— Люблю вкусно поесть и попить. Знаю, что это слабость, — он вздохнул, — чревоугодие, но ничего не могу с собой поделать.

Наполнив чашку кофе, он сказал почти благоговейно:

— Глоточек кофе и глоток коктейля — божественно! Мое собственное изобретение.

Несколько раз совершив эту процедуру, Соколов поднял глаза на Лорку, который уже справился со своим кофе и теперь со снисходительной улыбкой смотрел на странного гостя.

— А вы все-таки варвар, Федор, — сочувственно и грустно проговорил Соколов, наливая себе вторую чашечку. — Облагороженный воспитанием, скованный традициями, отшлифованный тренингом, но все-таки варвар. Вы не понимаете прелести и тонкости застолья.

Лорка усмехнулся.

— Вот тут вы ошибаетесь. По происхождению я типичный аристократ. Мое прошлое своими корнями уходит в целое созвездие именитых родов — графы, пираты и поэты. Но надеюсь, вы пришли ко мне не для обсуждения проблем наследственности?

— Нет, — серьезно ответил гость, отодвигая опустевший стакан и чашку.

Лорка сдвинул детали сервировки ближе к центру столика, нажатием кнопки отправил все это в шахту. Через секунду крышка столика поднялась, неся небольшой букет осенних, увядающих, горько пахнущих астр. Лорка переставил букет так, чтобы он не загораживал лицо собеседника.

— Слушаю вас.

— Видите ли, Федор… — Соколов примолк и прямо взглянул на Лорку маленькими умными глазками. — Я эксперт, профессиональный эксперт-социолог.

— Вот оно что, — пробормотал Лорка, в его голосе слышалось и уважение, и разочарование, и удивление — все вместе.

Быть экспертом почетно в любой сфере человеческой деятельности, но быть экспертом-социологом почетно десятикратно.

Нет-нет да и случались на Земле и во внеземных поселениях происшествия, которые выглядели дико и необъяснимо: тихая травля неугодных, замаскированный протекционизм, физическое насилие и даже убийства. Люди, виновные в таких поступках, были редчайшим исключением, но все-таки время от времени в силу чисто случайного стечения обстоятельств такие натуры формировались и ухитрялись проскользнуть сквозь тончайшее сито общественного воспитания и профессиональной селекции. Каждый такой социально-патологический случай скрупулезно расследовался узким кругом лиц, удостоенных особого высокого доверия общества, — экспертами-социологами. Чаще всего эксперты не были профессионалами, а вели свою почетную и тяжелую работу от случая к случаю. Привлекали к экспертизе и Федора Лорку, когда случались несчастья на космических кораблях и во внеземных поселениях.

— Я хочу дать вам поручение, — все так же прямо глядя на Лорку, сказал Соколов.

— Нет, не выйдет.

— Случай особый, Федор, — мягко настаивал Соколов.

Лорка покачал головой.

— Нет. Я в отпуске, параллельно готовлюсь к экспедиции. И вообще мне не до экспертизы, понимаете?

— Понимаю, но я же говорю, что случай особый. — Соколов помолчал и хмуро закончил: — Речь идет о расследовании смерти вашего друга Тимура Корсакова.

Переход от покоя и грустного равнодушия к полнокровной жизни был у Лорки молниеносным. Неуловимо подобралось могучее тело, зеленые глаза остро взглянули на Соколова. В эти холодные, будто застывшие глаза трудно и жутковато было смотреть. «Ну глазищи! Глядит как тигр из клетки!» — невольно поежившись, подумал Соколов.

— Странно выглядит эта смерть, — вслух сказал он, — и события, которые ей предшествовали, выглядят, мягко говоря, необычно.

— Вы кого-то подозреваете? — в упор спросил Лорка.

Соколов отвел взгляд, достал платок и вытер свое гладкое розовое лицо.

— Я сомневаюсь, — голос его прозвучал ворчливо, почти сердито, — но сомнения мои основательны. Однако ж, прежде чем делиться своими сомнениями, я хотел бы задать вам несколько вопросов.

— Спрашивайте.

— Вы знаете, что тело Тимура так и не найдено?

— Знаю.

Соколов хмыкнул, поджал губы и спросил вкрадчиво, глядя в сторону:

— А не мог ли Тимур просто пошутить? Он ведь был веселый парень, Тим Корсаков, любил шутки и розыгрыши. Вместо того чтобы утонуть, запрятался куда-нибудь и отдыхает в одиночку. Или с кем-нибудь вдвоем, а?

Сердце Лорки колыхнулось от радости.

— Черт! — сказал он ожесточенно. — Как это раньше не пришло мне в голову?

Стремительно поднявшись из кресла, Лорка подошел к видеофону, выключил изображение и, пробежавшись пальцами по клавишам, набрал нужный номер.

— Валентина?

— Да, — ответил женский голос несколько удивленно, видимо потому, что изображение было выключено.

— Скажите, Тим сейчас дома?

— Нет, — ответила женщина. — Обещал вернуться еще позавчера, но его до сих пор нет. Вы не знаете, где он?

— Тим в командировке, — уверенно ответил Лорка. — Я думал, что он уже вернулся. Впрочем, командировка ответственная.

— Почему он ни разу не поговорил со мной?

Лорка механически рассмеялся, лицо его болезненно сморщилось.

— Видите ли, Валя, он сейчас в таком месте, где нет видеофонов.

— Кто вы такой? Почему выключили изображение? Вы ведь Федор Лорка, правда?

— Правда, — глухо сказал Лорка, но тут же взял себя в руки. — Не тревожьтесь, Валя. Завтра я к вам приеду и обо всем расскажу подробно. Всего доброго.

С каменным лицом Лорка вернулся к столику и занял свое место в кресле. С уважением глядя на него, Соколов негромко сказал:

— Любящее сердце — вещее сердце.

— Да. — Лорка взглянул на Соколова почти с ненавистью.

— С кем вы говорили, Федор?

— С его женой!

— Разве у Тимура была жена?

— Была.

— Но у меня другие сведения.

Лорка взглянул на него теперь уже спокойно.

— Они полюбили друг друга. И он назвал ее своей женой. Вот и все. Он, собственно, и на Гавайи полетел для того, чтобы подыскать местечко для семейного отдыха. — Лорка помолчал, крепко сцепляя пальцы рук. — Конечно, Тим был веселый парень. Но шутить любовью? Так что ни о каком розыгрыше и речи быть не может.

— Скажите, — спросил Соколов после паузы, — как выглядит Валентина?

Лорка слабо улыбнулся.

— А я и не видел ее ни разу. Только перед самым отдыхом Тим признался, что уже женат, и на всякий случай дал номер ее видеофона. — Он шумно вздохнул. — Ладно, вы говорили мне о сомнениях. Рассказывайте. — Это прозвучало жестко, почти как приказ, и Лорка, почувствовав это, добавил: — Прошу вас, рассказывайте.

Соколов говорил неторопливо, сухо, с профессиональным умением упоминая лишь о том, о чем и следовало упомянуть. Эта будничная, деловая манера делала рассказ странным и надуманным. Лорка знал, что не он был назначен первым командиром экспедиции на Кику, но о том, что у него была столь длинная цепочка предшественников, услышал впервые.

Первым командиром кикианской экспедиции был назначен Бекпо Галиев. Но уже через день он свалился в постель с высокой температурой. Начался бред, судороги. Не без труда удалось выяснить, что Галиев заболел энцефалитом — редчайшей болезнью, которая почти полностью исчезла на Земле. Естественно, что кандидатура Галиева отпала сама собой: энцефалит поражает центральную нервную систему, и даже полное выздоровление не гарантирует от возникновения психомоторных нарушений через несколько месяцев или даже лет.

Второй командир, Игнат Сомов, как и Лорка, отдыхал на Земле после очередного патрульного рейса. Только больше всего на свете он любил не море, как Тим и Федор, а горы. Ответив согласием, Игнат на радостях, как мальчишка, решил выкинуть нечто необыкновенное — в одиночку, без подстраховки, отправился брать голец Подлунный. Сомов был отличным скалолазом, ему просто не повезло: разрушился выступ, служивший ему единственной опорой, он сорвался, сломал два ребра, бедро и от участия в экспедиции был отстранен.

Третий кандидат, Игорь Дюк, один из воспитанников Ревского, с откровенной радостью ухватился за предложение стать во главе кикианской экспедиции. Он был бродягой по натуре и, пожалуй, после достижения совершеннолетия не провел на Земле больше трех месяцев кряду. Но медицинская комиссия, которую в обязательном порядке проходили все участники экспедиции, неожиданно обнаружила у него существенные отклонения от оптимального психостереотипа. Выяснилось, что Игорь всего месяц как расстался с женой. Их семейная жизнь, будучи довольно счастливой, никогда не была безоблачной, тем не менее полный разрыв оказался для Игоря совершенно неожиданным. Человек незаурядной воли, Игорь Дюк стойко перенес личную драму. Однако ж оказалось, что подсознательная рана в сфере интуитивных чувств и непрошеных мыслей глубока, а это не могло не сказаться на его психическом облике в целом. Игорю осторожно дали понять, что произошло, и он скрепя сердце снял свою кандидатуру.