Но однажды в марте Дикси неожиданно для себя купила огромный букет фиалок и, прижимая его к груди, прошлась по Монмартру.

— У вас дивные глаза, девочка! — всплеснула руками, словно впервые увидела, встретившая ее у дома Жаклин. — Вам уже говорили об этом?

Дикси засмеялась — сегодня мимо нее не прошел ни один мужчина, чье лицо не озарялось бы тем же самым, что и у Жаклин, выражением.

«Дивная, дивная, чудесная, великолепная…» — шлейф немого восторга сопровождал отрешенно шагавшую сквозь туманную дымку Дикси. С ней пытались заговорить, но робко — уж очень отрешенный вид был у юной красавицы. Дикси, сама не сознавая того, сыграла святую синеглазую Мадонну, увиденную некогда в ее облике безумным Купом.

Вечером она позвонила девяностолетнему Анатолю.

— Я знаю про вас все, — сказал он. — И то, что вы нуждаетесь в помощи.

— А мне известно, что вы все можете. И прежде всего — устраивать дела беспомощных дам, — парировала Дикси, и они рассмеялись.

По протекции Анатоля Преве, бывшего друга деда, бывшего известного художника и шоумэна, Дикси стала актрисой того театра, где некогда три сезона отыграла Пат. Маленький театр продолжал традиции серьезного классического искусства, заложенные реформаторами французской сцены в самом начале ХХ века. Здесь играли Корнеля, Расина, Шекспира и старинные фарсовые комедии.

Дикси имела успех в лирических ролях. Учитывая размеры зала и немногочисленных зрителей, аплодисменты пяти — десяти энтузиастов классического искусства, принадлежавших к кругу старой интеллигенции, приравнивались к грандиозному успеху.

Когда Дикси узнала, что Умберто Кьями заявил о своем окончательном уходе из режиссуры, она решила, что с кино все кончено. Это случилось на второй год ее парижской жизни, а вскоре умерла бабушка Сесиль, как бы завершив эпоху прощания с прошлым.

Дикси пыталась строить планы на будущее, думая то о прочном замужестве, то о легкомыслднных путешествиях и зная заранее, что ее прогнозы остаются, как правило, ошибочными. Действительно, через месяц после двадцатитрехлетия она снималась в эпизоде серьезного исторического фильма, оставив сцену и загоревшись вновь мечтами о кинокарьере. Вокруг жужжал рой новых друзей и поклонников, увлекая в скоропалительные романы. Пару раз Дикси казалось, что она готова привязаться и, возможно, даже полюбить. Один претендент на ее сердце был прочно женат, другой оказался наркоманом. Дикси, изнемогая от обиды, отвращения и жалости, сделала неудачный аборт и, тяжело переболев, заперлась дома, проживая заработанные на съемках деньги.

Двадцатипятилетие Дикси отпраздновала одна, отключив телефон и не подходя к звонившему домофону. Наутро следующего дня пришедшая убирать квартиру после шумного банкета Лолла была явно разочарована.

— Не нравится мне все это. И госпоже Аллен, знай она такое дело, не понравилось бы. — Лолла убрала полную окурков пепельницу и недовольно покрутила ополовиненную бутылку коньяка. Дикси сидела у окна с пустыми глазами, подсчитывая проходящих по улице дам в красных беретах. В этом сезоне все просто сговорились — даже здесь, на бульваре, за час промелькнуло больше десяти «красных шапочек». Она боялась задуматься о серьезном. Казалось, вывод напрашивался только один: жизнь не удалась!

…Тогда, давным-давно, в индийской деревушке господин Лакшми привел Дикси и Алана к колдунье. Местное население, избалованное частыми набегами киношников, без зазрения совести торговало экзотикой — амулетами, «подлинными предметами старины и туземного быта», статуэтками Кришны, Шивы. Женщины и дети охотно исполняли за доллары мелодичные песни.

Неопрятная старуха, закутанная в белые покрывала, сразу же оценив возможности вошедших, попросила двадцать долларов. А потом, приступив к гаданию, еще десять. Дикси запомнила куклу Барби, обвешанную амулетами. Вытаращив голубые глаза, длинноногая американка занимала видное место среди прочих талисманов старухи — бивней, черепов, веревок, пучков засушенных трав.

— Пойдем, детка, здесь нас просто обдурят, — потянул Дикси Ал.

— Нет, мне интересно! Я никогда не видела колдунов, — уперлась Дикси и протянула старухе десятку на развернутой кверху ладони. Та, быстро спрятав деньги, склонила над рукой девушки темное сморщенное лицо. Язычок пламени в металлической лампе разбрасывал на покрытые растрескавшейся побелкой стены длинные пляшущие тени.

Что-то пробормотав, женщина быстро сжала пальцы Дикси, оттолкнула от себя. Разжав руку, Дикси увидела возвращенную купюру и вопросительно посмотрела на Лакшми.

— Что это за номер? — угрожающе выступил вперед Ал.

— Пойдемте, мистер Герт, она отказывается гадать. — Простившись со старухой, Лакшми вывел гостей на улицу и, чуть поколебавшись, пояснил: — Гуаре говорит, что ничего не видно. Свет заслоняет черная карма… Мужчине, то есть вам, мистер Герт, она гадать будет, а мадемуазель Дикси — нет.

Дикси умоляюще посмотрела на Ала, и со словами: «Стоит вернуть наши деньги за такое гнусное пророчество» тот скрылся за тростниковой циновкой, заменяющей дверь. Он появился минут через пять с пылающим лицом.

— Плакали двадцать баксов! Отличный спектакль — тебя напугала, меня разозлила, а деньги зажала…

Индус виновато пожал плечами.

— Я много раз бывал у Гуаре, но такого не случалось. — Он тревожно посмотрел на Дикси. — Наверно, старуха совсем помешалась.

— А мне все равно страшно, — призналась девушка, прижимаясь к Алу. Несмотря на жару, ее сотрясал противный озноб. — Может, сумасшествие колдуньи заразно?

— Прекрати придумывать, девочка! — обнял и встряхнул ее Ал. — Ты знаешь, что она ляпнула мне? Что мы с тобой поженимся! Ни фига себе черная карма!

Теперь Дикси знала, что такое черная карма, обнаруженная полуслепой женщиной на ее ладони. Неудавшаяся жизнь, от которой хочется бежать, как со сцены в проваленном, освистанном спектакле.

Мысль о том, что она, не связанная родственными и любовными узами, вольна делать с собой что хочет, порадовала Дикси. Вспомнилась странная веселость отца накануне его отъезда. Что-то толкало Эрика в последние дни жизни к невероятным, ранее невозможным для него поступкам. Может, тоже черная карма?

Дикси пригласила человека, который давно ждал этой минуты и прибыл сразу же, отягощенный толстым бумажником. Коллекционер увез две картины из дедового наследия, а Дикси, велев Лолле привести в порядок светлый весенний костюм от Шанель, забытый в шкафу с прошлой осени, занялась собой.

Свежевымытая золотистая волна вьющихся волос, легкий макияж, скрывающий бледность, и Дикси выпорхнула на апрельскую улицу.

— Я скоро вернусь с подарком, не уходи, старушка, — предупредила она Лоллу. — Раз в четверть столетия право на приз имеет всякий человек, даже родившийся под несчастливой звездой.

Через час, привлеченная настойчивыми автомобильными гудками, Лолла выглянула в окно — прямо перед домом в шикарном новеньком автомобиле сидела Дикси, призывно махая ей рукой. Накинув жакет поверх домашнего платья и кухонного фартука, толстуха сбежала вниз и остолбенела с широко разинутым ртом. Зубы у Лоллы торчали вперед, как штакетник развалившегося забора, и сейчас ее глянцево-шоколадное, блестящее лицо отражалось в полированных боках автомобиля рядом с золотым, вытянувшимся в прыжке ягуаром.

— Красотища какая! — Она всплеснула руками, не решаясь занять место рядом с водительницей.

— Едем кутить. Только сними, пожалуйста, фартук. А то еще подумают, что ты работаешь у меня горничной, — засмеялась Дикси, пребывавшая в отменном настроении.

Дорогая покупка бодрит. Бессмысленно экстравагантный поступок поднимает тонус. А обладание роскошным автомобилем изменяет статус женщины. Эти истины подтвердились сразу же после того, как Дикси шикарным жестом выложила наличные, забрав с витрины недавно поступивший в магазин образец новой модели. Замок передней дверцы слегка заедал, но Дикси просто не могла, не должна была проявить благоразумие, купив что-нибудь менее претенциозное и дорогое. «Ягуар» благодарно подчинялся своей владелице. Лолла потом долго рассказывала своим подружкам, как провела вечер с мадемуазель Дикси в потрясающем ресторане, где встречаются актеры, и как Дикси там все узнавали и приветствовали, а мужчины, так те просто валились с ног от восхищения.