Но Джарел уже выбилась из сил… Над горизонтом разгоралась жуткая заря, а сила Черного бога питалась забвением. И девушка начала понимать, что проигрывает. Воспоминания, которые она бросала в Черного бога, не имели силы здесь, в серых сумерках его сумеречного обиталища, и она почувствовала, как первая струйка свинцовой безнадежности проникает в ее сознание. Воля к сопротивлению начала поддаваться, и Джарел испугалась, что из теплого живого существа из плоти и крови превратится в неподвижную, скованную льдом, бестелесную тварь, обитателя сумеречного мира.

Черный бог не смог заморозить в ней лишь одну маленькую искорку и теперь подступал к девушке, стараясь вытянуть ее из той холодной массы, в которую превратилось ее тело, и беспощадно тянул и тянул, а у Джарел почти не осталось сил… Лишенная тела, она безвольно носилась взад и вперед в неведомых ей раньше потоках, ударяясь о невидимые препятствия, плача без слов. Смутные, неясные, пульсирующие сгустки вихрем носились в темноте, влекомые воздушными потоками, — маленькие затерявшиеся существа, бестелесные, беспомощные, тихо стонущие во мраке.

Но когда один из маленьких смутных сгустков пронесся сквозь нее, в момент соприкосновения Джарел уловила тончайшую вибрацию своего имени и поняла, что это был тот самый голос, что пробудил ее от сна, голос, который она преследовала, — Гийом. И в этот миг в ней вспыхнуло чудесное яркое пламя. Оно стало расти, разгораться, наливаться жизнью…

Джарел снова оказалась в своем теле, среди уродливых скульптур храма, в оттаивающем, согревающемся теле, с которого дождем опадали куски ледяной брони, а горячее пламя все разгоралось, и вот уже огонь наполнил все ее существо, а холодная бледная тьма, не в силах сопротивляться, таяла в этом горячем, торжествующем пламени.

Упоенная этим буйством тепла, воительница не сразу поняла, что победила. Ей было почти все равно. Вокруг нее происходило что-то чудесное…

Воздух заколебался, и со всех сторон понеслись вверх, дрожа, тихие, высокие звуки, струясь, словно развевающиеся ленты, на фоне тишины. Пламя внутри нее постепенно утихало, бледнело и наконец незаметно угасло, а в ее опустошенной душе воцарилось полное умиротворение. Она устало побрела назад через мост, оставляя за спиной тихий, словно склеп, храм. Пульсировавшую в нем злую силу остановила на время эта чудесная вспышка того, чему не было места в этом освещенном звездами аду: живого, человеческого «я», сотканного из любви и печали, тоски, жертвенности и торжества.

Джарел не догадывалась, что означала оставшаяся позади мертвая тишина. Даже не подозревала о том, что ей удалось совершить. На фоне бледнеющего неба она разглядела возвышавшийся перед ней знакомый холм и поняла, что всю длинную ночь бежала по кругу, возвращаясь к началу своего пути. Она была слишком обессилена, чтобы испытывать облегчение или удивление по этому поводу.

Она начала нетерпеливо карабкаться вверх, не испытывая торжества победы, которая, она знала, осталась за ней. Джарел освободила тень Гийома, голос — из тени, а из бесплотного голоса, выпустила на волю его душу. И хотя Джарел не была уверена в том, что сделала все так, как надо, она обрела покой, ибо теперь зов Гийома не терзал ее душу — и этого было довольно.

Перед ней зияло отверстие пещеры. Джарел поднялась вверх по склону, устало волоча меч, обессиленная телом и душой, совершенно опустошенная, но умиротворенная выше всяких пределов…

Он пришел к нам из пустыни, ввалился в круг, очерченный на песке светом костра, и рухнул как подкошенный. Митчел и я испугались, вскочили. Человек, путешествующий в одиночестве, странно выглядит в пустыне Северной Африки.

Несколько минут мы хлопотали над незнакомцем, и нам удалось привести его в чувство. Пока Митчел держал чашку у потрескавшихся губ незнакомца, я оглядел бродягу и увидел, что он постепенно приходит в себя. Его одежда давно превратилась в тряпье, руки и колени были покрыты многочисленными ссадинами. Когда он жестом попросил еще воды, я дал ему снова напиться, зная, что в любом случае он долго не протянет. Вскоре незнакомец смог говорить. Говорил он монотонным, каркающим голосом.

— Я — один,- сказал он в ответ на наш первый вопрос.- Некого больше там выглядывать. Кто вы… торговцы? Думаю, так… Нет, я археолог. Копаюсь в прошлом.- Незнакомец на какое-то время замолчал.- Не всегда стоит выкапывать древние секреты. Многое из прошлого должно оставаться спрятанным.

Незнакомец заметил, как мы с Митчелом переглянулись.

— Нет, я не сумасшедший,- продолжал незнакомец.- Вы узнаете… Я вам расскажу… Выслушайте меня.- Тут он с усилием сел.- Уходите из пустыни Игиди. Запомните то, что я вам расскажу. Меня тоже предупреждали об опасности, но я не внял угрозам и попал в настоящий ад!.. Но постойте, я расскажу все по порядку…

Мое имя теперь не имеет значения. Я оставил Магадор более года назад и отправился через холмы Атласа в пустыню, в надежде обнаружить какие-нибудь руины времен Карфагена.

Я провел многие месяцы в поисках, путешествуя по грязным арабским деревушкам, расположившимся то поблизости от оазисов, то посреди черной пустыни. Я забирался все дальше и дальше в дикую страну. Все больше и больше руин находил я. Рассыпавшиеся останки храмов и крепостей, которые были разрушены уже в те века, когда Карфаген стал большой империей и правил всей Северной Африкой. Вот тогда-то я на одной массивной каменной плите обнаружил надпись, которая привела меня в Игиди.

Это была запись на искаженном финикийском языке. История одного из карфагенских купцов. Небольшой рассказ. Я запомнил его слово в слово, и звучит он так:

«Купцы, не торгуйте в городе Мармурте, который лежит за горами. Я — Сан-Драбат из Карфагена, приехал в этот город с четырьмя спутниками в месяц Есчном. На третью ночь на нашу стоянку пришли священники и схватили моих приятелей. Я, спрятавшись, избежал плена. Моих спутников принесли в жертву злому богу города, который обитал там с начала времен и для которого мудрые люди Мармурта построили огромный храм, какого никогда не существовало на Земле. Там люди Мармурта поклоняются своему богу. Я сбежал из города и оставил тут это предупреждение для других купцов, чтобы не ездили они в Мармурт и избежали смерти».

Можете представить, какое впечатление произвел этот рассказ на меня. Сведения о городе, еще неизвестном современной цивилизации, об обломке неведомой культуры, утонувшем в океане времени. Я всегда считал, что когда-нибудь обнаружу такой город. Ведь что мы знаем о Карфагене, кроме нескольких имен? Нет города, нет цивилизации, которая была бы столь основательно стерта с лица Земли, как Карфаген. Римский Сципион сровнял с землей его храмы, дворцы и приказал посыпать землю солью… Орды римских завоевателей пронеслись над пустыней, где некогда располагался мегаполис.

Я обнаружил плиту с записью на окраине одной из арабских деревень и попытался найти кого-нибудь, чтобы он сопровождал меня, но никто не соглашался. Я ясно видел горный перевал — трещину между возвышающимися синими утесами. На самом деле до него было много миль пути, но эти обманчивые пустыни… мне казалось, что перевал находится очень близко. На моих картах этот горный хребет был нанесен как один из отрогов Атласа, а равнина за горами обозначена как «пустыня Игиди». За перевалом лежала пустыня — вот все, что я узнал, заглянув в карту. Я должен был взять с собой достаточно припасов, прежде чем отправиться на поиски таинственного города.

Но арабы оказались умнее меня! Хотя я предлагал сумму, которая сделала бы бедняков богачами, никто из них не соглашался поехать со мной, стоило им узнать, куда я направляюсь. Никто из них не бывал за перевалом, не заезжал так далеко в пустыню в том направлении, но все они утверждали, что за горами гнездо дьяволов, излюбленное место злых джиннов.