Ник опрокинул очередную рюмку с водкой.

— Я сам тебя отвезу. Мои родители хотели посмотреть Америку. Кроме того, там у меня есть родственники. Отвезу тебя в твой город, а там делай, что сочтешь нужным. Да и сын должен повиноваться отцу.

Алекс улыбнулся Нику, не показывая, как расстроен известием о болезни Сейера. Трудно представить, что его грузный, громкоголосый, требовательный отец внезапно превратился в прикованного к постели инвалида.

— Договорились, — кивнул он. — Буду счастлив отплыть с тобой.

Разговор происходил несколько недель назад, но теперь они готовились бросить якорь, и Алексу наконец-то предстояла встреча с родиной.

Городок Нью-Суссекс оживленно и деятельно бурлил. Здесь стоял оглушительный шум. Звенели якорные цепи, люди кричали, ругались, бегали по сходням с ящиками и бочонками. Вонь разлагавшейся рыбы и немытых тел смешивалась с чистым резким запахом соли и йода.

Ник потянулся и зевнул. Солнечные лучи отразились от золотой тесьмы его мундира.

— Можешь остановиться в доме моего кузена. Делать ему все равно нечего, так что он будет рад любому развлечению.

— Спасибо, но, думаю, мне будет лучше сразу же отправиться домой. Не терпится увидеть отца и узнать, в какой переплет попала моя легкомысленная сестрица.

Они расстались на пристани. Алекс нес всего один, перекинутый через плечо, вещевой мешок. Сначала он решил купить лошадь и новую одежду. Все его вещи утонули вместе с кораблем, а после встречи с Ником он носил одежду русского моряка: форменку и просторные удобные штаны.

— Эй, поосторожнее! — крикнул ему один из небольшого отряда британских солдат. — Такая шваль, как ты, должна с почтением относиться к тем, кто выше тебя!

Алекс не успел ничего ответить, как солдат толкнул его в спину. Мешок сполз с плеча. Очередной толчок — и Алекс растянулся на земле под смех шестерых англичан. Выплюнув грязь и солому, он вскочил и шагнул к солдатам, уже собиравшимся уходить, когда сильная рука остановила его.

— На твоем месте я бы не стал этого делать.

Алекс так разозлился, что сначала не смог хорошенько разглядеть стоявшего рядом матроса.

— Они имеют все права и только наделают еще больше бед, если посмеешь на них напасть.

— То есть как это «они имеют права»? — процедил Алекс. Самообладание потихоньку возвращалось к нему. Их шестеро, а он один.

— Это солдаты его величества, и они наделены властью делать все, что пожелают. Если ты такой же дурак, как остальные, будешь гнить в тюрьме.

Не дождавшись ответа, матрос пожал плечами и отошел.

Алекс долго сверлил взглядом спины солдат, прежде чем вновь вскинуть на плечо мешок и уйти. Лучше уж думать о чистой одежде и доброй лошади.

Проходя мимо кабачка, он уловил запах рыбной похлебки и понял, как голоден. Вскоре он уже сидел за грязным столом и наворачивал вкусный суп из глубокой деревянной миски. И вспоминал, как они с Ником ели золотыми вилками с тонких, почти прозрачных фарфоровых тарелок.

Он так увлекся, что опомнился, только когда ощутил прижатое к горлу острие шпаги. Подняв глаза, Алекс увидел того солдата, который всего несколько минут назад толкнул его в грязь.

— Какая встреча! Опять наш матросик, — издевательски пропел незнакомец. — Я думал, ты уже давно убрался отсюда. А ну-ка поднимайся, живо! Это наш столик.

Ладони Алекса медленно поползли под стол. Он был без оружия. Зато ему не занимать было ловкости и умения драться. Не успел солдат понять, что происходит, как Алекс резким движением опрокинул стол. Солдат мешком свалился на пол, а край столешницы придавил его ногу. Послышался вопль боли. Остальные пятеро налетели на Алекса. Ему удалось вывести из строя двоих, после чего он схватил ручку тяжелого котелка, висевшего над огнем. И хотя обжег себе руку, ухитрился обварить живот третьего, в которого и полетел котелок. Он уже собирался огреть стулом четвертого, но хозяин кабачка ударил Алекса по голове тяжелой пивной кружкой. Алекс медленно осел на пол.

И пришел в себя, только когда на него вылили ведро холодной грязной воды. Алекс с трудом открыл глаза. Голова отчаянно болела, и, судя по невыносимому смраду, он попал прямо в ад.

— Вставай. Ты свободен, — проворчал кто-то.

Алекс кое-как умудрился сесть и даже открыть один глаз, но нестерпимое сияние заставило его снова зажмуриться.

— Алекс! — окликнул его кто-то. Он с трудом узнал Ника. — Я пришел увести тебя из этой клоаки, но будь я проклят, если понесу тебя на руках. Иди за мной. Хоть на четвереньках ползи.

Сияние, как выяснилось, исходило от нескольких фунтов золотых галунов на мундире Ника. Алекс сообразил, что его друг соизволил надеть один из мундиров, которые обычно использовал, чтобы чего-то добиться. Алекс также знал, что Ник вовсе не желал испачкать тонкое сукно, таща на себе избитого друга.

Несмотря на то что голова, казалось, вот-вот разорвется, Алекс все-таки сумел удержать ее на плечах и даже встать. Похоже, он в тюрьме, в грязной камере с охапкой полусгнившей соломы на полу и бог знает чем в углах. Стена, которой он коснулся, была холодной и скользкой, и мерзкая слизь запачкала пальцы.

Он не помнил, откуда взялись силы, чтобы последовать за Ником. Солнце уже садилось. Значит, он почти целый день пролежал без сознания.

Их уже ожидал великолепный экипаж, запряженный породистыми лошадьми. Один из слуг Ника помог Алексу сесть в карету. И лишь тогда Ник разразился гневной тирадой:

— Знаешь, что утром тебя собирались повесить?! К счастью, я случайно услышал о будущей казни. Какой-то старый матрос увидел, как ты сошел с моего корабля, попал в лапы солдат и завязалась драка. Говорят, ты сбил одного из них столом и сломал ему ногу. А что, если бедняга ее потеряет? Другого ты ошпарил, как свинью, а третий так и не очнулся после твоего удара. Алекс, человек твоего положения не должен унижаться до подобных выходок!

Алекс молча вскинул брови. Получается, что человек положения Ника волен вытворять все, что в голову взбредет?

Он откинулся на спинку сиденья и стал смотреть в окно, пока Ник продолжал читать ему нотацию о том, что следует и чего не следует делать. В какой-то момент он увидел, как английский солдат схватил молодую девушку и потащил за угол здания.

— Останови здесь, — велел Алекс. Но Ник, успевший заметить сцену, наотрез отказался. А когда Алекс попытался выскочить на ходу, с силой прижал его к сиденью. Алекс схватился за взорвавшуюся болью голову.

— Они всего лишь крестьяне, — пренебрежительно фыркнул Ник.

— Но это мои крестьяне, — прошептал Алекс.

— А… теперь я начинаю понимать. Но таких, как они, достаточно много. На месте одного появится десяток других. Крестьяне быстро размножаются.

Алекс не потрудился ответить на абсурдные доводы Ника. Его голова раскалывалась не только от удара, но и от всего, что довелось увидеть сегодня. До него доходили слухи о творившихся в Америке безобразиях, но он не особенно им верил. В Англии часто толковали о неблагодарных колонистах, уподобившихся непослушным детям, которые нуждаются в твердой руке и строгом воспитании. Он даже видел, как американские корабли перед возвращением на родину разгружают и тщательно проверяют. И все равно не слишком верил тому, что слышал.

Алекс закрыл глаза и больше ни разу не посмотрел в окно.

Они подъехали к большому дому в предместьях города, и Ник немедленно соскочил на землю, предоставив Алексу выбираться самому. Очевидно, он был очень зол на друга и не намеревался помогать ему и дальше.

Алекс, опершись на плечо камердинера Ника, сполз на землю и поковылял в комнату, где уже ждала ванна, полная горячей воды. Он разделся и вымылся. Боль сразу утихла, но на смену ей пришла тревога. О чем умолчала сестра в письме? Сначала Алекс посчитал его эмоциональной реакцией женщины, но теперь призадумался. Что творится в Уорбруке, если Марианна уверяет, что город нуждается в помощи? Элиас утверждал, что у Джозаи отобрали корабль по подозрению в продаже контрабанды. Если солдаты настолько уверены в собственной безнаказанности, что без опаски нападают на мирных матросов и насилуют беспомощных девушек, на что способны офицеры, имеющие реальную власть?