Так пролетела осень.

В воздухе танцевали вальс огромные пушистые снежинки. И всё, от тёмных крыш и нахохлившихся прохожих до веток деревьев, покрываясь снегом, становилось похожим на декорации к сказке. Мороз давно разрисовал узором из искрящихся ломких линий окна домов. И фигуры людей, которые готовились к празднику, причудливо расплываясь за стёклами, а яркие огни с ёлок, казалось, могли заполнить цветным светом всю улицу. В комнате было тепло и уютно, тихо потрескивал совсем не дымящий камин, который я создал с приходом первых холодов. Я настолько привык к завораживающему танцу пламени, у которого мы с Ирэн коротали деревенские вечера, что только ждал повода изменить обстановку своего жилища. Леша был в восторге — говорил, что у камина ему проще готовиться к зачётам и экзаменам. Знания словно сами по себе отпечатывались в памяти. Родители же новой детали комнаты просто не видели.

По разлапистым обоям прыгали причудливые тени от языков пламени. Хотелось укутаться по самый нос в пуховое одеяло и всю ночь смотреть на причудливый танец пламени, так непохожий, и в тоже время чем — то напоминающий неспешную круговерть снежинок, в которой мне все слышались тихие слова:

Кто ты? Странная игрушка

У капризной госпожи.

Или дикая зверушка…

Кто ты? Кто ты же? Скажи?

За окном продолжался снегопад. В лучах фонарей вспыхивали яркими искрами пушистые комочки снега. Можно сравнить с людскими судьбами. Мы также торжественно спускаемся с небес только для того, чтобы растаять в грязи. Кто‑то — самый удачливый — падает не на землю, а на крыши домов и одежду прохожих, продлевая себе жизнь на несколько слепящих мгновений, а кто‑то тает ещё в полёте, не тронутый грязью или чьей‑то рукой. Миллиарды белоснежных душ. Где‑то в этой круговерти танцует и моя душа, верившая в добро, до последнего мгновения ждущая чуда, вырвавшаяся из плена Бездны, чтобы чистой искрой рвануть к стальному небу в дождь, который оплакивал мою жизнь. Помню, что некогда сам мечтал стать дождём, или ветром. Чтобы без магических импульсов посмотреть на эту землю с высоты птичьего полёта. Чтобы научиться прощать, стирая грязь и ненависть. Стать беззаботным. Красивая мечта, достойная романтика. Достойная стать песней, такой же грустной, как и падающий в грязь снег. С тихими гитарными переборами и напевной мелодией. И не простыми рифмами с четким ритмом, а смыслом, где слова льются сами, и также быстро забываются.

Кто ты? Сломанная кукла,

Без мечты и без души.

Мальчик мой, как это глупо

К смерти и к творцам в пажи.

Вдоволь насладившись дурманящей картиной ночи и плотнее закутавшись в одеяло, я снова погрузился в сон. Пустота молчала.

Где, ответь, твоя улыбка? —

Отгорела, как свеча.

И вокруг средь мари зыбкой

Нет родимого плеча.

Тихо и незаметно наступила весна, время мчалось на ветреных конях, обгоняя само себя. Я смог выдержать этот год. Просуществовать ровно столько, чтобы обрести хоть смысл существования — подобие жизни. Слово месть так пошло и некрасиво. На вкус просто отвратительно, и сразу представляется темный переулок и удар в спину дешевым перочинным ножиком. Нет. Это не для меня. Но вот слово отмщение куда приятнее.

Не находите?

Она, привстав на цыпочки, вгляделась в компанию странно одетых подростков. Они шумели, перекрикивая друг друга и, кажется, каждой клеточкой наслаждались изумительным летним днём. Если бы не серьёзность всего происходящего, девушка с удовольствием сама бы присоединилась к компании или устроилась в тени одного из этих странных деревьев. Нежный ветер перебросил выбившиеся из причёски пряди ей на лоб, и она, улыбнувшись, повернулась, подставив лицо его прикосновениям.

Изумительный мир. Такой живой, яркий, многогранный. Наверняка эта многогранность и необычность передалась их спасителю. В таком мире просто не мог появиться кто‑то другой. Но где же он? Как девушке не терпелось заглянуть в глаза их надежды. Какие они? Теплые — теплые и родные? Лукавые, словно он хранит очень важную тайну и вот — вот ею поделится? Или же её встретит проницательный взгляд, словно он знает Ларин целую вечность? Как выглядит их спаситель и… друг? Да! Она сделает всё возможное, чтобы стать ему самым верным другом, чтобы оказаться достойной его дружбы…

Ларин растерянно оглянулась, испугавшись своей мысли, что князь Шарисс мог ошибиться и сегодня спаситель не появиться в этом парке. Потом она посмотрела в сторону, где стояли Далик и Ирэн. Её возлюбленный прикусывал губу, лоб рассекла неприятная морщинка, ожидание угнетало и его. Вот он поднял глаза на девушку и вымученно улыбнулся. Ларин покачала головой. Они очень переживали. Именно им выпала эта честь, и они должны были любой ценой выполнить свой долг. Неудивительно, что Далик боялся оказаться хуже… недостойнее их надежды. А вот рыжая Ирэн светилась счастьем: на неё указала одна из жриц госпожи пряхи, а служительницы судьбы ещё никогда не ошибались. Девочка помахала рукой подруге и снова принялась вертеть головой по сторонам.

Ларин же снова вернулась к наблюдению и видимо именно из‑за своего волнения пропустила появление спасителя. Не нужно было думать или гадать — только он. Почему? Ларин не могла ответить на этот вопрос. Его нельзя было назвать красивым, даже наоборот: худой, низкий мальчик — ровесник Ирэн. Он был одет во все ослепительно — белое, словно небесный хранитель спустился в цветущий парк, медленно шагая по одной из аллей. Странные серо — седые волосы, пожалуй, слишком длинные, заплетены в тугую косу. Впечатление портило и то, что спаситель слегка хромал, опираясь на резную трость. А за спиной этого странного существа возвышался мрачный мужчина с отвратительно — скучающим выражением лица. Но на спутника спасителя Ларин потратила лишь один взгляд, снова вернувшись к созерцанию их надежды.

Он сразу же направился к ней, словно давно знал об их приходе и о своей миссии. Не мог не знать. А потом у девушки чуть не остановилось сердце — из серых глаз на Ларин взглянула сама Бездна: разум расчетливого и жестокого Зверя. Уж не ошиблись ли они? Но тут тонкие губы спасителя тронула легкая усмешка и, не встречая сопротивления, юноша взял посланницу за руку, коснувшись мимолётным поцелуем её запястья.

— Леди Ларин Лирье, извините, что заставил вас ждать. Можете позвать своих спутников. Не пристало наследнику высокого рода и его сестре томиться в ожидании.

И голос у него был глубоким и приятным, именно таким, какой и должен был быть у спасителя. Только вот странно… показалось или, правда, в парке похолодало, а ветер стал грубым и резким. Или же это просто ледяные ноты в голосе их надежды? Не задумываясь, Ларин выполнила просьбу странного мальчика.

— Что ж, все собрались, чему я рад. Вам представляться нет нужды, моё имя — Сергей. Этот господин за спиной Девеан, мой… друг, — тут сквозь мертвую усмешку, снова взглянула Бездна. Ларин почувствовала, как рядом вздрогнул Далик, отводя взгляд.

— Итак, я предлагаю нам прогуляться по одной из этих восхитительных аллей и поговорить о проблемах и путях их решения. Прошу, господа и дамы.

Когда‑то:

— Будет шторм…

Проигнорировав кровать, я сидел прямо на полу. С этого места лучше видно проглядывающее в крошечное окошко тёмно — синее небо с яркими крупными звёздами, сегодня казавшимися особенно близкими. Последняя ночь. Как же я был рад, что она выдалась мягкой, не по — осеннему теплой, с таким небом.

Сегодня сознание было слишком ясным. Туман безумия, который последние месяцы не отпускал меня ни на минуту, рассеялся, позволяя насладиться оставшимися на жизнь часами.

Вчера мне зачитали приговор. Как странно, ещё недавно казалось, что сердце выскочит, пробив грудную клетку, насколько быстрым стал его ритм. А теперь пришло спокойствие, и было изумительно хорошо. Даже слишком. Интересно, быть отданным Бездне — страшно? Наверное, да. Все боятся, но я больше не могу. Недолго мне пришлось жить вдовцом. А завтра снова увижусь с моими Ирэн и Эллин.