– Прости, что подгонял тебя, – ответил Бинг.

– Куда мы теперь?

– Искать ребенка, – сообщил он, и по его тону Мелина поняла, что ни о чем другом Бинг сейчас и не думает.

– Откуда ты знаешь, куда его увезли?

– Кто-то наверняка это разузнает и сообщит нам, – пояснил Бинг. – Тебе лучше? Нам не следует околачиваться здесь слишком долго.

Мелина услышала нетерпение в его голосе и поняла, что его раздражает ее слабость. И, поскольку больше всего на свете девушке хотелось заслужить его одобрение, она снова вдела свои стертые ноги в туфли и послушно ответила:

– Я готова.

Они довольно долго шагали вдоль стены, пока не добрались до изукрашенных ворот с флагами. Это были не те же ворота, что у магазина Расмина, и сердце Мелины упало при мысли, сколько еще им предстоит идти. Но они прошли буквально три-четыре улочки с магазинами, окна которых были закрыты ставнями на ночь, когда Бинг остановился у какой-то двери и постучал по ней костяшками пальцев.

В двери открылось окошечко, забранное решеткой, блеснул свет, и они увидели вопросительный взгляд мужских глаз.

– Во имя руки Фатимы, – прошептал Бинг.

Окошечко захлопнулось, но сама дверь приотворилась ровно настолько, чтобы пришедшие могли проскользнуть внутрь, и Мелина услышала, как за их спиной упал на место засов. Они стояли в узком проходе, в темноте, пока в дальнем конце не была отдернута занавеска, и они не прошли в комнатку, где лежали только подушки и раскрытая книга около масляной лампы. Мелина обернулась, чтобы взглянуть на мужчину, который впустил их внутрь. Он был молод, носил очки, и у девушки создалось впечатление, что их приход помешал его занятиям.

– Твой отец сказал, чтобы я пришел к нему, если возникнет крайняя необходимость, – пояснил Бинг по-французски.

– Он велел мне ждать вас, – откликнулся молодой человек. – На самом деле он сам здесь. У него было предчувствие, что он вам понадобится.

– И был прав, – подтвердил Бинг. – Нужда очень срочная.

– Я приведу его.

Юноша вышел, а Бинг повернулся к Мелине.

– Все складывается отлично, – внезапно сказал он. – Даже слишком. Я уже побаиваюсь нашего везения.

– В чем же удача? – удивилась девушка. – Мы лишились машины и багажа.

– Об этом позаботятся другие люди, – небрежно ответил Бинг.

Мелина ощутила легкое раздражение от его тона и отношения, но сказать ничего не успела, потому что высокий юноша снова вошел в комнату.

А за ним появился Расмин.

– Хамдулилла! – воскликнул он, что, как знала Мелина, означало «Хвала Аллаху».

– Нам надо действовать быстро, – сразу приступил к делу Бинг. – Я видел мальчика, но у меня не было возможности что-то предпринять, а теперь его увезли. Куда они направились?

– Один из моих друзей сообщил о произошедшем уже полчаса назад. Вы долго сюда добирались.

– Пришлось передвигаться медленно, – слегка улыбнулся Бинг и качнул головой в сторону Мелины. – Так куда они поехали?

– В Марракеш.

– Ты уверен?

– Шоферу было сказано залить бензина, чтобы хватило как раз на такое расстояние.

– Отлично, – кивнул Бинг. – Но как мы туда доберемся?

– За дорогой следят, – заметил Расмин.

– Не сомневаюсь. Нас едва не засекли из машины с прожектором. Она сейчас на перекрестке.

– Выходит, покидая виллу, этой машины не миновать, другой дороги нет, как нам известно.

– Какие тогда есть варианты выбраться из города?

– На автобусе.

– Расмин, ты гений! – воскликнул Бинг. – Но нам понадобится первоклассная маскировка.

Мелина обнаружила, что все трое мужчин пристально смотрят на нее. После долгого молчания Бинг произнес раздельно:

– У многих рифийцев[1], как и у ирландцев, рыжие волосы, голубые глаза, курносые носы и веснушки. Подкрасим Мелине глаза, ногти и тыльную сторону ладоней – и она сойдет за одну из них. Но моя внешность не должна вызывать никаких вопросов.

– Абдулла позаботится об этом, – отвечал Расмин.

Он вытащил из шкафчика бутылку сурьмы и, деликатно убрав яшмак с лица Мелины, начал подкрашивать ей глаза.

Маленький мальчик принес мятный час и миндальные пирожные, и Расмин заставил девушку поесть, объясняя это тем, что неизвестно, когда ей снова удастся подкрепиться.

Он затемнил кожу у нее на руках и ладонях, сообщив, что, хоть кожа на лице у рифийцев и светлая, руки у них темные от загара и работы.

Бронзовая краска на ногтях смотрелась странно после розового лака, которым обычно пользовалась Мелина. Расмин также покрасил ей ступни, горестно воскликнув при виде ссадин, полученных во время бегства с виллы.

Мелине показалось, что эти действия заняли много времени, но на самом деле прошло всего полчаса, прежде чем Бинг вернулся, одетый в национальный костюм и с затененными краской открытыми участками кожи. Расмин сообщил, что эта одежда указывает на происхождение владельца из какого-то далекого уголка страны, где бывал мало кто из потенциальных пассажиров автобуса.

Бинг залпом выпил чай и, повернувшись к Расмину, протянул ему руку.

– Благодаря тебе, старый друг, мы можем достичь успеха.

– Иншаллах! – отвечал араб, что означало «да будет так, если на то будет воля Аллаха».

Из-за слабого знания языка она стеснялась говорить по-арабски, так что поблагодарила Расмина, его сына и мальчика, который принес им чай и был, как она поняла, внуком Расмина, по-французски.

Потом они выскользнули из дверей в ночную темноту, и маленький Абдулла повел их по петляющим улочкам к вокзалу, возле которого останавливались и автобусы.

– Когда отходит автобус? – спросила Мелина самым тихим шепотом.

– В пять утра.

– Так рано?

– Путь неблизкий, – пояснил Бинг. – Автобусы для местных – фактически единственное средство передвижения по стране, поэтому они останавливаются в каждой деревне и поселке, в том числе и потому, что водителю надо поспать. И готовься к сильной тряске, – добавил он после секундного размышления.

Когда впереди показался вокзал, Абдулла словно растворился в полумраке, из которого они вышли.

Ощущая себя голыми и выставленными на всеобщее обозрение, Бинг и Мелина пересекли открытую площадь, где продавцы уже раскладывали на прилавках овощи и фрукты, а женщины несли огромные глиняные кувшины с водой.

Автобус на Марракеш стоял в компании нескольких других и был уже наполовину занят.

Бинг потребовал два билета тоном, который был отчасти агрессивным, отчасти нервным, как у человека, который боится современных скоростных средств передвижения. После этого они забрались в автобус. Бинг прошел первым, исполненный мужского самодовольства, и комфортно расположился у окна. Мелина скромно села рядом, наклонив голову и поджав ноги под сиденье.

Один за другим в автобус вошли женщина с корзинкой яиц, еще две со связками живых кур, коммивояжер с несколькими потрепанными чемоданами, семейная пара с детьми и католический священник.

На площади, по мере того как светало и солнце начало заливать город своими лучами, собирались люди. Бинг безмятежно раскинулся на своем сиденье, но Мелина знала: под всей этой самоуверенностью прячется страх, что их план провалится.

Наконец, помахав приятелю, утерев рот после завтрака и смачно сплюнув на землю, водитель взобрался на свое место и оглядел пассажиров. Кто-то захлопнул заднюю дверь, мотор взревел, из выхлопной трубы с треском вылетел сноп искр, и одна из женщин вскрикнула от неожиданности и испуга. Какой-то мужчина рассмеялся, водитель дал газ и автобус тронулся с места.

«Мы это сделали!» – хотелось закричать Мелине. Но вместо этого она упорно смотрела себе под ноги, не осмеливаясь даже мельком взглянуть на Бинга. А потом она почувствовала ободряющее прикосновение его руки к своей и поняла, что он рад не меньше ее.

А в следующий момент это ощущение пропало, и Бинг снова уставился в окно, явно безразличный к своей спутнице и поглощенный новизной впечатлений. Но одного мгновения хватило, чтобы Мелина получила ответ на вопрос, который задавала себе раньше.