- Пли! - скомандовал Свинерд.

Винтовки начали свою работу, но на место каждого павшего янки вставал человек из задних рядов. Опушку леса наводнили янки, которые прятались за деревьями и стреляли в мятежников на пастбище. Застрельщики северян целились в канониров, пытаясь подавить смертоносный обстрел картечью, и мало-помалу их пули добивались цели. Северяне шли вперед небольшими группами, вставали на колени, стреляли и снова бросались вперед. Звук залпов янки был похож на треск рвущейся ткани или горящего тростника. Шуму не было ни конца, ни края, лишь долгий ужас раскалывал небеса, заполнив воздух свистящим свинцом. Мятежники начали посматривать назад, пытаясь найти путь к спасению из этого ада. Над кукурузным полем снова тонким облаком протянулся дым.

Старбак присел между солдатами роты Картрайта и сражался как обычный стрелок. Больше он ничего не мог сделать. Бесполезно было выкрикивать приказы, невозможно привести подкрепление, можно было только сражаться. Тот страх, что владел им уже месяц, никуда не делся, но теперь он был покорен, загнан в угол и прятался в тени, как зверь. Старбак был слишком занят, чтобы думать о страхе. Для него, как и для остальных выживших в рядах мятежников, сражение сузилось до крохотного клочка земли, ограниченного дымом, кровью и горящей травой. Он потерял счет времени и представление о том, что происходит в других местах. Старбак слышал над головой гул снарядов и бесконечный грохот пушек вокруг, и знал, что зловонный воздух полон пуль, но теперь он сосредоточился на том, чтобы заряжать и стрелять. Он выбирал цель, наблюдая, как группа янки пытается проложить себе путь по краю Восточного леса. Старбак проследил за одним из солдат, подождал, пока тот остановится, чтобы зарядить винтовку, и выстрелил. Он заметил офицера и выстрелил в него, а потом опустил приклад винтовки на землю и вытащил из сумки патрон. Вражеская пуля ударила в ложе винтовки, чуть не вырвав ее из рук и выбив из приклада огромную щепку. Старбак выругался, забил пулю, приложил поврежденный приклад к плечу, взвел курок, увидел, что офицер еще жив, по-прежнему приказывает янки идти вперед, и снова выстрелил. Плечо ныло от отдачи, а из-под ногтя шла кровь от выковыривания горячих использованных капсюлей из брандтрубки. Дуло винтовки стало таким горячим, что до него невозможно было дотронуться. Солдат рядом со Старбаком погиб, получив пулю в глаз, и Нат обыскал его карманы, обнаружив шесть патронов.

Траслоу подстрелили в бедро. Он выругался, хлопнув рукой по кровоточащей ране, и пошарил в сумке, выудив оттуда жестянку со мхом и паутиной, которую приберег для такого случая. Траслоу разорвал на раненой ноге штанину, стиснул зубы и набил этой смесью входное и выходное отверстие раны. Он затолкал мох с паутиной внутрь, превозмогая боль, а потом поднял винтовку в поисках подстрелившего его сукиного сына. Роберт Декер ползал среди мертвецов, вытаскивая патроны, и бросал их оставшимся в живых. Поттер стрелял и заряжал, стрелял и заряжал, постоянно держась к врагу лицом, чтобы пуля не попала в драгоценную бутылку виски в ранце.

Шеренга янки, казалось, не худела, а увеличивалась. В воронку входили всё новые и новые войска в синем, и атака ожесточалась, теперь лошади галопом втащили пушку северян на кукурузное поле и развернули ее там в фонтане грязи и сломанных стеблей, установив на небольшом возвышении у северного края поля. Лошадь упала от снаряда мятежников. Она заржала и засучила копытами в воздухе. Кровь хлынула из ее шеи, а канонир срезал упряжь, связывающую животное с остальными испуганными лошадьми, и побежал с ними из-под обстрела. Другой канонир пристрелил раненую лошадь, а потом его товарищи сделали первый выстрел - снаряд приземлился точно в центр шеренги мятежников. Канониры северян орали своей пехоте, чтобы очистили место для стрельбы и можно было зарядить картечь.

- Мы не сможем выстоять, - проревел Старбаку Траслоу.

- Иисусе, - произнес Старбак. Если и Траслоу предчувствовал поражение, то беда уже надвигалась. Он понимал, что Траслоу прав, но всё еще не хотел этого признавать. Янки были уже совсем близки к тому, чтобы сокрушить хрупкую шеренгу, а убив или захватив в плен этих солдат, они атакуют вверх по плато, ворвавшись в самое сердце армии Ли. Мятежники еще сопротивлялись огню янки, но Старбак решил, что большинство, как и он сам, просто слишком напуганы, чтобы бежать. Отступающий по плато человек стал бы слишком легкой мишенью, и казалось гораздо безопасней пригнуться за мертвыми телами и продолжать стрельбу.

Пушка янки на кукурузном поле выплюнула снаряд картечи, который перемешал мертвую и живую плоть, а потом отрикошетил на пастбище. Пушка мятежников целилась в орудие северян, но группа застрельщиков в синем перебила канониров. Знаменосец в рядах янки взмахнул флагом, и Старбак увидел герб родного штата Массачусетс. Безрассудный офицер янки скакал позади солдат, подбадривая их. Обычно подобные люди сразу становились мишенями, но мятежников осталось слишком мало и они находились в таком отчаянном положении, что могли лишь вслепую палить прямо в дымовую завесу в надежде сдержать напирающих янки. Из пушки на кукурузном поле вылетала всё новая картечь, и всё больше мятежников умирало. Нога Траслоу покрылась кровью.

- Тебе нужно к доктору, - сказал Старбак. Он дрожал, не от страха, а от смешанного с отчаянием возбуждения. У него остался один патрон.

Траслоу кратко выразил свое ёмкое мнение обо всех докторах и выстрелил, а потом пригнулся за телом, которое служило укрытием, пока он перезаряжал. Тело дернулось, когда в него попала пуля со звуком рубящего тушу топора. В промежутке между атаками Старбак перезарядил револьвер и теперь опустошил все ячейки в ближайшую группу янки. Траслоу был прав, подумал он. Нужно отступать, но отступление станет непростой задачей. Возможно, лучше лежать здесь и позволить победоносным янки прокатиться по их рядам. Он забил в винтовку последний патрон и вгляделся поверх тела, чтобы найти последнюю подходящую мишень.

- Вот сволочи, - мстительно произнес он.

Но внезапно раздался вопль, наполненный ликованием пронзительный и наводящий ужас вой, и Старбак взглянул налево и увидел заполнившее пастбище новое подразделение мятежников. Некоторые были в сером, некоторые в ореховых мундирах, но большинство носили то, что осталось от красочной формы зуавов, в которой они начали войну. Это были Луизианские тигры, внушающий страх полк отъявленных мерзавцев из Нового Орлеана, и они бросились в атаку мимо шеренги мятежников, с примкнутыми штыками и развевающимся в дыму боевым знаменем. Залп северян попал прямо в ряды полка, но солдаты сомкнулись и продолжали безжалостный вопль.

- Вперед! - крикнул Траслоу. - Давайте, ублюдки!

К удивлению янки из мертвых вдруг восстала хрупкая шеренга мятежников. Застигнутые врасплох северяне, казалось, остановились в недоумении. Пришел их черед узреть, как возрождаются мертвецы.

- Вперед! - кричал Траслоу. Он хромал, но ничто не могло его остановить.

- Штыки! - приказал Старбак.

Казалось, ряды мятежников охватило чудовищное безумие. Они готовились отступить, но подстегиваемые Луизианскими стрелками, бросились в атаку вместо того, чтобы удирать. На бегу солдаты орали боевой клич мятежников. Янки на кукурузном поле произвели нестройный залп и начали отступать. Некоторые, не желая выпускать из рук победу, кричали товарищам, чтобы остались на поле, собирались в небольшие группы и оказывали атаке мятежников сопротивление.

Клич мятежников стал предсмертной мелодией для этих янки. На несколько коротких секунд противники схлестнулись в кукурузе. Штыки отражали удары штыками, но мятежники превосходили в числе оставшихся драться северян. Старбак, не осознавая, что вопит, как безумец, отвел чью-то винтовку со штыком в сторону и воткнул собственный клинок кому-то в лицо. Он пнул солдата, когда тот падал, перевернул винтовку и ударил расщепленным прикладом по окровавленному лицу.

Послышался залп. Янки получили подкрепление к северу от кукурузного поля и поливали луизианцев огнем. Из лесов по обеим сторонам поля тоже стреляли. Там были янки.