– Это будет скоро?
– Это зависит от того, какую трепку смогут вынести англичане, – неловко пошутила она и протянула дочери кружевной носовой платок: – А теперь будь хорошей девочкой, ma cherie, и вытри слезы.
Мария де Гиз заглянула дочери в глаза, пытаясь запомнить их, удержать этот взгляд в каком-нибудь тайнике своего разума, где она сможет вечно возвращаться к нему.
– Ты отправляешься к тем, кто любит тебя, – сказала она. – Маленький дофин… он моложе тебя и не такой сильный. Ему нужна подруга для игр. Ты станешь ответом на его молитвы. А потом, мой ангел, ты узнаешь, что отвечать на чьи-то молитвы – все равно что исполнять свои заветные желания, – она обняла дочь. – Бог будет хранить тебя, а Святая Дева защитит тебя.
Мария ответила на объятие матери, прижавшись к ней и закрыв глаза. Зрители умилились, а дети стали поддразнивать ее.
– La Reinette[10] должна взойти на борт этой скромной галеры, – сказал вельможа, представлявший Генриха II. – Франция раскрывает вам свои объятия.
Нокс, подглядывавший из бойницы, едва мог различить маленькую фигурку Марии в синем бархатном платье и такой же шляпе с изогнутым пером. «Эта жирная корова, королева-мать, тоже находится там, – подумал он. – И ухмыляющиеся французы, словно обезьяны в шелках. И выводок рыжих детей, половина из которых бастарды Стюартов. Тьфу! Надеюсь, их всех будет тошнить от морской болезни и они заблюют свои красивые платьица по пути во Францию».
Но тут надсмотрщик прошелся кнутом по его плечам, чтобы он занял свое место.
* * *
Желание Джона Нокса исполнилось. Все члены маленькой свиты королевы сильно страдали от морской болезни; ветер налетал сильными порывами, и море штормило почти всю дорогу до Франции. Леди Флеминг так нездоровилось, что она умоляла капитана причалить в Корнуолле и высадить ее на берег, на что месье Вийеганьон бестактно ответил, что она должна отправиться морем во Францию или утонуть по пути.
Только саму Марию морская болезнь не брала. Она как будто радовалась качке и крепкому ветру и не испугалась поломки руля у побережья Корнуолла. Она даже наклонилась над поручнем и в отсутствие леди Флеминг, которая могла бы присмотреть за ней, наблюдала, как матросы прилаживают запасной руль. Ее брат Джеймс Стюарт, как обычно желавший знать все, что происходит вокруг, на несколько минут выбрался на палубу, но от качки его снова замутило, и он на нетвердых ногах побрел в свою каюту.
В течение нескольких дней капитану пришлось курсировать вдоль западного побережья Французской Бретани. Когда он наконец смог причалить, это произошло у городка Роскоф, в скалистой бухте и в центре территории, где хозяйничали пираты и контрабандисты.
Мария рвалась на берег, пока готовили гребные лодки; она находилась в первой группе высадки. Рыбаки и горожане, привлеченные видом огромных галер, побитых непогодой, собрались на берегу и приветствовали их. Марии помог выбраться из лодки и сделать первый шаг на французской земле мускулистый бретонец, чьи руки пахли рыбой. Это было 13 апреля 1548 года.
Сначала ей показалось, что местность не отличается от Дамбартона: такое же темно-синее неспокойное море и голые скалы вдоль побережья. Но по мере того как королевский отряд продвигался в глубь суши в церемониальном сопровождении лорда Роэна и местных дворян, спешивших на встречу с ними, земля внезапно приобрела чужеземный вид, и Мария поняла, что попала в новое и незнакомое место.
Когда они проезжали через Нормандию, местность стала ровной, зеленой и плодородной, со множеством фермерских домов с глинобитными крышами. Вскоре появились яблоневые сады и стада коров, а когда местные лорды принимали гостей в пути, им с гордостью подносили сытные и вкусные блюда из яблок, сливок и сливочного масла: пироги с кальвадосом, яблочный флан и карамель. Даже омлеты казались волшебными, как будто из простых яиц можно было приготовить нечто столь легкое и воздушное.
Спустя некоторое время они достигли Сены, где их ожидала богато изукрашенная церемониальная баржа, отправленная королем. Им предстояло пройти вверх по реке до замка Сен-Жермен-ан-Лэ, где их ожидали дети французского короля и королевы – les enfants de France.
Баржа оказалась широкой и начиненной всевозможными удобствами: кухня с поварами, столовая с золотыми бокалами и тарелками, кровати с узорами из золоченых листьев в изголовьях, отдельные клозеты, завешенные алым бархатом и ароматизированные свежими ирисами в серебряных вазах, прикрепленных к стене.
На этом этапе шотландские дети стали чувствовать себя скованно в окружении серебристых переливов языка, которого они не понимали, и сознавая, что всего лишь через несколько дней им придется встретиться с детьми французского короля. Что, если те окажутся маленькими бестиями, крикливым отродьем, которое жульничает в играх, дразнится и сплетничает? До этого момента слова «французские дети», «дофин» и «принцесса» не имели для них подлинного значения.
А что, если дофин и Мария не понравятся друг другу? Придется ли отказаться от брачного союза, или их заставят пожениться, несмотря ни на что?
Мало-помалу королевская баржа поднималась вверх по широкой зеленой долине Сены мимо Руана, Лез-Андели, Вернона, Мёлана и наконец прибыла к пристани Сен-Жермен-ан-Лэ. Над большим причалом со столбами, выкрашенными в золотой, красный и синий цвета, реял королевский штандарт династии Валуа.
Начальник пристани спешно отослал своего помощника в замок и распорядился подготовить лошадей для перевозки гостей: несмотря на небольшое расстояние, замок располагался на верхней речной террасе. Конюхи привели больших ухоженных лошадей с тяжелыми кожаными седлами; шотландцы во все глаза уставились на них. Эти величественные животные ничем не напоминали тех, которых называли «лошадями» в Шотландии.
Гравийная дорожка, ведущая к замку, с обеих сторон была обсажена высокими стройными деревьями и напоминала священную рощу в Древней Греции. Потом перед ними выросла серая громада замка, построенного на возвышенности над рекой.
Появились слуги и камердинеры, проводившие их вверх по тропинке во внутренний двор. Лошадей забрали, а детей отвели в Salle des Fкtes[11], роскошно украшенное помещение в западном крыле дворца.
Мария смотрела на высокий потолок и светлые тона стенной обшивки: розовый, бледно-голубой и желтый оттенки луговых цветов. Мужчины и женщины, изображенные на картинах, носили тонкие полупрозрачные одежды, и создавалось впечатление, что их тела почти обнаженные. Она изучала их, когда громкий голос внезапно что-то объявил по-французски, и все стихло.
Дальняя дверь зала открылась, и вошли трое детей: две девочки и мальчик. Лишь двое могли нормально ходить; третий покачивался взад-вперед на нетвердых ножках, и другим приходилось помогать ему. Они направились к шотландцам, и Мария инстинктивно пошла им навстречу.
Дети двигались навстречу друг к другу по широком полу Праздничного зала, а все остальные смотрели на них. «Должно быть, этот мальчик – дофин Франциск», – подумала Мария. У него было маленькое пухлое личико со слегка раскосыми глазами и узкими, плотно сжатыми губами. Его светлые глаза смотрели настороженно. Мальчик был очень низкого роста, но довольно полный. Мария сразу же пожалела его, как жалела маленьких раненых животных, на лечении которых она настаивала в Стирлинге каждый раз, когда находила их лежавшими в кустарнике или хромающими по двору замка.
– Bonjour. Bienvenue d’St-Germain-en-Lais. Je suis Prince Franзois, et ces sont mes soeurs, les Princesses Elisabeth et Claude[12], – сказал мальчик и скованно поклонился.
– Je suis Marie, votre amie et cousine et… fiancйe[13], – ответила Мария, использовав почти все французские слова, которые знала.
