Я назвала себя и с большим почтением пожала протянутую руку — не часто доводится прикасаться к человеку, который стоит несколько миллиардов долларов. Теперь-то я поняла, откуда мне знакомо это лицо: из газет и с экранов — я его видела десятки раз на дню. То он финансирует какой-нибудь грандиозный проект, то вручает кому-нибудь чек на невероятную сумму. Только я почему-то считала, что он республиканец. И не замедлила это высказать. Марисса взглянула на меня с осуждением, но Макдональд только рассмеялся.

— Мы с Бутсом знаете какие давние друзья… Да он бы мне не простил, если бы я голосовал за республиканцев… И сейчас не простит, если я не послушаю, как он там лапшу вешает на уши. Марисса, — он подставил ей левый локоть, — Вик, — и подставил мне правую руку.

Ну что же… Кто знает, а вдруг он слышал о каких-нибудь моих победах? Чем черт не шутит, может, он проникнется ко мне уважением и закажет расследование на пару миллионов долларов. К тому же Марисса будет в ярости — ради одного этого можно еще немного поболтаться здесь. Я взяла его под руку, и мы направились к площадке.

Жаровня была установлена в стороне от тента с закусками, за домом. Там вокруг приятно пахнущего дымка собралось изрядное количество народу — я не видела сквозь толпу бедную корову, но не сомневалась, что она уже готова.

Небольшой помост — вернее, обрубок толстого дерева с прибитыми к нему досками — неровной подковой окружали люди. В центре помоста величественно возвышался Бутс, левой рукой обнимая за плечи Роз, — высокий, на излете среднего возраста, с львиной гривой серебряных волос, костистым лицом, широкими плечами, как обычно обтянутыми оленьей кожей, и глубоким, сердечным смехом. Сейчас его голова была откинута назад, и он заливался раскатистым хохотом. Это была его «фирменная» поза, запечатленная на всех предвыборных плакатах. Даже такой скептик, как я, нашла его смех заразительным, хотя шутки и не поняла.

В толпе, окружавшей помост, были мужчины и женщины всех возрастов и рас. Когда Бутс отсмеялся, Роз выкрикнула что-то по-испански, ей доброжелательно похлопали. Как я и ожидала, на ней были выцветшие джинсы. Правда, ради праздника она надела кипенно-белую рубашку с мексиканским галстучком. Она выглядела в точности так, как тогда, в Логан-сквер, — чистая бронзовая кожа, сверкающие глаза… А может быть, я ошибаюсь, может быть, Роз достаточно умна, чтобы и ладить с записными демократами, и блюсти собственные интересы.

Она соскочила с подмостков и тут же исчезла из виду — они с Бутсом пошли пожимать руки будущим избирателям. Марисса направилась за ними, оттащив от меня Макдональда. Я усмехнулась про себя — впервые Марисса приревновала ко мне. И кого? Миллиардера, который мне вовсе не интересен. Во всяком случае, не слишком интересен…

Неподалеку в толпе я заметила двух подрядчиков-мексиканцев, которые перед тем разговаривали с Майклом и его ребятами. Они внимательно за мной наблюдали; заметив, что я смотрю на них, они осторожно мне улыбнулись. Я помахала им рукой и подумала, что теперь-то уж точно пора возвращаться домой. Однако в этот самый момент около меня вдруг материализовались Розалин с Бутсом. Увидев меня, она даже всплеснула руками.

— Вик! Как чудесно! Я была просто счастлива, услышав, что ты придешь. — Она с жаром обняла меня и представила Бутсу: — Вик Варшавски. Когда-то она работала на тебя, Бутс, в государственной адвокатуре. А теперь, я слышала, ты работаешь самостоятельно, в качестве расследователя, да, Вик?

Я почувствовала себя блудной дочерью, которую счастливые родители демонстрируют соседям. Пришлось что-то пробормотать в ответ.

— А чем именно вы занимаетесь, Вик? — спросил Бутс, изливая на меня свою знаменитую доброжелательность.

— В основном финансовыми расследованиями. Я частный детектив.

Бутс рассмеялся своим самым «фирменным» смехом и крепко пожал мне руку.

— Очень жаль, что наш округ потерял вас, Вик. Да, плохо мы еще работаем с людьми. Надеюсь, ваши собственные расследования идут успешно?

— Благодарю вас, сэр, — ответила я чопорно. — Я желаю Роз и вам успешной избирательной кампании.

В этот момент Бутс заметил Ральфа Макдональда. На его лице появилось выражение искреннего удовольствия.

— Мак, старина! Ах ты, такой-сякой! Не объявись ты, мы потребовали бы с тебя двойной взнос. — Он потянулся прямо через меня, чтобы похлопать его по плечу. — Ага, я вижу, ты уже нашел Мариссу. Всегда отыщешь самый лакомый кусочек.

На лице Мариссы застыло выражение, какое бывает у женщины, когда ей скажут неудачный комплимент. Она инстинктивно попыталась стянуть руками вырез платья. На какой-то момент мне даже стало ее жалко.

Я ускользнула от них и тут вдруг увидела Розалин, которая разговаривала со Шмидтом и Мартинецом; к моему величайшему изумлению, они указывали пальцами прямо на меня. Розалин заметила, что я смотрю на них, и одарила меня ослепительной улыбкой; сверкнул стальной зуб — память о нищем детстве. Она очень серьезно ответила что-то подрядчикам и жестом пригласила меня подойти. Тяжело вздохнув, я стала пробираться к ней.

— Вик Варшавски! А мы как раз говорили о тебе. Ты ведь знакома с «малышом» Луисом? Он мой двоюродный брат. Мамина сестра вышла замуж за немца, там в Мехико… и потом всю жизнь жалела. Ну представляешь, эти старые любовные истории? — Она весело рассмеялась. — А знаешь, нам может понадобиться твоя помощь, Варшавски.

— Мой голос тебе обеспечен, Роз, ты это знаешь.

— Я говорю не об этом, — но закончить она не успела: подошел Бутс с Макдональдом. Последний лучезарно мне улыбнулся и увел ее в дом. — Подожди меня на крыльце, я через часок вернусь! — хрипло крикнула она через плечо и исчезла.

Я смотрела ей вслед вне себя от ярости. У меня мужская профессия, видимо, из-за этого все считают меня крутой бабой. Но если бы я действительно была крутая, мне давно уже следовало бы двигаться в сторону Чикаго. Вместо этого… вместо этого… я вдруг неизвестно почему почувствовала на себе ответственность… Лотти Хершель говаривала, что чувство ответственности развито у меня с детства — я была единственным ребенком в семье, мне пришлось ухаживать за родителями во время их болезни. Ну просто не могу отказать, когда кто-то говорит, что нуждается в моей помощи. Наверное, Лотти права. В эту минуту, во всяком случае, воспоминание о родителях в сочетании с запахом жареного мяса вызвало у меня тошноту. На мгновение я почувствовала некое свое сродство с убитым животным. Я тоже окружена враждебной толпой, как та корова, которую кормили только для того, чтобы потом зарезать и съесть. Нет, не полезет в меня это мясо. Когда распорядитель объявил, что он приступает к разделке туши, я, сгорбившись, ушла.

Я пошла вокруг дома. Где-то должно быть крыльцо, на котором мне следует ждать Роз. То, что сейчас считалось задним ходом, сто или больше лет назад замысливалось как парадный подъезд. Сбитые ступени вели к веранде с колоннами и двойным дверям из матового стекла. Крыльцо выходило на клумбу и небольшой декоративный прудик. Приятное, тихое местечко, звуки музыки и шум толпы были слышны и здесь, но гости сюда не забредали. Я подошла к пруду. Заходящее солнце окрасило воду в золотисто-синий цвет. Подплыла стайка золотых рыбок, выпрашивая крошки.

Я с пониманием взглянула на них.

— Все в этой стране протягивают руку, а чем вы хуже, ребятки? Но сегодня мне нечего вам подкинуть.

Я почувствовала, что кто-то подошел сзади. Майкл. Он обнял меня за плечи. Я отстранилась.

— Майкл, что с тобой сегодня? Неужели ты обиделся, что я решила ехать на своей машине? Поэтому, что ли, натянул мне нос там, у ворот, и потом еще раз в присутствии своих ребят? Ты что, считаешь, меня можно, если заблагорассудится, приласкать, а если не нужна, отодвинуть в сторонку?

— Извини, Вик, — просто сказал он. — Я и не думал тебя обижать. В тот момент Эрни и Рон как раз представили меня тем двоим, Шмидту и Мартинецу. Они оба по строительному делу, только что получили хорошие заказы, а тут какие-то хулиганы разворотили их строительные площадки. Им нужен был квалифицированный совет. Когда ты подошла, мы как раз обсуждали их дела. Я видел, что ты злишься, но не знал, как быть, — не прерывать же разговор с ними? Ну что, ты все еще сердишься?