Но жизнь продолжалась. На «Барнео» у нас было минут двадцать на ознакомление с обстановкой, за которые мы со Славкой успели съесть две пачки сливочного масла и шесть килограммов вареной оленины, и теперь, выползая из единственной оставшейся палатки летного состава, смотрели на приземляющийся самолет со Шпицбергена. Все палатки аэродромной службы были уже собраны, оборудование погружено в ящики. Бригада рабочих, сколоченная из интеллигентной элиты, уже забрасывала всю эту груду в фюзеляж. Ноги наши еле шли, ботинки стали несуразно большими и неуклюжими. На ровной дороге нас кидало так, словно мы отправились на бак ставить штормовые стакселя.

На Шпицбергене, где мы сели дозаправиться перед Москвой, в небольшом аэровокзале я увидел свое отражение в зеркале. Такую страшную рожу трудно было создать специально. Но меня испугало не это, а то, что за последние три часа, проведенные нами в цивилизации, я успел пообщаться по меньшей мере с тридцатью людьми, но ни один из них не задал мне самого естественного вопроса: «Что у тебя с лицом?». Мало того, Миша Малахов, с которым мы не виделись лет восемь, узнал меня, продравшись сквозь корки моего лица, и поздравил с победой. Удивительно, что нас поздравляли многие, но у Миши я спросил: «А как быть с оставшимися шестьюдесятью двумя километрами, с этим фактом?»

«Не волнуйся, вы зашли за восемьдесят девятый градус. А это уже Полюс!» — так ответил Михаил Малахов, получивший в 1995 году Героя России за свой, совместный с Вебером автономный переход к Полюсу и возвращение на остров Уордхад….

Здесь же уже две недели, изнывая в ожидании оказии до Москвы, томились корейцы. Они не отходили от нас со Славкой ни на шаг, все время пытливо заглядывая нам в глаза. «Восток дело тонкое» — эта истина подтверждалась.

Прошло еще несколько месяцев. Вопрос, дошли или нет, задается уже гораздо реже. Мы отвечаем: дошли.

Хотя вопрос, конечно, философский, поэтому предоставим его решать другим. Но название книги — «Полюс. Неутоленная жажда», — придуманное проницательной Светланой Олексенко, звучит приговором, жестко и вполне определенно.

И пусть так и будет с тем Полюсом две тысячи третьего года.