Реализуя эти замыслы, Мишле в 1824 г. почти одновременно познакомился с философией истории Кузена и с «Новой наукой» Вико. У родоначальника эклектизма Кузена он нашел то сочетание философии с историей, которое напряженно искал. Вскоре состоялось и личное знакомство Мишле с Кузеном, оказавшим на его историческую концепцию неотразимое влияние. Несомненно, под воздействием Кузена и с его одобрения Мишле решил перевести сочинение Вико. «Принимаюсь за Вико, – отмечает Мишле в своем „Дневнике», – и начинаю его переводить».[338]
Это решение было связано со стремлением претворить в жизнь синтез истории с философией. Ту же задачу Мишле ставил перед собой и в других своих трудах, относящихся к этому времени: в вышедшем в 1825 г. «Хронологическом очерке новой истории» («Tableau chronologique de l'histoire moderne. 1453–1789») и в изданном в следующем году продолжении его – «Синхронических очерках новой истории» («Tableaux synchroniques de l'histoire moderne»). На всех этих работах лежит глубокий отпечаток философско-исторических идей Кузена.
К этим же годам относится и необычайно важное для интеллектуального формирования Мишле знакомство с Гердером и его переводчиком, Эдгаром Кине. В мае 1825 г. Мишле познакомился у Кузена с Кине. Это знакомство перешло затем в долголетнюю, исключительно тесную дружбу, «единение душ». По переводу Эдгара Кине Мишле и ознакомился с «Идеями философии истории» Гердера, оказавшими на него такое же сильное влияние, как и на Кине.
В 1827 г. вышел в свет сделанный Жюлем Мишле перевод «Новой науки» под названием: «Основы философии истории, переведенные из «Новой науки» Дж. Б. Вико». Перевод, весьма вольный, представлявший собою скорее литературную переделку основных идей Вико, сопровождался статьей, излагавшей биографию и учение итальянского социолога («Discours sur le système et la vie de Vico»). Мишле нашел у него некоторые чрезвычайно дорогие ему идеи, уже выдвинутые французскими историками 20-х годов: история должна быть историей народных масс, а не отдельных личностей, которые являются лишь выразителями – масс; история каждого народа имеет свою национальную форму; все национальные истории проходят через один и тот же цикл развития и все народы составляют общечеловеческое единство.
Весь этот почерпнутый у Вико комплекс мыслей, увенчанный идеей исторической закономерности, был вставлен Жюлем Мишле в раму французской современности и получил совсем иное звучание. Приспособленная к политическим условиям Франции 20-х годов XIX в. система Вико стала для Мишле – материалом его собственной философии истории. Вот почему Мишле придавал идеям Вико такое огромное значение в своем формировании как историка. Он не уставал повторять, что Вико вместе с Вергилием «создал» его.
В том же 1827 г. Мишле официально поручено было преподавать историю и философию в Парижской Высшей Нормальной школе, являвшейся оплотом либерализма и антиклерикализма в сфере преподавания. Читая здесь лекции, Мишле мог оттачивать свои излюбленные мысли о философском истолковании истории, о том, что философия и история подкрепляют друг друга. Но уже в сентябре 1829 г. реакционное министерство Полиньяка запретило Мишле читать курс философии на том основании, что он был сторонником либерального Кузена, и Мишле стал читать курс по истории Рима.
С подлинным ликованием встретил Мишле Июльскую революцию 1830 г. Своему другу и единомышленнику, Эдгару Кине, сражавшемуся в июльские дни на баррикадах, Мишле позднее писал, что был уже в то время «всем сердцем с народом». Под впечатлением революционных событий Мишле написал «Введение во всеобщую историю» («L'Introduction à l'Histoire universelle»). В этой небольшой работе, вышедшей в апреле 1831 г., он попытался осмыслить происходящее и широкими мазками нарисовать путь развития человечества. «Это произведение, – пишет Мишле в предисловии, – с тем же правом могло бы называться «Введением во французскую историю». Конечной его целью является Франция… Логика и история приводят автора к одному и тому же заключению: его славная родина есть отныне кормчий корабля Человечества… Для того, чтобы постичь Францию, нужно постичь историю всего мира».[339]
Красной нитью через все «Введение» проходит мысль, что история есть непрерывное движение человека к свободе. Это подчеркивание принципа свободы вызвано было стремлением рассеять страх буржуазии перед революцией, перед хаосом, которым, как ей казалось, она неизбежно будет сопровождаться. Мишле писал свою книгу в конце 1830 г., когда еще можно было обольщаться насчет характера Июльской революции. Он преисполнен был розовых надежд и заканчивал книгу настоящим гимном революции 1830 г. Он видел в ней торжество идей свободы и равенства и утверждал, что революция осуществилась без героев, была совершена всем французским народом. Основная идея «Введения» состояла в том, что вся история есть борьба человека с природой, в этой борьбе отражается борьба духа с материей, свободы с необходимостью. «История есть не что иное, – писал Мишле, – как рассказ об этой нескончаемой борьбе».[340]
Мишле высказывает здесь безграничную веру в возможность прогресса человечества и убежден, что Франции предстоит играть в нем решающую роль. «Если это «Введение» достигнет своей цели, – заявляет Мишле, – история предстанет как вечный прогресс, как все возрастающая победа свободы».[341] Эта апелляция к идее прогресса была полемически обращена против историков Реставрации Минье и Тьера, для которых все, что произошло во Франции, было результатом игры страстей и обстоятельств; против Тьерри, трактовавшего Июльскую революцию как победу галлов и, наконец, против сен-симонистов, усматривавших единственное спасение в развитии индустрии. Однако философия истории, сформулированная Мишле во «Введении», имеет ярко выраженный телеологический характер: разрешение социальной проблемы связана для него с религиозной идеей, прогресс человечества мыслится им, как создание новой социальной религии.
Могучий демократический пафос Мишле выдвинул его в период Июльской революции в ряды передовых общественных деятелей. 21 октября 1830 г. он был назначен заведующим историческим отделом Национального архива и здесь, работая над документами, пощаженными временем и революциями, решил дать отечеству его историю. Уже в конце 1833 г. появились первые два тома его «Истории Франции» («L'Histoire de France»), произведения, проникнутого страстной любовью к родине, ставшего затем делом всей его жизни.[342]
Но, как ни был погружен Мишле в исторические исследования, его неотразимо влекло и к преподавательской деятельности. В ноябре 1833 г. он заменил Гизо в Сорбонне на кафедре новой истории. Лекции Мишле поражали оригинальностью формы, блеском воображения и новизной построения; они были вдохновенной проповедью демократизма и имели шумный успех. «Молодежь, симпатичная и доверчивая, – пишет Мишле, – верила в меня и примирила меня с человечеством».[343]
К этому времени во Франции началась полоса политической реакции, представители которой отрицательно относились к идеям Мишле. Тем не менее, в начале 1838 г. он получил кафедру истории и морали в Коллеж де Франс. В этом своеобразном научном учреждении, более похожем на лекторий, чем на высшее учебное заведение, где перед постоянно сменяющейся публикой читались лекции на всевозможные темы, Мишле имел даже больше простора для пропаганды своих воззрений. Его лекции все более и более принимали характер проповеди: формировать души (créer des âmes) все более становилось целью его преподавания.
Одновременно с Мишле в Коллеж де Франс преподавали его друг Кине и гениальный польский поэт Мицкевич, вынужденный обстоятельствами читать курс славянских литератур. Три профессора образовали своего рода блестящий триумвират, пропагандировавший в своих лекциях идею братства народов и классов. Триумвират этот пользовался огромным влиянием среди молодежи.
