— Да и просто закрыть глаза на правила, или рассматривать их в одностороннем порядке, то бишь против нас… — поддержала возлюбленного Налинна. Сержи вновь пожал плечами. В последнее время это стало входить у него в привычку.
— Нам в любом случае пока ничего другого не остается. Если есть идеи — я весь внимание. Думаю, нам по силам тягаться с ними в казуистике и все время выставлять дело так, чтобы им самим было невыгодно давать ему дальнейший ход…
— Странно… Неужели они не могли придумать чего‑нибудь попроще? — удивилась Дуча.
— Не знаю. Может, понадеялись на первоначальный эффект? Может, декан рассчитывал, что мы испугаемся и сдадимся без боя? Пытался‑то он представить дело как отравление преподавателя, а это всяко более серьезное основание для исключения группы, чем наши обычные шалости. Другое дело, что фокус не прошел. Но он‑то продолжил переть напролом, — Сержи специально проконтролировал себя, чтобы вновь не пожимать плечами. — Если взять за основу обвинения какую‑нибудь повседневную шалость, то очень уж трудно объяснить, почему придрались именно к нам. Уж чего–чего, а мелких происшествий тут хватает, и вот к ним приковывать внимание Академии не с руки… А тут вон какая напасть… Не оправдали надежд, ни много ни мало.
— Что еще взять с этих нелюдей… — пробормотала Салли и услышала за спиной одобрительное хмыканье Валека.
* * *
Для отщепенцев началась золотая пора — можно было не подниматься к первой паре, не выполнять нудных домашних заданий и изводить остальных обитателей общежития видом скучающей лени. С этого ракурса вид нового плаката, на котором гигантская госпожа Рэссер своим чихом сдувает крошечные фигурки отщепенцев, не производил должного впечатления. У учащихся вообще довольно узкие представления о счастье: не пошел на занятия — хорошо. Можешь не ходить на них с полным основанием — замечательно. Далекая сессия беспокоит только самых ответственных, а уж высокие мысли о будущей компетентности… Интересно, приходят ли они в голову хоть кому‑нибудь?
Прочим обитателям общежития было невдомек, что выполнив ежедневную норму по раздражению окружающих, отщепенцы собирались группами по своим комнатам, где усердно муштровали друг друга по проходимым дисциплинам. На роль «преподавателя» избирался самый компетентный в вопросе, и дело шло. Скажем прямо, шло всяко лучше, чем на нудных уроках. Отщепенцев подгоняло желание обставить Академию, которое перебарывало даже естественную лень.
На своих «занятиях» отщепенцы исходили из того, что даже обезьяна, спустившаяся с ветки и получившая в награду герцогский сан и гордое звание человека (второе — необязательно) в состоянии самостоятельно прочитать необходимые параграфы в учебнике, ну а то, как оная обезьяна их усвоила, отщепенцев не касается. В смысле, что стоять и повторять у импровизированной доски выдержки из нудного текста никто не собирался.
— Я не понял, почему при активации заклятья потери энергии составляют двенадцать процентов от требуемого объема? Куда они расходуются? Что это вообще значит? — возмущался Друххук.
— Это означает, что для полного исполнения заклятья магу нужно затратить сто двенадцать процентов от его энергозатратности, если сравнивать с энергозатратностью свитка или амулета, в котором заключено то же заклятье. Можешь считать это затратами сил на концентрацию…
— Вот еще… — буркнул Голан, которого возмущали любые траты, будь то финансовые или магические…
— Советую отнестись к этому серьезно, — сухо произнес Сержи, взваливший на себя обязанности преподавателя по теормагу, а также еще парочке предметов. — Как раз добрая половина несчастных случаев в магии происходит оттого, что колдующие забывают делать эту поправку или неправильно ее рассчитывают, привычно округляя до десяти. Недостаточно будет просто выделить объем энергии, равный энергозатратности заклятья. Ее надо удержать при смене формы, грамотно сконцентрировать и направить в нужное русло, а все это тоже потребляет какие‑то силы. Проблемы, как ты понимаешь, случаются именно с тяжелыми заклятьями, у которых и отдача больше, и последствия в случае неправильной формулировки хуже. Вот почему «магическая дюжина» так важна. Так что хорош возмущаться и дружно решаем задачи с тринадцатой по восемнадцатую. На экзамене по теормагу эта тема есть всегда, и правильно, а то многие умники эти двенадцать процентов просто вычитают из энергозатратности, а не приплюсовывают, вот и получается расхождение с ответом, а на практике это означает отскребание от стенки нерадивого студента в недалеком будущем… И исключение из списков Академии, как несмываемый позор…
— Ну почему сразу несмываемый? Очень даже смываемый… Со стенки… — философски замечал Баргез, и все отщепенцы дружно принимались считать проценты.
Магия, как и любое искусство, требует вдохновения, но, как и любая наука, нуждается в точных расчетах.
Обыденные дарования как правило делают ставку на что‑то одно, находя свое призвание либо в душных каморках, либо в пылу боя, но истинные мэтры сплетают кураж и подготовку в тесный жгут, чтобы потом проковать его в горниле самодисциплины, закалить в купели выдержки и заточить об алмаз опыта, получая на выходе разящий клинок подлинной магии…
- …Поэтому бесполезно объединять «гарталию ползучую» и «всестелий вечнозеленый», надеясь получить усиленный эффект связывания поврежденных тканей…
— Почему?
— Потому что у них в основе лежит один и тот же вяжущий компонент! — Дуча наставительно подняла палец и строгим взором обвела ряды внимательных слушателей. Друххук что‑то там пробурчал про достойную замену госпожи Рэссер, но Дуча не заострила на этом внимания… А ведь могла бы и топор достать, чего за госпожой Рэссер не водилось. Ботаника в текущей ситуации требовала особой подготовки, и на нее группа собиралась целиком. — Чтобы усилить эффект связывания, нужно подыскивать травы не с похожим действием, а те, чьи компоненты вступают во взаимодействие с нужным нам вяжущим веществом и способствуют его уплотнению, например «салютию коричневую», «брунтину сладкую» или «мантилию санайскую». Хорошо еще добавить что‑нибудь, закрепляющее эффект, например «стундер парагский».
— А это ты откуда выкопала? — с интересом спросила Налинна, для которой последний компонент был в новинку.
— А это было в полевых заметках Рамилата–Сеятеля… — с готовностью поделилась Дуча своими первоисточниками.
— А где ты их нашла?! — Лоувель был изрядно ошарашен. Даже не столь фактом знакомства гномки с трудами одного из эльфийских старейшин, сколько вообще тем, что это имя известно кому‑то за пределами эльфийских территорий.
— Ну… — Дуча немного замялась… — мне их Тридрилл принес…
Одиннадцать пар глаз вперилась в гремлина, который как раз старательно изучал трещинки на полу. В этот момент любой исследователь различий рас признал бы в них братьев, ибо выражения лиц, не смотря на все морфологические различия, были у них абсолютно одинаковы.
— Тридрилл?
— Ну–у… Помните, я рассказывал, как провел много времени в каминной трубе госпожи Рэссер? Ну так вот, вышла она как‑то, а я не удержался, и в золу плюхнулся… Смотрю — на каминной полке какие‑то свитки валяются… Пыльные… Явно никому не нужные! Ну я одним свитком и вытерся, а потом сообразил, что следы остались, ну я его с собой и прихватил… А потом нос сунул. Смотрю — про цветочки, ну я Дуче и отдал…
— И когда это было? — тихо спросил Сержи, начиная мысленно перебирать всех предков, славящихся своей железной выдержкой. Частая и вынужденная мера при общении с гремлином.
— Не бойся, ушастенький, еще год назад, так что никаких неприятностей на твою ответственную голову не свалится… К тому же, я не просто свиток свистнул, а вместо него магическую копию подложил… — Гремлин расплылся в широченной улыбке, заходящей за уши. Незабываемое зрелище.
— И часто ты с собой непригодные для вытирания чистые свитки берешь, отправляясь лазить по каминным трубам? — хмыкнул Баргез.
