Надо сказать, что за сто лет нравы практически не изменились. Разница между офицерами и бывшими феллахами-солдатами в египетской армии была такой же, как между «мерседесами» последних выпусков и ишаками на улицах Каира. Наших военных, воспитанных в советских демократических традициях, просто шокировало обращение с солдатами в египетской армии. Вот, например, как практически в любой части происходила выдача еды рядовым: «Рядом с моей позицией была ППР, ее охраняли два аскарика бессменно два года. Дважды в день машина привозила им еду, обычно рис и несколько лепешек, пару помидор. Они подавали свои миски, и на машине им накладывали еду. Приехала машина, а у солдатика нет посуды, раз нет, мы поехали, солдатик дунул на асфальт, а рис и лепешка полетели на землю»[26].

Или: «На ПН арабов было много, наверное, человек 100–150. Они охраняли и выполняли вспомогательные работы на РЛС. Жили в землянках, кормили их, видимо, плохо, и с водой у них было тяжело, а когда у нас выбрасывался хлеб, они приходили ночами собирать. Днем им, видимо, запрещали»[27].

А вот еще: «Пищу арабам привозил самосвал, до этого перевозящий песок или мебель. Без всякой подстилки в кузове валялись лепешки. Один солдат из кузова руками, а порой и ногами, сбрасывал эти лепешки солдатам, которые успевали их ловить на лету, а второй наливал бобовую похлебку в котелки. Это повторялось в завтрак, в обед и в ужин»[28].

Таким же было и обращение офицеров и сержантов с солдатами. Ракетчик В. С. Логачев вспоминает: «Быт и взаимоотношения офицеров и солдат египетской армии приходилось наблюдать не только на КП, но и в других местах. Их отличала кастовость. Каждый офицер имел денщика. Офицер идет в туалет, денщик за ним с мылом, полотенцем и ключом от туалета. Ждет, затем подает мыло, а сам закрывает на висячий замок туалет, который предназначен только для офицеров. Солдаты ходили отправлять свои надобности в пустыню. Поэтому ходить около мест дислокации войск было просто опасно. Более 70 % населения Египта в то время были хронически больны кишечными заболеваниями… Если сержанта… что-либо не удовлетворяло, то он приказывал солдату одеть шинель, а иногда поверх шинели набрасывали одеяло, и гусиным шагом заставлял ходить провинившегося на солнцепеке, в жару более 50 градусов. И эта экзекуция порой продолжалась длительное время. При появлении русского офицера издевательства прекращались»[29].

О том же упоминает и С. Г. Нечесов: «Бросалось в глаза классовое, вернее, экономическое разделение общества. А в армии еще и должностное разделение. Бедный человек никогда не мог стать офицером, вернее, не мог поступить в военное училище, обучение требовало солидных затрат, в лучшем случае стать сверхсрочником. Офицер мог сделать с солдатом все, что угодно. От обыкновенного мордобоя до изощренного наказания. Например, солдат с полной выкладкой – то есть шинель, каска, противогаз, подсумок с пятью магазинами, автомат, скатанное одеяло, – при 40–50-градусной жаре выставляется на солнце по стойке смирно и должен поворачиваться вслед за солнцем. И так до тех пор, пока не потеряет сознание или офицер не отменит наказание. Солдат не имел права зайти в туалет для офицеров, а для солдат туалет не предусмотрен. Да и какой туалет в окопе…

В гарнизонном кинотеатре были отдельные отгороженные места для офицеров и отдельные для садыков, то есть русских, разные двери и места для солдат и офицеров…»[30]

Переводчик В. П. Климентов пишет: «…Я был назначен переводчиком в центр подготовки танковых войск в лагере Хайкстэп, примерно в 20 км от Каира, по дороге Каир-Исмаилия… Лагерь находился в довольно запущенном состоянии, но продолжал готовить пополнение для частей египетской армии, оборонявшейся на западном берегу Суэцкого канала. Вся методика боевой подготовки новобранцев сводилась к показу (делай, как я) тех или иных действий экипажа без объяснения принципов и положений боевого устава. Отцы-командиры отдавали предпочтение в процессе воспитания молодого бойца физическим методам воздействия, а попросту говоря, давали волю рукам, если обучаемые не проявляли должного рвения в освоении военной науки. Затрещины безропотно воспринимались вчерашними феллахами-крестьянами, боявшимися всего – командира, советника-иноземца, танка (“шайтан-арба”), будущего противника (“Гог и Магог”), водных преград и других “прелестей” службы. Обращали на себя внимание случаи почти повсеместного пренебрежения со стороны офицеров своими прямыми служебными обязанностями. Например, каждое утро легковой “уазик” привозил двух наших советников и меня в лагерь, затем мы обедали в Каире и снова возвращались в часть. Найти же египетского офицера, кроме дежурного, в расположении своей части после обеда было просто невозможно, все оставались дома, в Каире»[31].

Так что неудивительно, что в те времена боеспособность египетской армии оставалась ниже низшего предела. Солдаты просто не понимали, зачем им нужно воевать и защищать ненавистных командиров – ведь могут убить, а кто тогда будет заботиться о семье. Выиграют войну или нет – для них ничего не менялось, феллахи как пахали землю, так и будут пахать, бедный все равно не разбогатеет. Ну а сами командиры войну считали «не барским делом», да и опять же – убить могут, а себя, любимого, жалко. Особенно когда в наличии имелись советские военные – всегда есть кому защитить объект. Да и секретность новой военной техники заботила в первую очередь Советский Союз – техника-то была его.

Нечесов дает такую характеристику египетским офицерам: «Большинство офицеров-специалистов (связисты, энергетики) обучались в Европе: в Германии, Франции, Англии. Практически все хорошо владели английским языком. Курьезный случай – начальник военной полиции гарнизона Бени-Суэйф был гинекологом по образованию. Война войной, но после 17 /часов/ в гарнизоне кроме дежурных – ни одного офицера. Обратил внимание, что ни один офицер не носит оружия (это во время войны). Спрашивал у нескольких – почему. “А для этого есть солдаты”, – получил ответ. Если придут евреи, то они будут стрелять в того, у кого оружие»[32]. Очень нестандартное отношение к обязанности офицера воспитывать подчиненных личным примером.

Только летчики всерьез относились к своему делу – тем более что от выучки и навыков зависела их собственная жизнь во время боевых вылетов. Впрочем, и у египетских «королей воздуха» тоже могли быть конфузы. «В пять заходов “Миражи” и “Скайхоки” обрушились на египетские войска, имевшие устаревшую систему ПВО. Во время этих налетов в Телль эль-Кебире погиб полковник Кольченко из Казахстана, а несколько советников и переводчиков были ранены. Было много убитых и раненых в зенитных дивизионах, и только тогда в воздух поднялась египетская авиация. Находясь в то время на двусторонних учениях с 3-й полевой армией в пустыне и наблюдая эту схватку в голубом африканском небе, мы настроили приемники на волну летчиков. К нашему удивлению, был слышен только русский мат и англоязычный сленг с другой стороны. Стало понятно, что к чему. Ведь зачастую сами египетские асы, столь щеголеватые на земле, в подобных обстоятельствах предпочитали сразу включать форсаж двигателя и потом катапультироваться в связи с полным израсходованием топлива»[33].

То же самое творилось и на флоте. Вспоминает советник бригады эсминцев Египта В. И. Зуб: «Моральное состояние экипажей кораблей, штабов, офицеров, личного состава находилось на низком уровне. Боевая готовность, техническое состояние оружия, технических средств и кораблей в целом оставляли желать лучшего, хотя корабли всех типов и катера, купленные в СССР, были современных проектов и новые. Общая организация повседневной жизни, боевой и тактической подготовки офицерского состава находились на низком уровне.