Утром я проснулся совершенно разбитым. Ныли суставы, кружилась голова, пропал аппетит. За весь день я так и не прикоснулся к пище. Самое главное, не было места, чтобы я мог размяться, походить. Те два квадратных метра, оставшиеся от моей террасы, позволяли мне только сидеть, ибо нависшая над головой каменная глыба мешала встать в полный рост.

Так я прожил еще несколько дней. Однажды утром сквозь шум реки я услышал какой-то посторонний звук. Высунул голову из-под камня, осмотрелся по сторонам, но никого не было видно. Я было улегся на место, но тот же звук снова повторился. Я опять высунулся, но и теперь ничего не обнаружил. А звук этот слышался все явственнее, и я с радостью понял, что это лай собаки. Я свесил голову с обрыва и увидел своего пса, стремительно бегущего по берегу реки. Пес подбежал к обрыву и полез по тому самому склону, по которому я спустил его месяц назад. Честное слово, слезы набежали на мои глаза, когда я увидел его. А он взобрался до того места, где раньше был край террасы и замер на каком-то выступе, жалобно поскуливая и с недоумением глядя на меня. А я сидел и не в силах ничем помочь ему, проклинал и судьбу, и тот ливень, что снес мою площадку, и самого себя.

И вдруг в этот момент наверху раздались еще какие-то необычные звуки. Я поднял голову, пес принялся отрывисто, но не зло лаять. Эхо искажало звуки, к тому же мешал шум реки и я не мог точно определить, что или кто их издает. С шорохом посыпались мелкие камни и тут отчетливо послышались человеческие голоса! Тот, кто никогда не бывал в таком положении, не поймет, что я переживал в ту минуту!

Я закричал, но никто на мой крик не отозвался. Я продолжал кричать, но только через долгие десять или двадцать минут, показавшиеся мне вечностью, наверху показалось какое-то странное устройство- коробка или ящик, подвешенный на цепях. В ящике сидел человек. Он медленно спускался вниз и когда он поравнялся, со мной, человек поздоровался со мной. Через минуту я был в ящике, а чуть позже, приложив некоторые усилия, мы, уже вдвоем, погрузили в него пса, после чего ничто уже не мешало мне проститься, наконец, с местом моего невольного заключения. Наверх нас вытащили трое мужчин. После объятий, долгих распросов, моего рассказа о приключениях, которые мне довелось пережить, мы отправились в путь. Впереди меня ждал родной дом, семья…

Но сам-то он, Буранный Едигей, свидетель ночного взлета ракеты в космос, не подозревал, да и не полагалось ему знать, что то был экстренный, аварийный вылет космического корабля с космонавтом — без всяких торжеств, журналистов и рапортов, в связи с чрезвычайным происшествием на космической станции «Паритет», находившейся уже более полутора лет по совместной американо-советской программе на орбите, условно называемой «Трамплин». Откуда Едигею было знать обо всем этом. Не подозревал он и о том, что это событие коснется и его, его жизни, и не просто по причине нерасторжимой связи человека и человечества в их всеобщем значении, а самым конкретным и прямым образом. Тем более не знал он и не мог предполагать, что некоторое время спустя вслед за кораблем, стартовавшим с Сары-Озека, на другом конце планеаы; в Неваде, поднялся с космодрома американский корабль с той же задачей, на ту же станцию «Паритет», на ту же орбиту «Трамплин», только с обратным ходом обращения.

Корабли были срочно посланы в космос по команде, поступившей с научно-исследовательского авианосца «Конвенция», являвшегося плавучей базой Объединенного советско-американского центра управления программы «Демиург».

Авианосец «Конвенция» находился в районе своего постоянного местопребывания — в Тихом океане, южнее Алеутских островов, в квадрате, примерно на одинаковом расстоянии от Владивостока и Сан-Франциско. Объединенный центр управления — Обценупр — в это время напряженно следил за выходом обоих кораблей на орбиту «Трамплин». Пока все шло успешно. Предстояли маневры по стыковке с комплексом «Паритет». Задача была наисложнейшая, стыковка должна была происходить не последовательно, одна вслед за другой с необходимым интервалом очередности, а одновременно, совершенно синхронно с двух разных подходов к станции.

«Паритет» не реагировал на сигналы Обценупра с «Конвеции» уже свыше двенадцати часов, не реагировал он и на сигналы кораблей, идущих к нему на стыковку… Предстояло выяснить, что произошло с экипажем «Паритета».

В этот час на Тихом океане, в северных его широтах, было уже утро, восьмой час утра. Ослепительная солнечная погода разлилась нескончаемым светом над необозримо мерцающим великим затишьем. И, кроме воды и неба, в этих пределах не существовало ничего иного. Однако же именно здесь на борту авианосца «Конвенция» разыгрывалась, пока никому за пределами корабля не известная, мировая драма в связи с неслыханным случаем в истории освоения космоса, имевшим место на американо-советской орбитальной станции «Паритет».

Авианосец «Конвенция» — научно-стратегический штаб Обценупра по совместной планетологическон программе «Демиург»,- немедленно прервавший по той причине всякие сношения с окружающим миром, не изменил своего постоянного местопребывания южнее Алеутских островов в Тихом океане, а, наоборот, еще точнее скоординировался в этом районе на строго одинаковом по воздуху расстоянии между Владивостоком и Сан-Франциско.

На самом научном судне тоже произошли некоторые изменения. По указанию Генеральных соруководителей программы, американского и советского, оба дежурных оператора блока космической связи- один советский, другой американский,- принявших информацию о чрезвычайном происшествии на «Паритете», были временно, но строго изолированы во избежание утечки о случившемся…

Среди персонала «Конвенции» было введено положение повышенной готовности, хотя судно не имело ни военного предназначения, ни тем более никакого вооружения и пользовалось статусом международной неприкосновенности по специальному решению ООН. То был единственный в мире невоенный авианосец.

К одиннадцати часам дня с интервалом в пять минут ожидалось пребытие на «Конвенцию» ответственных комиссий обеих сторон, облеченных безусловным правом принимать экстренные решения и практические меры, которые они сочтут необходимыми в интересах безопасности своих стран и мира.

Итак, авианосец «Конвенция» находился в тот час в открытом океане южнее Алеутов, на строго одинаковом расстоянии между Владивостоком и Сан-Франциско. Такой выбор места был не случаен. Как никогда прежде, на этот раз со всей очевидностью проявились изначальная прозорливость и предусмотрительность творцов программы «Демиург», ибо даже местонахождение судна, на котором претворялся в жизнь сообща разработанный план планетологических изысканий, отражало принципы полного равноправия, абсолютно паритетных начал этого уникального научно-технического международного сотрудничества.

Авианосец «Конвенция» со всем оборудованием, оснащением, энергетическими запасами принадлежал на равных долях обеим сторонам и явился, таким образом, кооперативным судном государств-пайщиков. Он имел прямую и одновременно действующую радио-телефоно-телевизионную связь с Невадским и Сарозекским космодромами. На авианосце базировались восемь, по четыре от каждой стороны, реактивных самолётов, осушествляюших постоянно все транспортные перевозки и передвижения, необходимые Обценупру в его повседневных связях с материками. На «Конвенции» были два паритет-капитана- советский и американский: паритет-капитан 1-2 и паритет-капитан 2-1; каждый из них был главным в момент несения вахты. Весь корабельный экипаж соответственно дублировался- помощники паритет-капитанов, штурманы, механики, электрики, матросы, стюарды…