Чудодейственное средство, поэтому и дорогое.

Но десять серебряных монет были непомерно огромной суммой.

Релкин отправился назад, к Драконьему дому, в задумчивости почесывая подбородок.

В турнирной таблице он обнаружил приписку. В знак протеста против ничьи в поединке с Базилом из Куоша Смилгакс добился проведения повторного матча в первом сражении.

Повторный матч разрешили. Базилу придется вновь сразиться со Смилгаксом утром в день финальных соревнований.

Это сводило на нет благородную попытку Вастрокса предоставить дракону из Куоша мгновение славы, выставив его на ринг перед огромной аудиторией в последний день, даже с бездействующим хвостом.

Но этой возможностью воспользуется Смилгакс. Поведение Смилгакса было оскорбительным, но очевидно, темно-зеленого не волновало общее мнение.

Единственное, что имело значение, — вступление в легион, даже если при этом он переступит через свою честь и куошитского кожистоспинника.

Релкин побрел по коридору в лазарет и взял свежие мази для растирания, дезинфицирующие средства и лекарства для отращивания когтей. Затем он прошел к конюшням и их временному пристанищу — стойлу со стертым каменным полом, оштукатуренным потолком и плотным занавесом вместо двери на входе. Там были маленькая пузатая печурка, койка для драконопаса и для дракона — большие дубовые нары из бруса, установленные в глубине стойла.

Базил сидел на нарах, пытаясь маленьким ножичком подпилить поврежденный коготь. Релкин содрогнулся при виде повязок и ссадин на голове и плечах дракона. Смилгакс своей булавой учинил что-то страшное в попытке извлечь выгоду из подлого удара мечом.

— Дай мне. — сказал Релкин, забирая маникюрный нож из огромной драконьей лапы. Казалось, Баз этого даже и не заметил. Релкин чувствовал глубокую драконью печаль, охватившую его гигантского подопечного. Глаза База, большие желто-черные блюдца, казались мутными и темными и были устремлены в пустоту.

— Ты здорово дрался. Баз, и еще будешь драться. Мы не позволим этой твари победить нас. Глаза дракона мигнули и прояснились.

— Чушь! Ну о чем ты говоришь? У меня нет хвоста, как же я буду драться?

Теперь меня не возьмут в легион. Напрасный труд.

— У меня есть план.

— Да неужели? Что ж, придержи свои планы, глупый мальчишка! К середине зимы мы будем в Куоше. Боронить, таскать тяжести, сбивать лед со склонов! Вот это жизнь!

Релкин заметил все пять классических признаков «сумрачного» дракона.

— Ну-ка повернись. Я должен подобраться к порезам у тебя на спине.

— Ой-ей, опять иголки и колючки. Вот это настоящая жизнь, разве нет?

Превратиться в крошево на арене, а ночью натереться твоей мастикой!

Но несмотря на жалобы, Базил все-таки развернулся и подставил Релкину свою широченную пятифутовую спину с огромными лопатками и толстыми дугами мышц, сходящимися к позвоночнику.

Релкин обмакнул в мазь швабру и начал дезинфицировать раны.

Пока впитывалась мазь, Базил дрожал и ругался на свистящем драконьем наречии, рассыпая древние выражения, к счастью, непереводимые на язык людей.

Релкин решил, что настало время рассказать про план, состряпанный по дороге от лавки старого Ротеркари.

— Днем я был на улице Старой Карги в лавке у Ротеркари.

— Что тебе надо от этого брухо? Ты прекрасно знаешь, такие вещи не поощряются.

— Он предложил мне немного крови кунфшонского нетопыря. За десять серебреников.

— Что? У нас на двоих и пары не наберется.

— Знаю, знаю, но, я думаю, есть другие способы их раздобыть.

— Ты предлагаешь пойти на какое-нибудь преступление? Подумай-ка, парень.

Это ведь Марнери, ведьмы раскроют дело в два счета. И тебе несдобровать.

Баз съежился, когда швабра подобралась к зараженной ране. Пока Релкин ее промакивал, дракон несколько секунд громко шипел, потом перешел на человеческую речь:

— И потом, что это еще за капля крови кунфшонского нетопыря и, вообще, черт возьми, что такое этот кунфшонский нетопырь? Я даже слова такого выговорить не могу, настолько гнусно звучит.

— Не знаю, я тоже никогда о нем не слыхал, но Ротеркари клянется, что с ее помощью отращиваются недостающие конечности, даже хвосты.

— Да что этот Ротеркари знает о драконах?! Он что, работал когда-нибудь в драконьих больницах? Его дозы рассчитаны на человека, не на драконье племя.

— Да нет же, послушай, я ему верю. Мы достанем десять серебреников и купим крови кунфшонского бычьего нетопыря. А потом отрастим тебе хвост.

— Ослиный, что ли? Никакой кровью с ведьмачьего острова я натираться не собираюсь!

— Попытка не повредит. Ты должен получить свой хвост обратно. Ты должен суметь защищаться. Смилгакс потребовал повторного матча.

— Что?

— Да, он потребовал повторения поединка в знак протеста против ничьи. Он будет драться с тобой за право сразиться с Вастроксом.

Базил застонал уныло и протяжно.

— Нам крышка! Темно-зеленый забьет меня до смерти и проложит себе путь к славе в легионах. Ты похоронишь мой прах на кладбище и получишь нового дракона.

Считай, что я мертвый. Ты избавился от меня, Релкин.

— Чушь, Баз. Я куплю крови этого нетопыря и мы отрастим новый хвост как раз к состязаниям.

Базил зевнул. Затея провалится из-за совершенно очевидного факта.

— Как ты раздобудешь десять серебряных монет? У тебя нет ничего, кроме одежды, которая на тебе. Ты же драконопас, ты ж сирота бездомная. Закон деревни говорит что: нечистокровному дракону нельзя владеть собственностью, а драконопасу не позволено иметь ни единой вещи.

Релкин решительно сжал кулаки.

— Я достану денег! Помнишь, я взобрался на вершину Дворцовой башни и увидел там сад орхидей? Я сорву несколько орхидей и продам их у оперного театра. Сегодня вечером дают «Орхидею», я вмиг распродам все цветы.

— Это будет кража, приятель. Тебя поймают и изобьют.

Драконопас покачал головой:

— Пусть попробуют поймать Релкина. И окно не охраняется, орхидеи легко унести, я просто спущу их в своей сумке.

Базил скосил на него мрачный огромный глаз.

— Прощай, Сирота-Релкин. Я прошу тебя только Об одном: помести мой прах в урну из куошитского кирпича.

— Меня не поймают. Баз. Вот увидишь, поверь Релкину.

Но дракон был сама печаль.

— Экзекуцией занимаются женщины, и команда у них крепкая, плечи будь здоров. Тебе не пережить порки, Релкин. Я тебя потеряю.

На белые стены Марнери опускалась ночь, с севера прилетел холодный ветер.

Прозвучал набат, звезды высыпали на небо, но луны еще не было.

Внезапное беспокойство эхом отразилось на лестницах Сторожевой башни.

Раздались крики, забегали секретари. Охранник перекрыл дверь, ведущую в особые комнаты. Две женщины в серых плащах храмовых жриц торопливо прошли через лестничную площадку к двойным дверям королевской опочивальни.

— Разбудите короля, — сказала та, что пониже, круглолицая женщина, одетая в красный стихарь аббатисы. — Мы должны с ним поговорить.

Стражники послали за лордом-камергером, старым Берли из Сидинта.

Берли с Плезентой были давними неприятелями. При виде пухлой аббатисы дряхлое, морщинистое лицо камергера стало мрачным. Он помрачнел еще больше, когда обратил внимание на ее спутницу — высокую седовласую жрицу без каких-либо признаков ранга, Виурис из Службы Провидения.

— Что теперь? — спросил он раздраженно. — Знаете, сейчас дьявольски поздно.

— Неотложное дело к королю. Мне требуется его разрешение использовать Черное Зеркало.

Камергер выглядел так, будто его змея укусила; судорожно кивнув, он провел Виурис в королевскую опочивальню.

Король Санкер из Марнери был не слишком доволен тем, что его разбудили так скоро. Он только-только заснул.

Но король сделался еще больше несчастен, когда узнал, что поступил запрос на переход через Черное Зеркало.