— Вот глупец, убили бы тебя — и поделом! В твои годы бейским гонцом ехать, ишь, додумался!
— Прав ты, Балта. Не для меня уж теперь это...
— Чтоб тебе в ущелье остаться! Чтоб звери разорвали тебя! Чтоб разбойники раздели да нагишом пустили...
— Ну, заболтался ты совсем, старый! А на что у меня дагестанская сабля? Неужто сам врагу в руки дамся...— Он огляделся.— Где Мавро, Пир Эльван?.. Что Керима не видно?
— Ах да, ты и не знаешь! В силок попался твой Керим Джан на другой день, как ты уехал. Чуть ногу не отхватило, до сих пор в постели лежит...
— Да погоди ты! Какой силок? Где же он на него напоролся, вислоухий мулла! Пропали труды мои...
— Пропасть не пропали! — Дели Балта, оглядевшись по сторонам, склонился к Каплану Чавушу и прошептал: — Зашел он в пещеру скотины Бенито.
— Да что ты?
— Благодарение великому аллаху, легко отделался! И не побоялся, что рот ему перекосит, руки-ноги отнимутся.
— Чего искал он в пещере? С кем пошел?
— Один. Не послушался Мавро, тот его отговаривал, умолял не ходить...
— Рехнулся, что ли? Зачем ему туда ходить было?
— По-моему, дорогой Каплан, бывший мулла и твой будущий зять хоть и глуп, но совсем не трус. С именем аллаха на устах, но один ведь пошел...
— Ну да бог с ним! Зачем, говорю, пошел?
— Зачем? Кровных врагов ищут они с Мавро. Как охотники, по следу идут...
— След привел их в пещеру Черного монаха?
— Эх, приятель, недаром сказано: «Старые дураки глупее молодых!»
— Скажешь ты наконец, Дели, в чем дело? Неужто след кровников в пещере искали?
— Искали и нашли.
— Ну и кто же враги?
— Не врагов кровных нашел Керим, а Черного проводника — столько лет искали его все беи да властители.
Каплан Чавуш даже подскочил.
— Помилуй, брат Балта, не поверю!
— Верь, не верь, а вот нашли.
— Да не тяни ты, говори сразу! Прикончил Керим Джан Черного проводника?
— Нет, не прикончил.
— Как так, нашел и не прикончил?.. Своими руками я повесил ему саблю через плечо! Трус окаянный...
— Увидел бы, так прикончил! Глазом не моргнул бы. Только, увы, одежду нашел, а самого проводника в ней не было.
— С чего он взял, что одежда Черного проводника?
— В болотной грязи вся, еще свежей! Рядом балахон, в котором он обличье свое скрывает.
— Ай-ай-ай!
— Мало того, решил Керим вокруг пошарить. И что же?! Помнишь, тавризский караван ограбили в прошлом году в Кровавом ущелье? Подарки везли ильхану Аргуну от поганого императора византийского? Ильхан Аргун сетовал: не жаль, говорит, золота и алмазов, книг жалко, разыщите книги. Наслал сюда монгольских следопытов, что муравьев!.. Так вот, Керим книги эти нашел! Мудрость всего мира в них собрана...
— Ну и дела!..
— Да, дела, друг мой! И еще нашел он золотых идолов, усыпанных драгоценными камнями. И кадила из черного дерева — дороже золота. И лики пророка Иисуса и девы Марии...
— Погоди, погоди, знаю! Украдены из церкви Айя-София в Изнике. Как же собрал все это в своей пещере мерзавец Бенито?
— Или скупал их за бесценок, или у грабителей отобрал... Или же пещера его — притон разбойничий.
— Что сказал на это наш бей Осман?
— Выслушал, руки в бороду запустив. Задумался... «Никто пусть сейчас не проговорится,— сказал.— Придет время, знаю, что делать будем...»
— Коли так сказал, конец Черному монаху! Не уйдет от Осман-бея.— Каплан Чавуш рассмеялся. Потом опять стал серьезным.— А глупый Керим? Поймал, значит, его Черный монах?
Дели Балта рассказал, как было дело.
— Дивлюсь я на твоего зятя. Откуда бесстрашие у него такое? Знаешь, Каплан, что значит осмелиться войти в пещеру монаха?
— Неужто думаешь, я монету в карман кладу, не попробовав её на зуб? На то он и мой ученик,— с гордостью сказал Каплан Чавуш.— Разве, глупая твоя голова, согласился бы я отдать за него свою дочь? — Он задумался, затем пренебрежительно улыбнулся.— Где тебе понять? Недаром сказано: «Сабля ножен не режет». Кто не боится монашеских пещер, святых гробниц, безлюдных кладбищ? Тот, кто в медресе учился! И не каждый мулла, а истинно храбрый.
Прибежала Ширин с огромной чашей айрана. Оружничий схватил чашу, как бедуин, проведший несколько дней в пустыне без капли воды. Осушил, не переводя дыхания. Поохал, покряхтел. Вытер кулаком усы. Спросил:
— Скажи-ка, дитя мое Ширин, где Аслыхан?
— Не знаю.
— Найди ее поскорей! Пусть бежит домой, поставит котел на огонь. Доверху водой нальет. Не пройдет усталость, пока в горячей воде не искупаюсь. Скажи, велел, мол, передать, чтобы расстаралась как следует, не то получит по затылку!
Когда Ширин спускалась по лестнице, Дели Балта расхохотался:
— Могу оплеуху в долг дать! Чтоб ты передать не забыла.
— Верно, они ведь бестолковые, Балта. Вроде тебя!
— Ишь, собака! Напился холодного айрана, а теперь кусается.— Конюший, о чем-то вспомнил, встрепенулся.— Да что же это? Уехали вы вдвоем, а приехал ты один! Где наш славный Кедигёз? Ранен? С коня упал, береги господь?
— Не беспокойся! Оставил я его в Сейитгази. Жив-здоров, спит. Бросил серебряную монету караван-сарайщику. Не буди, говорю, пока он сам не проснется. Как встанет, пусть меня догоняет. Не найдет хорошего коня — вряд ли он раньше завтрашнего вечера в Сёгюте объявится...
— Ай-ай-ай! Опозорил ты лучшего гонца! Бросил товарища в дороге! Золотое имя Сёгюта в медь обратил! Чтоб тебе на месте провалиться, бесстыжий Каплан! — Конюший долго и сокрушенно хлопал себя по коленям. Потом склонился к Каплану Чавушу, спросил: — Помилуй, чавуш чавушей, лев львов, брат мой джигит, ведь не оставил бы ты Кедигёза спящим в дороге, если б не важная весть? Скажи, какие вести из Коньи? Получил ты фирман на войну от султана нашего Месуда? Будет набег, а, Каплан? Натешимся мы отныне налетами?
Каплан Чавуш, заговорившись с Дели Балта, чуть было не забыл о цели своей поездки. Вскинулся встревоженно.
— Ой, Балта! Ты прав, не время разговоры разговаривать. Дело-то неотложное. Беги-ка поскорее, сообщи о моем приезде. Да что же это за вечерняя молитва? И в рамазан такую длинную не читают!
Дели Балта очень хотелось выудить новости, но он не посмел нарушить обычая, расспрашивать бейского гонца и убежал.
Каплан Чавуш устал в дороге, однако не так, как это показывал Дели Балта. Просто ему хотелось немного позабавиться над конюшим. Поглядев в приоткрытую дверь дивана, улыбнулся в усы. Поддался, поправил чалму, провел по лицу ладонью. Волосы и борода спутались на ветру. Облизнул запекшиеся губы, поправил саблю, подтянул палаш.
Шейх Эдебали и Осман-бей были удивлены появлением Каплана Чавуша, ибо рассчитывали, что он приедет не раньше как через четыре дня.
Эдебали долго глядел на гонца. Наконец произнес:
— Добро пожаловать, Чавуш! С доброй ли вестью?
Каплан Чавуш, поцеловав руки шейху и бею, поклонился. Отступил на три шага.
— С доброй, мой шейх! Вашей, милостью...
— Устал ты, проходи, садись... Слово гонца — не быстрое, садись.— Он подождал, пока Каплан сядет.— Осман-бей никак не полагал, что ты так быстро вернешься.
— Мы в Конье не задерживались, мой шейх, в тот же вечер в обратный путь пустились. Два перехода за день делали.
— Неужто султан разрешил напасть на Караджахисар? Воины и осадные орудия в дороге?
— Нет, мой шейх.
Эдебали недоуменно посмотрел на зятя. Осман-бей тоже не мог понять, почему Каплан Чавуш, даже не переночевав в столице, пустился в обратный путь.
— Может, мой брат, шейх Коньи, бумагу послал? Давай сюда...
— Нет! И воинов нет... и бумаги нет...
— Так чего ж ты назад понесся? Надо было подождать, Каплан! Не возвращаться без бумаги от брата моего, шейха Коньи.
— Не вернулись бы без бумаги, мой шейх, да только...
— Ну что? Не тяни!
— За восемь дней до Коньи добрались. Кинулись во дворец... Плохи дела в Конье, мой шейх. На рынке, того и гляди, грабеж начнется.
