— Говорил мне один человек — книги пишут списатели в монастырях новгородских. А монастыри какие богатые, церкви белокаменные с вот такими толстыми стенами. Там можно сидеть и гусиным пером записывать.

Кирилл встрепенулся:

— О книжных списателях говорили?

— О них. Тот, который в высокой шапке, с выщипанной бородкой, — показал Иванко рукой на худощавого деда-возницу.

— Что он сказал?

— А вот как остановимся, сядешь с ним, он тебе такого наговорит. Знает монахов, брагу с ними пил.

У Кирилла загорелись глаза. Иванко затронул самое больное его место; его влекли к себе книги, перечитал он их много и сам уже со слов Мирослава пробовал записывать в Галиче и Владимире. А может, в Новгороде много таких книг, каких он еще и не видел. Кирилл уже дернул за повод, хотел подъехать к деду, но Иванко остановил его:

— Куда ты? Да он ведь коней погоняет. Глянь, какая плохая дорога — ухабы, ямы. Если он будет молоть языком, еще воз опрокинет, тогда Алексей покажет ему. На отдых станем, тогда наговоритесь.

И как бы невзначай перевел разговор на кузнецов и смердов новгородских.

— А знаешь, Кирилл, храбрые люди эти новгородцы. — Он оглянулся, не едет ли кто поблизости, и продолжал, кивнув в сторону возниц: — Говорили мне они, что с князем ряд укладывают на вече: сие делай, а того нельзя. Присмирел у них князь… А еще и так бывало, что горожане — ковачи, да гончары, да кожевники — и люди бедные из оселищ здорово бояр гоняли. Годов несколько назад как поднялись да как пошли с копиями и ножами, дворы боярские пожгли и добро их разобрали, а в одном оселище все подворье боярина Мирошкинича поломали, петуха огненного пустили, и все на ветер пошло. Лют был тот Мирошкинич, не лучше нашего Судислава. У них вот люди и поднялись так, чтобы бояре малость и о бедных подумали, не сдирали шкуру…

Кирилл слушал внимательно, молча, не перебивая.

— Кирилл! А что, ежели бы и у нас малость бояр тряхнуть, а? Чтоб людям легче жилось…

Кирилл, услыхав эти слова, отпрянул в седле и перепуганными глазами посмотрел на Иванку:

— Ты что, греховное дело замыслил? Перед Богом грех! Никому и не говори больше об этом! — И он перекрестил оторопевшего Иванку. — Нельзя так! Что ты! От Бога власть князей да бояр.

— А в Новгороде не от Бога, что князя прикрутили?

Кирилл замахал руками.

— Что ты такую хулу на Бога несешь!.. Закрой рот.

Иванко замолчал и отъехал в сторону.

После обеда отдохнули и искупались в свежих водах озера Ильмень и теплым солнечным вечером подъехали к Новгороду.

— Смотри, смотри! — Иванко удивленно дергал за рукав дружинника, рядом с которым ехал. — В Галиче хорошо, и Владимир город красивый, а Новгород их превзошел.

Слыша это, горделиво улыбнулся возница-новгородец.

Выехали на пригорок, и Новгород раскинулся перед ними на берегах Волхова. Алексей рассказывал Дмитрию о новгородских строениях.

Рядом с возом остановил Иванко коня и не отставал от возницы.

— Нет, ты мне все расскажи, — не унимался Иванко.

— Какой ты любопытный!

— А у тебя язык болит? Эй, друже, от меня не отвяжешься!

— Смотри, это вот речка… — начал возница.

— Речку я и сам вижу.

— На той стороне София. — Он кнутом указал на белокаменное здание величественного храма, который сверкал на солнце золотыми куполами. — Ну как? — спросил возница.

— Хорошо новгородцы сделали, — похвалил Иванко.

— Думаешь, не умеем?

— Умеете. Говори дальше.

— София в крепости, в детинце. Видишь, каменные стены. Вся крепость ограждена такими стенами. А там, дальше, горожане живут. Те улицы — Гончарный конец, гончары там. А по эту сторону реки наше Торжище, поблизости купцы живут, а там вон вдоль берега корабли, ладьи — и русские, и чужеземные. У нас много живет иноплеменных купцов… А там, смотри, там кузнецы, шорники, портные, швецы, скорняки, плотники. Да что там! Сколько тех людей у нас, в Новгороде, — не сочтешь!

— А Мстислав где?

— Вон, смотри, ниже Торжища терема стоят огражденные. Ярославовым дворищем то место зовется. Там и князь Мстислав живет.

При въезде в город стража остановила их обоз. Два бородатых дружинника копьями преградили дорогу.

— Стой! Кто такие?

Узнав Алексея, с радостью подошли к нему:

— А! Наш человек! С благополучным возвращением!

Алексей ответил на приветствие и вытащил из кожаного мешка две нитки разноцветного мониста.

— Это для ваших дочек из Киевской земли привез.

Дружинники, взяв подарки, низко кланялись.

— А это вам, пойдете на Торжище и меду выпьете. — Он вытащил из кармана мешочек с деньгами и дал им по нескольку ногат.

— Счастлив буди, Алексей, в торговле, пусть добро твое множится, — кланялись купцу дружинники.

— Спасибо, спасибо, — ответил Алексей и кивнул на Дмитрия. — А это посол от галицкого князя Даниила к князю Мстиславу. Покажи, Дмитрий.

Дмитрий осторожно вынул из потайного кармана свернутый пергаментный свиток с висящей на нитке печатью.

— Верим! Верим! — в один голос успокоили Дмитрия дружинники, а потом старший добавил: — Алексею верим, он злоумышленного человека не привезет. Только посадника уведомить надобно.

— Не надо, я сам, — отозвался Алексей. — Я сам дам знать, а гости у меня будут.

Когда уже отъехали от стражников, Алексей, словно бы оправдываясь, сказал Дмитрию:

— Примета такая: первому, кого встретишь, возвращаясь домой, подарок дай, чтоб счастье дарило тебя своей лаской. А они знают про то, потому и кланяются так низко.

У Алексея широкое, богатое подворье, было где возы поставить под навесами, было куда и коней в конюшни завести. И все же всю сотню Дмитриевых дружинников не мог приютить гостеприимный хозяин.

— Ближайшие твои люди и ты у меня будете. А для остальных где-нибудь найдем место, я сейчас к посаднику наведаюсь.

Долго не закрывались широкие дубовые ворота — медленно двигались груженые возы, въезжали всадники. Алексей лишь поздоровался с женой и детьми, окружившими его, поцеловал их и сказал, что должен отлучиться ненадолго. Он так был благодарен Дмитрию за охрану в дороге, что считал теперь своей обязанностью позаботиться о нем.

Посадник указал дворы для Дмитриевых дружинников.

— Не часто к нам такие гости жалуют, — сказал он Алексею, выслушав его рассказ о совместном путешествии. — Приехали — надо принимать.

Коней поставили в конюшни, отряхнули пыль с одежды: следовало и умыться с дороги. Знакомый возница угождал Иванке, ходил за ним, как мать за дитятей.

— Пойдем к воде, Иванко.

Они вышли в длинные сени, откуда повеяло прохладой.

— Вот мы сейчас, — сказал приятель Иванки, — нацедим водички.

Иванко оглянулся — никакого колодца нет. Приятель таинственно улыбнулся, взял жбан и подошел к стене. Зажурчала вода. Иванко подбежал. Что за чудо?

— Дивишься? Смотри: то затычка, я ее вынимаю — и вода течет.

И новгородец рассказал, что во многих дворах так водой пользуются. Течет она из дальнего ключа по деревянным желобам.

Хотя и много приезжает в Новгород людей по разным делам, вроде и незаметны они в шумном, большом городе, но весть о прибытии галицкого посольства быстро облетела боярские и купеческие дома, дошла до горожан-ремесленников, в их кузницы и гончарские клети, во дворы шорников и плотников. Оно и неудивительно — всех интересовало, зачем приехали галичане. Будто никто и не объявлял об этом, но простые люди быстро нашли общий язык: дружинник сказал дружиннику. Иванко — своему приятелю вознице, тот — кому-нибудь из новгородцев, и слух пошел гулять по улицам, ничто не могло остановить его. Еще ни из одной Русской земли не приезжали в Новгород с такой просьбой.

«Помочь галичанам прогнать чужеземцев? Да кто же откажется!» — «Далече они, но ведь наши же, русские». — «Надобно ехать». — «Я хоть и не воин, а тоже поеду». — «Куда старого возьмут?» — «Меня? Да я мечом, как молотом, могу». — «А согласится ли князь Мстислав?» — «Пожелают ли дружинники?» — «Поедут. Что им здесь делать? Мечи заржавели». — «А что скажут наши старейшины, архиепископ да посадник?» — «Мыслишь, откажут галичанам?» — «Да они все могут сказать». — «А мы вече соберем». — «Будут скликать вече?» — «Соберут». Такие разговоры велись по всему Новгороду. Народ новгородский всем сердцем воспринял просьбу галичан.