? — показал он на запачканные алыми пятнами простыни. — У тебя месячные?

— Н-нет… — виновато пролепетала она. — Я, наверно, должна была предупредить… Ты у меня первый.

— Что-что? — Курт вскочил, отшвырнув простыню, и схватился руками за голову. — Ох, я же круглый идиот! Вот что значит отсутствие бдительности и неверие в чудеса… Да… — Надев трусы и рубашку, он сел за стол, с прокурорским видом взирая на закутавшуюся в пеньюар Дикси.

— Кретин! Я думал, ты так сильно меня хочешь и поэтому вся сжалась… Ах, черт! Что теперь оправдываться… Тебе в самом деле восемнадцать? Невероятно…

— Послушай, все хорошо. Я благодарна тебе, Курт… Ты мне вообще нравишься. И, если хочешь, я буду сниматься в твоем новом фильме, — живо проговорила Дикси, не понимая, чем так огорчила Курта. Опыт общения с отцом сказался не лучшим образом: она совершенно не понимала мужчин, постоянно чувствуя себя виноватой в чем-то.

— И не мечтай! Заруби себе на носу: я женат и обожаю свою жену. Я дня не могу прожить без своих детишек. И вообще я совсем не бабник, что бы тебе ни говорили. — Повернувшись спиной к девушке, Курт спешно натягивал брюки.

— А! Ты боишься, что я могу забеременеть и стану надоедать… Ведь так, да? — обрадовалась своей догадке Дикси. — Глупости, у меня только что кончились месячные, я не думаю заводить детей и выходить замуж…

— Детка, ты плохо все рассчитала — я не добыча. Ни развода, ни алиментов, ни скандала у меня не будет. Поняла? — Курт напялил пиджак, в сердцах оторвав вцепившуюся ему в рукав розу. Ваза упала, расплескав по ковру воду. — К счастью! — зло рассмеялся Курт и, не глядя на оторопевшую девушку, стремительно покинул номер.

Собрав ни в чем не повинные цветы, Дикси вынесла их на балкон. Ночь дохнула свежестью и дурманом чужого праздника. В этом прибрежном отеле останавливалась преимущественно молодежь, чтобы отдохнуть, поразвлечься и, конечно же, предаться любви. Запах жареной рыбы из ресторанчика на нижней террасе, музыка, доносившаяся издалека, шум чернеющего невдалеке соснового леса, поднимающегося по крутому берегу, — все говорило о недоступных Дикси радостях.

«Ну что же, дело сделано. Теперь ты не сможешь меня оскорбить, потому что будешь прав, папочка…» Дикси бросила цветы вниз. Вряд ли ей удастся когда-нибудь полюбить розы.

Когда «Королева треф» вышла на экраны, занятия в университете шли полным ходом. Официальные церемонии и дружеские встречи, состоявшиеся по случаю премьеры фильма, Дикси проигнорировала. Не хотелось встречаться с Куртом Санси и попусту злить отца. Детские мечты о карьере звезды оказались наивными иллюзиями. Ничего из пережитого на съемках, кроме радостного куража перед работающей камерой, не оставило следа в душе Дикси. Ее попытка войти в мир кино не нанесла урона самолюбию и обошлась без потерь на семейном фронте. Дебют Дикси Девизо критика признала чрезвычайно удачным, и это, кажется, даже несколько польстило отцу.

Взрывной механизм сработал с предательским запозданием: втайне от семьи Эрик решил посмотреть «Королеву треф». Это было первым его посещением кинотеатра за последние двадцать лет. Покупая билет, директор банка «Конто» чувствовал себя развратником, наведавшимся в грязный бордель. А после того, как на экране появилась полуобнаженная Дикси, кувыркающаяся в траве с мускулистым загорелым парнем, он совсем сник, ощущая небывалую тяжесть в груди и затылке. Эрик с трудом пробрался среди хохочущих зрителей к выходу и побрел домой, оставив на стоянке свой автомобиль.

На голубоватых от неоновых фонарей дорожках парка лоснилась мокрым глянцем палая листва, среди старых деревьев тихо шелестел дождь. В ушах Эрика стучали, прорываясь к воспаленному мозгу, неумолкающие барабаны, перед глазами вспыхивали огненные сполохи, рассыпаясь мириадами слепящих искр…

…Проводив доктора, Патриция была близка к истерике. Тяжелый инсульт случился с мужем вследствие нервного перенапряжения. Эрика потрясли экранные «подвиги» дочери.

— Теперь об этом узнают все… Все узнают, что у меня есть дочь… — шептал он в полубреду, страдая от жгучего позора. — Ну скажи, скажи мне ради всего святого, Пат, почему она стала такой? — Приподнявшись на подушках, он вцепился в плечи жены и заглянул в лицо полными слез глазами. — Там, в этом фильме, была другая — робкая, чистая девушка… Но Дикси ее ненавидела и победила…

Патриция в болезни Эрика винила себя. Все время, пока шла работа над фильмом, она внушала мужу, что Дикси играет роль весьма достойной, воспитанной девушки, являющейся светлым примером для окружающих. Эрик увидел невинного ангела, но в исполнении другой, а Дикси — Дикси, конечно же, изображала разнузданную шлюху!

В одном Эрик Девизо оказался прав — легкомысленная Элизабет действительно затмила главную героиню фильма, став кумиром молодежи. Слава и угрызения совести пришли к Дикси одновременно. Она проклинала себя за эту роль, погубившую отца, и наслаждалась вниманием, обрушившимся на нее со всех сторон.

На улицах и в университете юную актрису узнавали, заговаривали с ней, просили автограф.

Дикси приглашали на благотворительные балы и в жюри различных конкурсов, ей присылали цветы, подарки, пытались взять интервью и просто добивались ее внимания весьма достойные кавалеры. Она перестала отвечать на телефонные звонки, велела выбрасывать всю корреспонденцию и ограничивала выходы из дома посещением занятий. Неизвестно, чем бы это кончилось, если бы Эрик, как пророчили врачи, остался инвалидом. Возможно, в финансовом мире появилась бы новая деловая женщина. Но Эрик выздоровел.