— Конечно есть. Просто европейская наука до понимания этих процессов и явлений очень сильно не доросла.

— Уж не хотите ли вы сказать, что у Вас оно есть?

— Мы только начали к нему приближаться. — сдержанно и уклончиво ответил Василий. — но так как в этих знаниях мы существенно обогнали коллег из Европы, нас там просто не понимают. Ну что же — мы подождём, когда наши предсказания, основанные на этом новом знании, просто тупо сбудутся.

— И когда по вашему мнению грянет эта самая Первая Мировая Война?

— Если не будет мощной эпидемии в Европе, — многозначительно указал Василий, — то, вероятность начала этой Войны, распределена с 1913 по 1916год. Наиболее вероятный же год начала войны — 1914-й.

Скормив таким образом, нужную сенсацию «собакам», братья отправились искать гостиницу для остановки. Ну и для оборудования первой базы-форпоста.

Почему-то Российская Империя, по молчаливому согласию братьев мало-помалу начала восприниматься как некая территория для завоевания. Какого именно завоевания, братья понимали пока смутно.

Однако, когда уже ехали на тарантасе, нанятом тут же в порту, Василий сказал на санскрите. Чтобы даже самые случайные чужие уши — например извозчика — не могли понять что говорится.

— Я тебе ещё не говорил об одном интересе, связанном с Европейской паникой. А её можно тут использовать на полную катушку. Помнишь, я говорил, что раскрутка паники нам очень выгода?

— Какой это? — заинтересовался тут же Григорий.

— Сейчас здесь неизвестны антибиотики. Если мы сейчас начнём их производить в промышленных масштабах…

— Я понял!

Первая экскурсия по городу вышла спонтанно — на извозчике. Пока ехали смотрели по сторонам. Оба брата были в своё время в Санкт-Петербурге, но уже спустя сто лет. Так что многие из тех мест, что сейчас проезжали, они помнили. В сущности, они не поменялись никак. Разве что через сто лет вывески были уже другие, да и транспорт не на гужевой тяге, а на бензине и электричестве.

Сильно повеселили «автобусы» тех времён — омнибусы. Эдакий открытый со всех сторон вагон, с длинной подножкой в виде толстой доски вдоль колёс, запряжённый парой лошадей. Просто представлялись те же самые автобусы, но уже более поздних эпох по сравнению с этими.

Люди.

Люди всё также как и через сто лет суетились, спешили куда-то, словом, занимались своими делами, но вот одеты были совершенно не так. Мода и порядок шляться по жаре в пиджаках, в конце двадцатого, в начале двадцать первого века, казалась не просто нонсенсом. Однако, здесь братья не рискнули ей перечить. Впрочем, следуя уже обычной своей паранойе, оба были вооружены. Зачем — это уже родная паранойя могла вразумительно ответить. Но ей слова не давали.

Простонародье было одето ближе к погодным условиям, в более лёгкие одежды. Впрочем, зачастую и более ветхие. Чувствовалось, что тут всё-таки не сто лет спустя. Бедновато.

Мужики в общем были одеты так, что по ним часто можно было определить и род занятий. Форменная одежда. Пока, без привычки, определять «влёт» кто какой профессии, было сложновато, но со временем, наверняка ещё приестся.

Ну и вообще то, что было впоследствии забыто, и что в конце двадцатого века почти никто не помнил — в те времена выйти на улицу без головного убора было НЕДОПУСТИМО. Для всех сословий.

Дамы, также в зависимости от достатка и сословия, одевались соответствующе. Но всегда — платья до пят. На богатых ещё и здоровенные «шляпки». С наворотами. Впрочем, это сейчас, наверное, шляпки тех времён кажутся здоровенными, так как в наше следуют больше прагматическим соображениям в этом наряде.

Запахи.

Это сейчас в жару в Санкт-Петербурге стоит запах палёного бензина, нагретого асфальта и горелой резины. Если ветер не с Финского залива.

А здесь пахло конским навозом. Оно и понятно — гужевой транспорт испражняется не дымом сгоревшего бензина, а вполне конкретными «яблоками» и вполне конкретной мочой. Всё это разливалось по мостовым, откладывалось кучками, которые собирали дворники.

Во всё это вплетались и другие запахи.

Запахи свежеиспечённого хлеба из хлебопекарен и прочие, уже малоуловимые.

Ну и вывески… Собственно за сто лет разницы особой не чувствовалось. Разве что надписи с ятями. А так, как выразился Григорий — «сплошная немчура». Он, конечно, слегка «загнул». Но то, что иностранных было много, с иностранными же фамилиями — факт.

В гостиницу устроились в ту, что нашли самой приемлемой для себя, как людей привыкших к плодам прогресса. А она оказалась очень ещё и дорогой. Но так как Василий перед этим «подпечатал пару пачек» — проблем с оплатой не возникло. Валюту принимали любую.

Процесс вселения в номер, был обставлен уже привычной процедурой попутного выселения паразитов. Даже не пытаясь найти что-либо из клопов или тараканов, номер весь был обработан инсектицидом, в вящему удивлению всех постояльцев и, особенно, всякой прислуги. Даже подробные объяснения что к чему тут не помогли. Но изрядный интерес к «новейшему европейскому средству» разожгли сходу. И немаленький. Григорий тут же начал хихикать на тему: «А может для начала сделаем химическое производство по производству дихлофоса или чего там, а не пенициллин?».

Судя по тому, как буквально на следующий день началось паломничество разнообразных личностей с просьбами продать средство или указать производителя, резон в этих словах брата был. Даже владелец гостиницы притащился, с просьбой обработать другие номера, с обещанием «вдвое… нет, втрое снижу плату за проживание».

Сославшись на ограниченное количество средства, согласились на обработку ещё двух номеров люкс. Всё-таки здесь, в этих помещениях, предстояло прожить довольно долго. И с хозяином лучше заиметь самые наилучшие отношения.

Заметив, сколько даже после снижения цены, будет стоить постой в их номере, Григорий сморщился и кинул своё любимое словцо: «жлобьё!». И пояснил.

— Жлобьё мы с тобой братец! Бу-га-га-га!

Василий развёл руками и сослался на то, что иначе придётся жить только на яхте. Впрочем, учитывая то, что если собрались «водворяться» по правилам империи всё равно придётся жить тут… Пока не будет куплено какое-нибудь жильё.

Пользуясь установившимися хорошими отношениями с управляющим, Василий прицепился к нему, чтобы узнать, как он выразился «что где лежит и как до него добраться».

До собрания промышленников и прочих высокопоставленных и богатейших людей империи и города, тут нужно было очень сильно постараться добраться. И проблема была не в том, что далеко. А в том, что «высоко». Туда можно было получить приглашение только если чем-то себя зарекомендуешь. Например, приобретёшь много недвижимости, построишь завод, или ещё чего такое, чтобы приносило очень большой доход. Иначе и разговаривать с тобой не будут.

Другим выходом были разнообразные салоны. Как и в других городах, где уже побывали братья, в салон могли их пригласить практически сразу и легко. И, как показывал опыт, тут только выбрать оставалось куда идти. А так как слава у них уже была, то стоило ожидать таких приглашений со дня на день.

Однако, даже решив тут «слегка осесть» братья не оставляли надежды, из этого мира, пробиться обратно. А для этого, как вычислил Василий, нужны были гигаватты энергии. Сколько — он не знал, но брал за основу именно нижнюю планку в своих прикидках — восемьсот мегаватт. А это очень серьёзная электростанция. Построить её здесь — это нужны связи. Прежде всего связи. И репутация. Иначе ничего не сделаешь.

Впрочем, как и в родном мире.

Как заиметь репутацию? Чтобы вообще сверкало…

Собственно, уже имели то, что имели. Славу великих возмутителей спокойствия «в Европах». И богатеев, «а-ля-Капитан-Немо-Жюль-Верн». От яхты братьев, супертехнологиями запредельного свойства воняло за версту. А, значит, было явное указание для всех, что братья сами являются носителями этих технологий. Оставалось только подождать, когда некие эмиссары неких промышленников Российской Империи за теми технологиями прибегут.