— Вчера.

— А почему ты вчера не прибежал?

— Было уже поздно, и я заблудился в лесу.

— Сколько их?

— Много. Все на конях.

— А кто с ними, кто воевода у них?

— Дмитрий! Боярин Дмитрий! Я слышал, его имя называли! — выкрикнул обрадованный стрелец в надежде на то, что хоть за это смилостивится Лешко.

— Дмитрий! — повторил Лешко. — Видно, князь Данило двинулся. Одного Дмитрия не пошлет, да и сам без него не пошел бы…

Лешко тяжело сел на скамью и склонил голову. Вячеслав не знал, что делать. В присутствии стрельца князь так печалится. Это неудобно. А прогнать стрельца боялся, чтоб не накликать гнев на себя. Он и так был рад, что вся злость князя обрушилась на стрельца.

— Княже! Отпусти стрельца! — прошептал Вячеслав.

— Выгнать вон!

В тот же миг стрелец без оглядки убежал из комнаты.

Лешко вскочил со скамьи.

— Это Мстислав надоумил его. Сам бы Данило не пошел. Видит, что не опасно за широкой спиной Мстислава ссориться с нами, — рассуждал он сам с собой. — Да к тому же он знает, что король венгерский тоже против меня. Что же делать? — скрежетал зубами Лешко. — У меня тут мало войска. Половина под Краковом — короля венгерского остерегаюсь.

Вячеслав радовался — буря миновала и скоро забудется. А дань он таки успел к себе спровадить. И как вовремя додумался! Ведь отсюда придется бежать домой, в Польшу. «Мало только у этих проклятых смердов забрал», — подумал он, боязливо оглядываясь на Лешка.

Три дня уже отдыхал Даниил с войском в Угровске. Ежедневно выезжал в оселища, осматривал, что натворили разбойники Лешка.

Поздно вечером вернулся Даниил в Угровск. Не успел сойти с коня, как к нему подбежал Дмитрий:

— Княже! Иванку привели.

Даниил пошел за Дмитрием. Возле ограды стоял Иванко и улыбался.

— Прибыл? — торопливо промолвил Даниил. — Идем в терем, расскажи.

В светлице Иванко снял шапку, остановился у порога.

— Иди сюда ближе, садись на скамью, — позвал его Даниил.

Иванко, осторожно ступая, поглядывал на следы от мокрых сапог.

— Иди, иди, не оглядывайся, скорее рассказывай!

Василько сидел возле Даниила и внимательно смотрел на Иванку.

— Доехал я до Берестья, — начал Иванко, — оставил в оселище коня и с одним смердом пошел в Берестье на торжище. Узнал я там, что Лешко в Берестье, а дружина у него небольшая. Так мыслю, что на Берестье надо идти без промедления.

— Кто сказал тебе, что Лешко в Берестье?

— У смерда, с которым я на торжище ходил, сын в замке, за княжьими собаками ходит. Он отцу своему сказывал.

Даниил поднялся.

— Зови, Иванко, сюда Мирослава, Демьяна, Семена Олуевича, Филиппа. Да пойди отдохни! Будешь со мной в дружине Дмитрия-тысяцкого. Теперь мы, Василько, быстрее пойдем, — хлопал Даниил брата по плечу, — теперь Лешко почувствует, что я войско веду, а то он насмехался надо мной.

Вскоре собрались бояре, в шеломах, кольчугах, с мечами. В походе с оружием никто не расстается.

— Бояре! Вернулся Иванко и рассказал, что князь Лешко в Берестье, а силу него немного. Надобно ударить сразу, пока к нему подмога не подошла.

— А не обманет тебя Лешко? — спросил Филипп. — Откуда Иванко мог его войско видеть? Разве Лешко показывал, где стрельцов своих, припрятал?

— Не показывал, но и так видно. Пока Лешко ссорится с королем венгерским, нам надобно бить его. — Даниил окинул взором бояр и добавил: — А бить надо с двух сторон — и в голову, и в спину.

Поднялся Демьян:

— Не понимаю тебя, княже. Как это так — и в голову, и в спину?

— Садись, тысяцкий. А вот так: я на Берестье пойду, а тысяцкий Демьян и боярин Мирослав — с Угровска на Верещин.

Филипп не соглашался. Зачем рисковать, войско разбивать на две части? А что, если у князя Лешка сила великая? Тогда он и Даниила погонит, и Демьяна врасплох захватит.

Дмитрий горячо возразил Филиппу:

— Делать надо так, как князь Данило велел! На врага идти!

— Верно, Дмитрий! Не ждать врага, а наступать! — решительно сказал Даниил. — Пусть враг видит, что мы не боимся его. Довольно нам польских князей да угорских королей дожидаться, самим руку на них поднимать надобно. Мы на своей земле, так почто нам шею подставлять? Вон как в Угровске Мирославов полк увеличился, наши люди к нам тянутся.

— Только смотрите зорко, чтобы не обманули вас в Берестье, — снова вставил Филипп.

Даниил рассердился:

— Ты что, как ворон, беду накликаешь? Боишься? Так надень бабий платок и сиди, а мы без тебя пойдем.

Филипп подскочил на скамье, глаза его вспыхнули.

— Не забывайся, княже! Я отцу твоему служил… Не мальчик я… так хулить… Не пойду с вами.

— И не ходи! — крикнул Даниил. — Вон!

Но Филипп вовремя отступил. Он подбежал к Даниилу, склонил голову:

— Прости, княже… Погорячился… Я хотел как лучше…

Даниил с трудом успокоился.

Лешко не спал уже две ночи. Он держал в замке всех своих дружинников, стрельцов, копейников. Вызвал воевод из Дорогичина, из Кобрина. И все же было ясно, что с утратившим мужество войском в Берестье не удержаться. Воевода Вячеслав советовал ему не принимать боя.

— Рискуешь, княже. Что будет, ежели Данило разобьет нас? С чем вернешься в Краков? По-иному думать надо. Сила у Даниила великая, да и русские будут помогать ему.

Лешко неистовствовал. Не хотелось ему позорно бежать из Берестья, чтобы не подумал Даниил, что Лешко его боится. И бой принимать опасно. Лешко приказал воеводе Вячеславу, чтобы для задержки русских завалили дорогу в Берестье срубленными дубами.

Воевода побледнел, услыхав эти слова.

— Дубы рубить, княже? Дорогу загораживать, а самим в Берестье сидеть?

— Делай, что велено!

— А где дорогу перерезать?

Лешко приказал — в десяти поприщах от Берестья. И оставить у завалов стрельцов-лучников.

Воевода послал сотню лучников рубить лес.

Еще одна ночь подходила к концу. Лешко сидел на скамье. Светало, наступало хмурое, неприветливое утро. Лешко смотрел из окна на подворье. Стояли оседланные кони, молча ходили стрельцы. Прошел через двор кобринский воевода и, увидев Лешко в окне, подобострастно поклонился. «Только и ждут, чтоб приказал бежать», — со злобой подумал Лешко. Он представил себе, как его встретят в Кракове: будут предупредительно кланяться, а за спиной насмехаться. Ведь он, Лешко, хвастался перед воеводами, что не отступит ни на шаг из этого края, что из богатых русских оселищ будет возить хлеб, мед, кожу. А Даниил разрушил все планы.

На подворье въехал всадник, соскочил с коня и побежал в терем. Лешко подошел к порогу, но, подумав, выругался, вернулся и стал, опершись о стол, с гордо поднятой головой.

Гонец рванул дверь и, не поклонившись князю, запыхавшись, закричал:

— Княже! Русские близко! Вехи горят!

Лешко вчера приказал цепью расставить вдоль дороги всадников с вехами. Заметив войско Даниила, передний всадник должен был зажечь свою веху, а все в цепи последовать его примеру. Последнему всаднику предстояло немедленно скакать в замок.

— Воеводу! — приказал Лешко гонцу.

С Вячеславом Лешко встретился на пороге. Воевода дрожал и не мог произнести ни слова. Лешко с презрением оттолкнул его. Возле крыльца стояли оседланные кони. Лешко, сдерживая себя, спокойно остановился на крыльце, глянул на подворье — не хотелось у всех на виду показать свое волнение. Неторопливо сошел с крыльца, обошел вокруг коня, попробовал, как подогнано седло, и, легко вскочив на коня, махнул рукой. Его люди этого только и ждали. Следом за Лешком они торопливо садились на своих коней. Лешко тронулся со двора. Миновав ворота, ударил коня плетью и поскакал.

Но в это утро беда шла за бедой. Снова гонец! Отъехав с гонцом в сторону, Лешко прошептал:

— Говори тихо.

Запыхавшийся всадник, сбиваясь, рассказывал, что русские ворвались в Верещин.

— Никому не говори об этом, — сказал Лешко и повернул на Люблинскую дорогу.