Работавший в начале войны трактористом Михаил Арсентьевич Узлов, из деревни Беляки Кировской области, вспоминает: «В деревне, конечно, только начали бы по подыматься колхозы — это 39-и, 40-й годы — жили более-менее. Сколько-то стали на трудодни получать, а как началась воина — «Все для фронта! Все для Победы!» Все отправляли: мясо сдавали, молоко, шерсть, яички, грибы, картошку..

Обязательные поставки, да. На трудодни уже ничего не давали, работали буквально за палочки. Трудодни начислялись — что столько-то трудодней он выработал, а под расчет осенью, собственно, ничего не получали. Все жили за счет своего огорода, подсобного хозяйства.

Когда я учился на тракториста, это в 41-году, у меня бабушка и младший братишка ходили сбирали — ходили по деревням и собирали милостыню, кусочки. Они насбирают этих кусочков, в котомку мне положат я иду на курсы трактористов учиться…

Что вот, картошки с огорода, кусочков насобирают — так я и учился эти 4 месяца. Когда уже стал работать на тракторе, распределили весной. В мае уже выехали на поля — тогда нас уже кормили в колхозах. Есть какие продукты? Есть там мясо — кого-то прирежут, где на ферме волки задерут — овец обычно.

Один раз на ферму забрались — 37 овец сразу повалили в пригороде, им выбежать некуда было Там перехватали всех, и нас этим мясом весь год кормили.

Его засолили. В колхозах были пасеки, мед. Был горох — варили из гороха, в общем, кормили неплохо. И оплачивали по 3 кг на трудодень платили зерном — рожью, овсом — что в колхозе оставалось от заготовок для фронта, А трактористам — по 3 кг на трудодень. Это хорош Осенью я по несколько центнеров зарабатывал по целой повозке привозил. И вот тогда уже наша семья встала на ноги. Очень трудные были годы военные…

Выпи уполномоченные с района по всем колхозам, где работали тракторные бригады. Они опять следили, чтобы не разворовали, не разделили. Где-то по ведру на сотню, когда на гумне молотят, воровски себе… Так вот они за этим следили!.. Если в колхозе у нас 50 с лишним дворов было, то где-то кто-то проговорится, донесется до них. Следили за тем, чтобы поставки собпюдались для фронта, для Победы, план выполнялся. Они с области приезжали, эти уполномоченные…

План выполняли, а себе уж, что там с одворицы собрали Как-нибудь протянем до весны, до подножного корма. Тогда щавель собирали на полях, кислинкой называли у нас, лук зеленый_. Ходили собирать на луга за 20–30 км в Медведок: Я же в 41 году до осени пока не ушел учиться, возил за 22 км от нас. Нагрузят мешками телегу, а что там было — пятнадцатый, шестнадцатый год? И с мешками на Медведок отправляли по реке; так идешь по сходням с мешком, сходня уда-сюда мотается, мешок мотается. Не знаешь, как туда доит и…

Ну, пацаны были, что?! Внизу из мешка высыпешь, к низу сыплется(а там уже нагружали на баржи и по реке отправляли. Этим и питались… с елок кашицу собирали, ели. С сосны тоже кашу собирали, это на шишках такая кашица была мелкая… Сильно голодали (имеется в виду зима 1941–1942 гг.). И подать-то некому было. Я говорю, ходили по деревням, так бабушка у меня замерзала — на поле ее нашли замерзающую. Зимой из деревни в деревню переходила, на поле упала, и случайно нашел ее тракторист тоже. Шеп из бригады к себе домой и увидел ее».[164]

Вообще, колхозы еше до воины, а во время войны и подавно, практически превратились в натуральные хозяйства, где о живых рублях люди почти забыли — им бы еды для детей найти… Да еще эти хозяйства и выгребались почти дочиста для нужд армии и государства.

То есть, в отличие от грузинских колхозников, у русских северян не то что о мясе, о лишнем куске хлеба мечты кажутся почти несбыточными. В общем, почувствуйте разницу

Попробуем посчитать, что же могли себе позволить фронтовики, попавшие в тыл и решившие с толком провести время. Варианты такого времяпровождения достаточно стандартны.

Дивизии бомбардировщиков, в которой служил Дмитрии Петрович Ваулин, 9 мая 1945 года было приказано после окончания наземного салюта производить салют с воздуха, с высот 1500–2500 метров над Садовым кольцом. По команде стреляли из ракетниц два стрелка, радист и штурман. А на следующий день можно было отпраздновать Победу в Москве: «В этот великий праздник, в этот День Победы единственная наша дивизия — летный состав, во всяком случае — был абсолютно трезвыми Мы ни грамма в эту Победу не выпили — ни грамма и никто. Зато на следующий день нас отпустили в Москву. посмотреть, погулять. Я как более просвещенный человек говорю:

— Ребята пойдем в Большой театр.

А чего нам? Пошли в Большой театр Мы представились — мол, так и так, салют давали. А нам ответили:

— У нас нет билетов. Но давайте, мы вас устроим в филиал Большого театра.

Я спрашиваю

— Как, ребята, пойдем?

— Пойдем, командир. И вот мы все шестеро пошли в филиал Большого театра. Там шла «Травиата». Мои ребята застонали:

— Чего мы мучаться будем?! Пойдем лучше в кабак.

Мы посмотрели еще немножко, и пошли в кабак — в ресторан «Москва», в гостиницу «Москва». Приходим. Представились, сказали, что мы давали салют. А кому ни скажешь об этом, все нас приветствовали, поздравляли с победой, с салютом.

А в «Москве» была коммерческая водка — 40 рублей за 100 грамм. У меня оклад был примерно 2500 рублей. Мы взяли 4 бутылки водки и 4 буханки хлеба (буханка стоила тоже 500 рублей)».

Можно представить себе более скромный вариант, без ресторана «Москва». Возьмем, скажем, расчет противотанкового ружья (ПТР), подбивший немецкий танк, получивший причитающиеся ему деньги и оказавшийся в тылу, допустим в Москве. Наводчику противотанкового ружья полагается 500 руб., а номеру (помощнику наводчика) противотанкового ружья — 250 руб.

На рынке за 500 рублей они приобретут бутылку водки (если повезет, то за 400 или даже за 300 рублей), за 200 или 150 рублей — буханку хлеба (цены на данные продукты чаще всего упоминаются в воспоминаниях современников, поскольку водка в России всегда была предметом первой необходимости, а о значении хлеба в годы войны говорить просто излишне).

Допустим, пэтээровцы передали причитающиеся им деньги своим семьям. Те могли бы, например, купить восемь килограммов картошки по девяносто рублей и оставшиеся тридцать рублей израсходовать на покупку бутылки водки по казенной цене. Это, конечно, немного, но по сравнению с мизерными ежемесячными пособиями (в размере от ста до трехсот рублей, причем в сельской местности выплачивалось лишь пятьдесят процентов от пособия) для семей рядовых и младших командиров (сержантов и старшин), в которых имелись нетрудоспособные члены, уже кое-что значило.

Летчик, штурман или бортмеханик, получивший свои две тысячи рублей за воздушный рейд на Берлин, мог бы позволить себе приобрести килограмм соленого сала за полторы тысячи рублей (чаще всего в воспоминаниях приводится именно такая рыночная цена этого продукта), и в его распоряжении еще оставалось пятьсот рублей. То есть, две-три рыночные буханки хлеба или пятьдесят стаканов самосада (стоившего в среднем по десять рублей за стакан).

Можно констатировать, что, несмотря на введенную с началом войны карточную систему распределения продуктов и товаров, несмотря на сильнейшую инфляцию, практически во всех тыловых регионах СССР рубль продолжал сохранять реальную покупательную способность, в первую очередь на рынках, ставших важнейшим фактором выживания населения (поскольку все, имевшие такую возможность, именно на рынках или добывали дополнительные средства к существованию, или, наоборот, могли докупать или обменивать необходимые продукты и вещи). В самом худшем материальном положении оказались колхозники — карточек им не полагалось, пособия семьям военнослужащих выплачивались только в половинном размере, а вместо зарплаты им начислялись зачастую чисто символические трудодни — «палочки».