Наконец друзья подошли к лавке Постремы. На деревянной вывеске ярко горело изображение ковра.

Ткань переливалась яркими цветами — зеленым, красным, коричневым, — и орнамент на ней, казалось, постоянно менялся: «елочка», рисунок пейсли, геральдические лилии.

Лавка располагалась на первом этаже небольшого четырехэтажного дома светло-коричневого цвета. Дверь и рамы были свежевыкрашены. Во всем чувствовался хороший вкус и ухоженность. Юми распахнул дверь, и мужчины вошли в мир ткацкого искусства. На стенах висели ковры невообразимых расцветок. В стеклянных рамках были представлены образцы искусно сотканных тканей. В воздухе разливалось ненавязчивое благоухание, а где-то над головой раздавались звуки урдхских волынок.

Клиентов встретили два странных человека — а может быть, и не совсем человека, — приземистых, с толстыми губами и нависшими бровями. Эвандер предположил было, что это монстры, разновидность многочисленных жутких тварей, созданных Повелителями из Падмасы, но передумал: слуги все же больше были похожи на людей.

Пострема появилась внезапно, словно выпорхнула из ниоткуда. Ведьма выглядела утомленной, словно уже потеряла счет неделям, проведенным за ткацким станком.

— О, друг уголи, ты вернулся! — Пострема бросила оценивающий взгляд на Эвандера и одарила его улыбкой. — И привел с собой увечного юношу.

Юми едва заметно кивнул, развернул и расстелил древний ковер.

— Сначала мы разберемся с моим ковром.

— Ну конечно, само собой разумеется. — Пострема с трудом отвела взгляд от юноши. «Какой красавец!» — подумалось ведьме. Мысль ее лихорадочно заработала. Затем она сосредоточилась на ковре и сразу поняла, что он подлинный — тканная работа школы Хиш Вэн, и в саму ее основу вплетено сильное волшебство. Украсть ковер будет непросто, а перепродать без ведома ассоциаций уголи, имеющих большое влияние на Баканском побережье, и того труднее. С другой стороны, ведьму весьма заинтересовал юноша.

Юми показал мастерице, в каких местах ковер нуждается в починке. Пострема отметила поблекшие цвета и почти вытертые участки ткани. Ковер многие годы принадлежал женщине из народа уголи. Она не представляла себе, какой силой обладает ковер, и даже ходила по нему ногами! Отец Юми спас ковер от печальной участи половика, но материал ослабел и нуждался в энергетической подпитке.

Пострема долго изучала ковер с помощью большого увеличительного стекла и прощупывала ткань. Она даже что-то шептала с закрытыми глазами, положив ладони на ковер и делая вид, что входит с ним в контакт. Конечно, это в основном была работа на публику, так как сама ведьма уже прекрасно знала, как она поступит с ковром и даже сколько возьмет за работу.

— Это стоит много-много крон, мой друг уголи.

— Знаю. Мы готовы хорошо заплатить за починку нашего верного, старенького ковра. Пострема улыбнулась и назвала свою цену:

— Шестнадцать крон, и работа будет сделана за три дня, может быть, быстрее.

Юми предложил десять крон. Ведьма настаивала на шестнадцати. Юми пригрозил, что отнесет ковер другому мастеру, ковроделу Эйскюлю или Оккантер Маппам.

— Оба возьмут дороже и потребуют больше времени. Эйскюль вообще не имеет опыта работы с такими древними экземплярами. Он вряд ли знает хоть что-нибудь о Хиш Вэн.

Конечно, Юми знал все это сам. В их споре у Постремы было неоспоримое преимущество — она одна во всем Монжоне по-настоящему умела работать с древними волшебными коврами утоли.

Юми неохотно повысил цену. В конце концов сошлись на четырнадцати кронах. Эвандер закусил губу. Волшебство стоит дорого, если приходится за него платить.

— А теперь другое дело, о котором ты упоминал. — Пострема кивнула на Эвандера.

Юми предложил юноше показать изуродованную кожу ведьме — возможно, она порекомендует какое-нибудь средство.

Было что-то неуловимо зловещее в костлявой фигуре старой ведьмы. Ее глаза так странно поблескивали, что Эвандеру стало не по себе, но, замявшись на мгновение, он все же послушался Юми. Юноша сказал себе, что терять ему в любом случае нечего, и понадеялся, что за эту работу Пострема возьмет меньше.

Глаза ведьмы-Ткачихи загорелись, когда она увидела бугристую жесткую жабью кожу на груди и на спине красивого парня. Старуха была себе на уме и собиралась в ближайшее время уйти на покой. Она мечтала о вилле на зеуксадском побережье, чтобы проводить все время в собственном саду и, может быть, варить домашнее вино.

За паренька, похоже, можно было выручить достаточно денег, чтобы приобрести виллу. На урдхском рынке необычных невольников для чувственных наслаждений парень пошел бы на ура. Кожный покров и вправду впечатлял, будучи чем-то средним между крокодильей, змеиной и жабьей кожей. На ощупь он был твердым и блестел, как кожа самого лучшего качества.

За тысячи лет управления землей вкусы аристократии древнего Урдха стали весьма причудливыми. В Порт-Тарквиле живет купец по имени Негус; можно скооперироваться с ним при условии равного раздела барышей и даже получить свои пятьдесят процентов вперед — до того как юношу увезут в Урдх.

Пострема уже почти чувствовала под ногами мрамор собственной зеуксадской виллы. Свежий морской воздух, солнечная погода, легкое, созерцательное существование — именно это ей и нужно на старости лет.

Осматривая юношу, ведьма незаметно выдернула у него волос, потом пообещала миниатюрному утоли, что постарается выяснить причину феномена жабьей кожи и других волшебных изменений и на следующее утро известит, что у нее получилось. Затем она распрощалась с клиентами, и Юми с Эвандером вышли из лавки просветленными и обнадеженными.

По разоренным землям Ортонда — мира, обреченного на гибель, — эхом прокатился зов. Старейший Магистр сзывал Орден Искателей к себе, в невидимую крепость над Канаксом. Искатели покинули тайные пещеры, одинокие вершины, заброшенные хижины и разрушенные дворцы и обратили свои взоры к Канаксу. Никто другой, кроме Верховного Магистра, не обладал правом так созывать искателей, этих заносчивых гордецов с лошадиными лицами. Разобщенность всегда была слабым местом элимов, чем и воспользовался Великий Враг, дабы уничтожить их.

Перспакс, наследник Санока, спустился с холодных северных холмов. Путешествие было напряженным и тяжелым, за исключением нескольких отрезков пути, где цивилизация — уединенная страна или горсточка высокогорных деревушек все еще держалась на плаву. Только там огонь noстоялых дворов по-прежнему гостеприимно поджидал утомленных путешественников, а кружка эля и горячий ужин облегчали путь. Но подобных мест становилось все меньше и меньше. Чаще всего приходилось ночевать под открытым небом, не разводя костра, и питаться собственными скудными запасами. По зловещему сумеречному миру, за мертвыми просторами которого пристально следили сотни глаз, пришлый путник пробирался украдкой. Здесь правили слуги темного духом Сауронлорда. Великого Обманщика, Ваакзаама, врага мира Ортонд.

Искатели собрались в зале бывшей общественной купальни, скрытой в подземелье, под развалинами разрушенного города. С грустью в сердце Перспакс отметил, что на скамьях собрания Ордена опустело еще несколько мест. Риок Мамсэттэр погиб где-то на севере, в когтях гросс-медведя. Умер от чумы Спулвин. Рабранка принял смерть в бою от вражеского топора.

Перед Перспаксом траурной вереницей пронеслись лица тех, кто пал за горькие, долгие годы борьбы против Сауронлорда. Никогда уже не возродиться славе лордов Элима. Она превратилась в пыль, и кости погибших лордов покоились под обломками разрушенного Ортонда, на полях кровопролитных битв. Временами Перспакс удивлялся, почему он, обломок тех давних дней, все еще жив? Почему именно ему было суждено выжить? Почему именно ему выпало помнить всех павших?

В назначенное время появился Верховный Магистр и произнес пророчество, слова которого исходили от богов. Во сне боги явились ему и велели ждать знака — известия об избавлении.