К сожалению, здесь не сохранился ни дворец, построенный еще при Алексее Михайловиче, ни деревянная церковь Свв. Петра и Павла, построенная преобразователем России. Здесь-то Петр собирал вокруг себя сверстников — детей боярских и даже служительских сыновей и обучал их новому солдатскому строю. Первым солдатом Преображенской роты считался придворный конюх Сергей Бухвостов. Здесь Петр с помощью иностранных инструкторов из Немецкой слободы производил правильные ученья своим потешным ротам, и сам прилежно упражнялся с ними, строил земляные укрепления и брал их приступом. Как в Преображенском возникли преобразования нашего войска и самая русская гвардия, так здесь же зародился и наш флот. Найденный в селе Измайлове среди вещей боярина Никиты Романова английский ботик был спущен на Яузу вблизи Преображенского. Воспроизводим дальше этот начальный момент в истории нашего флота с рисунка художника М. В. Нестерова.

Для обучения своих потешных рот, Преображенской и семеновской, и спуска ботика на Яузу, пришлось Петру обращаться за инструкторами в Немецкую слободу, где царь Алексей Михайлович поселил всех иностранцев, находившихся на московской службе. При Петре она великолепно обстроилась, но при Алексее Михайловиче, как видно на рисунке барона Мейерберга, она была далеко не так внушительна. Тут жили офицеры, разные техники, врачи, ремесленники, купцы, и было несколько кирок и костелов, господствовали пестрые заграничные нравы, совсем не схожие с обычаями Москвы. Жившие здесь голландцы, немцы, англичане, швейцарцы и т. д. владели, конечно, не Бог знает каким образованием, но все же это был на Востоке кусочек культурного Запада Европы. В Немецкой слободе, в лице ее наиболее серьезного представителя, шотландца генерала Гордона, Петр нашел себе учителя военного искусства, в Тиммермане — математики и фортификации, в голландце Бранте — учителя морского дела, а во Франце Лефорте — того друга, который освоил его с обычаями Запада и зажег любовь к нему. Правда, все эти инструкторы едва ли годятся теперь для наших, средней руки, училищ, но гениальный ученик извлекал и из них много для себя пользы, обучившись у них военному делу во всех его отраслях, до артиллерии, осады крепостей, управления кораблями и постройке их включительно. Вместе с тем Петр, часто проводя время в беседах или пирушках с обитателями Немецкой слободы, сживался со всеми ее хорошими и плохими обычаями и переставал походить в своей жизни, наружности и одежде не только на тех русских, кои строго держались своих обычаев, но и на тех, кто усвоил себе немало иностранного. Одним словом, Немецкая слобода стала для Петра первою станцией на пути его на Запад… Воспроизводим со старинной гравюры вид этой слободы.

Софья Алексеевна думала, что маневры и ученье с потешными солдатами, потехи на воде и пирушки в Немецкой слободе только отвлекают Петра от правления государством. Но она ошиблась: Петр обратил свои потехи в серьезную науку и в настоящее дело, быстро зрел для того, чтобы взять в свои руки бразды правления.

Приезжая в Москву на разные торжества, в коих должны были участвовать оба царя, Петр I, видя властолюбивые стремления сестры своей, стал давать ей чувствовать гнев свой, например, не приняв ее любимца, князя В. В. Голицына, по его возвращении из Крымского похода. Через 7 лет после своего воцарения Петр вступил даже в открытое столкновение с сестрою. 8 июля, в день Казанской Богоматери, оба царя были на обедне в Успенском соборе и должны были идти в крестном ходу в Казанский собор. Петр сказал Софье, чтобы она не ходила в этот крестный ход, но она не послушалась и взяла икону «О Тебе радуется», и пошла за крестами и хоругвями. Царь, крайне разгневанный этим, ушел в Архангельский собор, а отсюда уехал в Преображенское; Софья поняла, что ей предстоит борьба, и решила не уступать. Накануне Смоленской Божией Матери она отправилась в Новодевичий монастырь ко всенощной. Ее сопровождали пятисотенники и пятидесятники всех стрелецких полков. По окончании службы она стала жаловаться им, что царица Наталья Кирилловна затевает на нее зло, и прибавила: «Годны ли вы нам? Буде годны, то вы за нас постойте, а буде не годны, мы оставим государство». Стрельцы отвечали, что готовы исполнить ее приказание. «Ждите повестки», — сказала Софья.

7 августа Шакловитый, начальник Стрелецкого приказа, собрал стрельцов в Кремль, чтобы отсюда вести их на Преображенское, поджечь его и убить Петра с его семейством. Но семеро стрельцов решились известить об этом Петра. Двое из них, Мельнов и Ладогин, около полуночи разбудили его страшною вестью. Петр вскочил с постели, неодетый сел на коня и ускакал в ближайший лес, куда принесли ему одежду. Отсюда со страшной быстротой уехал он в Троицкую лавру, куда прибыл в таком изнеможении, что его сняли с коня и положили в постель. Сюда прибыло царское семейство, стали собираться служилые люди и прибыл оставшийся верным Петру стрелецкий полк Лаврентия Сухарева. В честь этого полка царь построил Сухареву башню у Сретенских ворот Земляного города, где полк имел свое пребывание; его полковою церковью был храм Св. Троицы на Листах. Следующая летопись о построении сего памятника высечена на двух каменных досках, вставленных над воротами с южной стороны: «Повелением благочестивейших, тишайших, самодержавнейших великих государей, царей и великих князей Иоанна Алексеевича и Петра Алексеевича, всея Великия, и Малыя, и Белыя России самодержцев, по стрелецкому приказу, при сиденьи в том приказе Ивана Борисовича Троекурова, построены во втором стрелецком полку, по Земляному городу, Сретенския ворота, а над теми вороты палаты и шатер с часами, да каменный амбар, а позади ворот, к Новой Мещанской слободе часовня с кельями к Николаевскому монастырю, что на Перерве; а начато то строение строить в лето 7200 (1692), а совершено 7203 (1695), а в то время будущаго у того полка стольника полковника Лаврентья Панкратьева сына Сухарева». Таким образом, в 1895 году Сухаревой башне исполнилось ровно двести лет. Другим памятником в Москве этого доблестного полка являются хранящиеся в Оружейной палате два знамени его. На одном из них изображен Всемилостивый Спас с припавшими к Его стопам св. Николаем и преп. Сергием, и образ Знамения с четырьмя московскими святителями; на другой — Покров Богородицы. Вышина Сухаревой башни 30 саженей. С нею связано много любопытных преданий Петровского времени. Здесь часто бывал Петр для совещания со своими сотрудниками и поместил колыбель Русского флота — адмиралтейское управление и первую навигацкую (мореходную) школу, родоначальницу высшего морского училища в Петербурге. На Сухаревой башне находилась обсерватория, с коей по поручению Петра наблюдали солнечное затмение и делали с него рисунок. Сюда был перенесен с Ивановской колокольни громадный глобус, подаренный Голландскими штатами царю Алексею Михайловичу. Здесь жил знаменитый ученый и составитель прославленного календаря Яков Брюс, которого народ считал чернокнижником.

В рапирной (фехтовальной) зале Сухаревой башни, по преданию, происходили тайные заседания какого-то Нептунова общества, очевидно, имевшего мореходные цели; там председательствовал Лефорт, портрет коего воспроизводим со старинного оригинала. Сам царь был первым надзирателем, а архиепископ Феофан Прокопович оратором этого общества. Первый адмирал флота Апраксин, а также Брюс, Фергюсон (Фармазон), князь Черкасский, Голицын, Меншиков, Шереметев и другие близкие к государю люди были членами этого общества, похожего на масонское. История и предание скрыли от нас происхождение и цель этой тайной думы; но в народе долго ходила молва, будто на башне хранилась черная книга, которую сторожили 12 духов и которая была заложена в стену и заколочена алтынными гвоздями. По другому преданию в восточную стену рапирной залы была замурована чугунная доска с правилами и именами членов Нептунова общества. Одним из учителей мореходной школы на Сухаревой башне был Леонтий Магницкий, составивший арифметику, напечатанную изобретенным Петром новым гражданским шрифтом и арабскими цифрами. Русский математик придает особое значение своему труду и выражается о нем в стихах: