Монгол снова что-то сказал Плоскине, а затем отдал приказание. Мефодия схватили, положили на коня, привязали, и отряд поскакал на юг.

Если бы Мефодий и его спутник половчин внимательно смотрели вокруг, то они не попали бы в ловушку, они заметили бы, что монголы еще с утра охотятся за ними. Было их не более десяти человек, и они не решались вступать в открытый бой с неизвестным русским воином. Они скакали поодаль и устроили засаду при выходе из балки. Теперь они мчались к старому Субудай-богатуру, давшему строгий наказ во что бы то ни стало поймать кого-нибудь из русских и привести к нему. Монголы весело разговаривали между собой, подгоняя коня с привязанным Мефодием.

Субудай сидел в своей юрте. Он был очень зол. Прошло уже несколько дней, как он велел взять в плен хотя бы одного русского, чтобы разузнать через него о намерениях князей, но приказ его не был выполнен. Не одного нукера с джигитами посылал Субудай. Сегодня он решил пригласить к себе Джебе-нойона и всех тысячников из своего и Джебе-нойонового туменов. Нужно было сказать, что настало время двигаться дальше. Войско отдохнуло, набрались силы кони. Уже не страшны половцы-кипчаки — при одном упоминании имени Субудая они удирают. За спиной не угрожает ему хазарская земля. Субудай был доволен добычей, захваченной в хазарском городе Суроже. Как воронье, налетели монголы на город и захватили там множество невольников и разного добра. Напрасно купцы ползали у ног Субудая, умоляя не забирать их товары. Разве мог их послушать Субудай? В руки монголов попали и драгоценные ткани, привезенные из-за моря, и все то, что приготовили для купцов кипчаки, — шкуры, меха и разные другие вещи…

Отдых закончен, пора уже идти дальше. Субудай сидел на подушке, поджав под себя ноги. Пол в юрте был устлан кипчакскими коврами. Пришел беспокойный, порывистый Джебе-нойон, а за ним начали по одному входить тысячники. Они тихо садились полукругом от порога. Только Джебе-нойон сел рядом с Субудаем.

Субудай-богатур не любил Джебе-нойона и уже много раз желал ему смерти. Поход был успешным, далеко прошли монголы, выполняя приказ Чингисхана, разыскивая хорезмского хана Мухаммеда. Еще никто не мог удержать стремительного движения слуг Чингисхана, и слава о силе монголов разносилась во все концы. Будет чем похвалиться перед великим повелителем. Но Субудай хотел, чтобы слава этого похода принадлежала только ему. А тут этот ненавистный Джебе-нойон! Не раз он стремглав вырывался вперед, оставляя Субудая позади, а вражеские стрелы почему-то миновали его, и мечи не касались его груди.

Субудай мог бросить Джебе-нойона — пусть бы со своим туменом шел один на врага. Но Чингис не разрешал им расставаться, и приходилось выручать тумен Джебе-нойона. Но тумен — одно, а Джебе — другое. Как хотел Субудай, чтобы к нему принесли Джебе мертвым! Но битвы успешно кончались, и Джебе возвращался невредимым.

Тысячники сидели, сложив руки. Субудай молчал, поглядывая на них единственным правым глазом. «Слепой черт», — называли его тысячники, конечно, не вслух, ибо у Субудая были длинные уши, а расправа с виновным была коротка — ему переламывали спину.

Джебе тоже молчал. Как военачальники, оба они были равными, стояли во главе туменов. Чингисхан не без умысла не назначил никого из них старшим. Так и в поход тронулись. Правда, Субудай, как старший по возрасту и более опытный воин, имел право говорить больше, и Джебе тоже учился жизненной мудрости у «одноглазого волка», как он втайне называл Субудая.

— Не один раз обошла землю луна, владычица ночного неба, — начал Субудай-богатур, прищурив глаз. — Уже забыли мы, когда в последний раз видели нашего повелителя великого Чингисхана, но так и не нашли проклятого хорезмского шаха Мухаммеда. С чем мы вернемся к величайшему из великих царей земных? Со славой или с позором?

Тысячники молчали, не понимая, к чему он клонит. Субудай всегда говорил витиевато. Он умолк, закрыл глаз и, будто в такт своим мыслям, качал головой.

— Будем двигаться дальше! — порывисто вскочил Джебе-нойон. — Великий царь царей не похвалит нас, если мы не пройдем по земле оросов. Богатая добыча ждет нас. Скажем Чингисхану — искали Мухаммеда и не могли вернуть назад свое войско, не разгромив оросов. Что бы о нас подумал великий, если бы мы возвратились отсюда, не выведав, кто они такие?

— Верно, — подхватили тысячники, — что бы тогда подумал о нас великий? Сказал бы, что бежали от оросов, как шакалы.

Субудай видел, что тысячники стремятся идти вперед. Он только этого и хотел, но сделал другой ход:

— А что об этом скажет великий: ведь он не разрешал идти на землю оросов?

Джебе-нойон снова вспыхнул:

— Великий Чингисхан послал нас на запад искать Мухаммеда, но он не приказывал останавливаться и возвращаться, если мы встретим другой народ. Стрелы наши летят вперед, а не назад. Мы прогоним оросов туда, где садится солнце, на край земли, а их богатые земли возьмем себе. Здесь богатые степи для монгольских коней.

— Да, широкие степи! — загудели тысячники.

— И я говорю, что надо идти вперед, — промолвил после длинной паузы Субудай. — К повелителю нашему мы должны вернуться с победой. Оросы — храбрый народ, и они могут переловить нас, как табун коней. Тогда некому будет и к берегам Керулена добежать. Мы не сможем с ними сделать так, как с кипчаками. Обманули мы хана Котяна, но он, пес шелудивый, убежал к оросам и рассказал обо всем. Оросы не поверят нашим словам, их надо обмануть. Войска у них много, но нет у них такого повелителя, как у нас светлый Чингисхан. Их коназы друг друга не слушают. Мы не будем начинать бой. Сделаем вид, что идем вперед, а сами будем отступать; они погонятся за нами, и мы уничтожим их поодиночке. — Субудай растопырил пальцы, а потом стиснул их в кулак. — Бродник Плоскиня сказал: «Нет у русских старшего коназа». Все их коназы жужжат, как глупые мухи, а мы их — в паутину… И раздавить будет легко.

В юрту бесшумно вошел нукер, согнулся в поклоне. Субудай расправил плечи и поманил нукера пальцем. Тот подбежал и что-то прошептал. Субудай кивнул головой, и нукер выскочил из юрты. Субудай радостно прошипел:

— Взяли в плен руса! Сейчас приведут, послушаем, что он скажет…

Приподняли войлок, и два нукера ввели в юрту связанного Мефодия. Пораженный, Субудай покачнулся, удивленными глазами смотрели на пленного и все остальные. Субудай еще никогда не видел такого великана — Мефодий головой касался потолка юрты. Джебе вскочил и обошел вокруг Мефодия, ударяя плетью по своим голенищам. Среди монголов Джебе считался высоким, но он еле доставал Мефодию до плеча. Субудай велел привести Плоскиню. Бродник вошел и остановился у порога.

— Расспроси его, откуда он и что знает, — приказал Субудай.

Бродник подошел к Мефодию.

— Расскажи, откуда ты и куда ехал, где сейчас князья. Ты в юрте Субудай-богатура, славного полководца монгольского, а он не любит, когда ему перечат или обманывают его. Рассказывай, — уговаривал Плоскиня.

Мефодий начал отвечать Плоскине. Субудай и Джебе впились глазами в пленного, но вскоре Субудай по поведению Плоскини понял, что пленный отвечает не то, что нужно.

— Пес! — крикнул Мефодий Плоскине. — Хорошо, что ты сказал, где я. Буду знать, куда привели, но не скажу ничего.

Съежившись и разведя руками, Плоскиня начал переводить, смешивая половецкие и монгольские слова. Субудай понял, вскочил с подушки и подбежал к Мефодию, ударил пленника кнутом по лицу. Таким бешеным Субудая не видел и Джебе-нойон. Субудай бегал по юрте, а тысячники, прислонившиеся к стенкам, боялись промолвить слово.

— Скажите ему — пускай расскажет, что делается в Киеве, где сейчас князья. Ответит — и я его отпущу! — крикнул Субудай Плоскине.

Плоскиня подошел к Мефодию и коснулся его руки, попросив пленного сказать хоть что-нибудь, ибо опасался и за себя: ведь Субудай вместе с Мефодием мог и его казнить.

Субудай не перебивал их разговора в надежде, что удастся сломить упрямство русского. А Мефодий ругал Плоскиню, обещал оторвать ему голову, как только будут развязаны руки. Плоскиня с испугом смотрел на Мефодия, боясь встретиться взглядом с Субудаем.