Тело Авелля оттащили в приготовленную загодя яму, наскоро закидали землей и гостям вывели главное блюдо сегодняшнего дня.
— Иномирец Сергей, также известный как светлый лорд Серег. Вы обвиняетесь в служении злу и безумной госпоже, пособничеству темному мастеру, убийстве Видящего князя Шарисса — повелителя старшего народа, короля людей Адриана Завоевателя, главы пятой гильдии Тины… — последовало долгое перечисление имён и титулов убитых мной людей.
— …В применении пыток и проведении запрещенных ритуалов, экспериментов над мертвой материей… — и снова ни о чем не говорящие мне слова — видимо, названия тех самых ритуалов, о которых я даже не слышал.
Человек продолжал читать, но я перестал слушать, опустив голову; исчезла надежда, что может хоть сейчас они не станут лгать. Какая польза от лжи, когда и так уже все решено и правда ничего не изменит? Такое наивное желание оставить этот мир не оболганным ушло. Хотя в чем‑то маленький человечек был прав: они все погибли из‑за меня.
Перечисление грехов растянулось на добрый час. Переборов себя, я с жадностью рассматривал сидящих в своеобразном открытом зале людей. Как много знакомых лиц… слишком много. Я ведь помню, как они улыбались мне, смеялись над моими шутками, как считали меня спасителем. А теперь я вижу лишь презрение и разочарование. Взгляд добрался до первого ряда, и скулы свело из‑за гримасы ненависти и отчаянья — не успею даже задеть… нет, не дотянуться.
Не отомстить… больно…
Словно откликаясь на мои мысли, человек закончил читать:
— Приговор подписан королем всех людей Даликом первым, — мой бывший друг встал и важно кивнул, разрешая начинать. Правильное лицо осталось каменно спокойным, Далик не позволил себе даже капли эмоций. Когда он успел так измениться? Добрая, заботливая Ларин, сидящая рядом со своим мужем, бросила на меня брезгливый, быстрый взгляд и отвернулась.
Нет.
Не дотянуться.
— Лорд Сергей, ваше последнее слово?
Я усмехнулся. Что можно им сказать? Что не виновен? — я сам в это не верю. Пожелать мучительной смерти? Глупо. Гордо промолчать? Что‑то сказать нужно. Возможно, эхо моего голоса предаст сил, чтобы также спокойно шагнуть навстречу Бездне.
— Небо меня оправдает… — я не узнал себя: каркающий еле слышный хрип — вот и все, что осталось от поставленного в музыкальной школе голоса.
Как бы я хотел, чтобы дождь прорвал барьер! Почувствовать, как холодные капли смывают боль и усталость, успокаивают. Ощутить соль слез на своих губах. Одиночество в тюрьме сделало меня пафосным, но это не меняет сути.
Только бы не заплакать.
Стража подвела меня к щели — дороге в Бездну. В ширину тонкий разлом можно было переступить одним шагом, и в длину всего метров пять. Но глубина… Говорят, эта трещина идет до самого центра мира, пробивает его и выходит в пустоту, где обитает Ничто. Может быть, это даже правда. Я давно понял — случается все. Здесь не мой родной мир, подчиняющийся законам природы.
Из трещины поднимался густой туман. Он извивался причудливыми спиралями, и казалось, надо только всмотреться — поймешь, что хочет тебе сказать Бездна. Легкое серебристое сиянье стелилось на несколько шагов от трещины по земле, окутывая босые ноги и согревая. Успокаивая. Бездна не любит сопротивления, ей нравится высасывать душу из приговоренного человека медленно, с наслаждением, чтобы жертва успела получить ни с чем несравнимое удовольствие от запредельной боли.
Последним рывком с меня сдернули цепь и толкнули прямо в объятья тумана. И всего на секунду захотелось струсить, закричать, что я невиновен, попытаться вырваться. Но слабость прошла. Я не стану их умолять, не стану… нет, пусть все случится…
Холод пронизывал тело до костей, обращая кровь в венах льдом, и в тоже время где‑то внутри зарождалось тепло. Туман осторожно поднял меня над трещиной, ласково укутывая и убаюкивая. Похоже, Бездне понравилась новая игрушка. Я ожидал чего‑то отвратительного, но сгустившийся воздух заключил в нежные крепкие объятья. Бездна поцеловала меня до боли знакомым вкусом губ. И вместо того, чтобы вытянуть душу, она проникла в меня, острыми когтями боли закрепившись у сердца.
Говорят, тихая госпожа приходит в обличье любимого человека. Я поверил в это, услышав похожий на перелив колокольчиков серебряный смех моей Ирэн сквозь пелену пустоты, которая заволакивала сознание. Словно она жива и где‑то рядом — только прикоснуться нельзя.
Я упал. Тонкие нити между душой и телом со звоном лопнули, и будто со стороны я увидел, как вырвавшись из плена взъярившейся Бездны, радостно она рванула ввысь.
Лети к солнцу! Лети домой, туда, где тебе будет лучше…
Внутри осталась пустота. Ни боли, ни страха, ни времени. Только где‑то в самой глубине, на самой грани сознания бился в клетке из костей и плоти бесполезный разум. Словно со стороны я смотрел, как два стража подняли мое тело на ноги и держали, пока маги проводили диагностику казненного человека — того, что осталось от лорда Серега. Потом осторожно приблизились гости: один представительный господин потыкал меня пальцем. Я видел это, но не почувствовал. Наконец, подошел Далик. Он приблизил лицо почти вплотную и тихо прошептал, глядя в выцветшие бессмысленные глаза.
— Видишь, Серег, как удобно быть другом героя? Ты уже не нужен, а меня помнят. Помнят, что я помог иномирцу уничтожить мастера, хоть сам спаситель оказался предателем. Весь фарс стоил того, чтобы получить корону и власть. Мой дорогой друг, позволь тебя поблагодарить. Посмотри, кем я стал с твоей помощью, и что получил ты. Жалкое зрелище.
Как же хотелось плюнуть ему в лицо. Но я не смог даже моргнуть.
Действительно… жалкое зрелище.
* * *
Меня отвели в камеру. Нет, не туда, где я коротал последние годы. В камеру смертника. В таких существовали те, кого слепая пряха давно вычеркнула из списка живых. Ни удобств, ни нормальных стен. Ничего. Каменный гроб на несколько метров с крошечным окошком под низким потолком, который покрывал темный мох.
Потянулась вечность.
Каждый день казался годом. Изредка приходил старый надсмотрщик и через силу вливал мне в рот пару глотков воды. Умения, чтобы покормить своего подопечного, у него не хватало. Впрочем, потребности в еде я не чувствовал. Тело медленно умирало. Раз в день тот же надсмотрщик убирал за мной. Это было невыносимо стыдно. Я кричал. Кричал как никогда раньше, как не кричал даже первые дни здесь. Ни звука не удавалось выдавить, но я продолжал кричать.
За что мне это? Создатель, прошу тебя, ответь. Неужели только за глупость? Я уничтожил все зло этого мира, кроме себя. Но кто мог знать, что, умирая, темный мастер сумеет перенести часть знаний и способностей в своего врага. Что это было? Месть? Или обычное желание оставить после себя хоть что‑то? И в тот миг, когда меч прервал существование Эрика, вся его сила, знания, память — все это стало моим.
Но потом стало хуже. Темный мастер умер. Угрозой стал я.
Кто сказал это? Кто решил, что я опасен? И сумасшедший не мог выдумать подобное! Думаю, им нужен был только повод. Меня заключили в самом страшном месте, какое только можно вообразить. Эта тюрьма — своеобразная застава на пути Бездны. Обитающее в ней Ничто — ненасытная тварь, которая любит чужие страдания и боль. В этой крепости, возносящейся на невообразимые высоты много тех, над кем Бездна может издеваться, контролируя их сознания и посылая заключенным свои видения — самые кошмарные воспоминания, — высасывая из людей чувства и эмоции. Сюда доставляют пленников и из соседних миров. Не просто преступников… нужно совершить нечто по — настоящему ужасное, чтобы попасть на остров в Ледяном океане. Даже убийство не повод обрекать провинившееся существо на такие муки. Но пока здесь есть чем поживиться — остальные могут спать спокойно. Бездна не вылезет из своего убежища. Лишь изредка нужно преподносить ему подарки — души заключенных.
Это всегда были души маньяков, насильников, темных магов, служителей безумной госпожи. Я стал исключением из правил. В прошлом герой, сегодня — сломанная кукла. Когда это произошло, все отвернулись от своего спасителя, даже друзья. Хотя нет, не даже. Друзья отвернулись от меня в первую очередь. Осталась только Ирэн. Семь лет, проведенные мной здесь она часто навещала меня, рассказывала новости. Пару раз получалось пронести книги и мой фотоальбом, который я захватил, когда только — только отправился спасать этот мир.
