Твердохлеб вскочил на ноги, оглянулся. Иванко тронул его за плечо.

— Бежать! Быстрее бежать! А то настигнут.

— Не настигнут. Они и вчера и позавчера вдвоем приходили. Хотели все деньги за наши головы себе забрать: Бенедикт обещал по десять гривен тем, кто тебя поймает…

— Тогда немедля нужно оттащить их отсюда.

— Да, да, оттащить, если найдут — погибли мы. Куда оттащим?

— В Днестр. Давайте веревку.

Твердохлеб сбегал во двор и принес две веревки. Иванко осмотрел обоих — мертвые, не дышат. Он спросил у Твердохлеба:

— Кто такие?

— Который хохотал — тиун Судислава, а второй — венгерский сотник, он и Людомира поймал, — с гневом ответил Твердохлеб. — Туда ему, собаке, и дорога: хотел еще и тебя продать. А тиун этот тоже собака, людям дохнуть не давал.

Они привязали к ногам тиуна и его спутника камни и бесшумно спустили их в волны Днестра. Только после того, как вернулись к месту схватки, Твердохлеб почувствовал боль в левом боку. Пощупав под рубашкой, он выругался:

— Вот зверюга, таки полоснул меня ножом в бок. Ну, ничего, засохнет. А теперь беги, чтобы не увидел кто-нибудь, тогда и ты, и мы пропали… Все следы я тут землей засыплю — пускай ищут ветра в поле.

Они обнялись и крепко поцеловались. Иванко поспешно ушел в лес.

Не пришлось Иванке долго задерживаться дома, не успела Роксана наглядеться на него — через два дня после возвращения его из Галича отъезжало посольство в Новгород.

Иванко всегда был озабочен, а теперь тем паче: собирал весь свой кузнечный снаряд, а кое-что занимал у соседей-ковачей. Только поздно вечером, когда остались вдвоем, когда уже и Ростислав уснул, смогла Роксана поговорить с мужем.

— Эх ты, буря, ветер ты мой! — ласкала она Иванку, гладила его голову, целовала глаза, губы. — Куда ты снова летишь? Возьми, послушай, — брала его руку и прикладывала к своей груди, — слышишь, как сердце мое болит за тебя? — Иванко припадал ухом к груди Роксаны, прислушивался. — Чуешь, Иванко, как оно бьется?

— Слышу! — отвечал он и закрывал ее рот горячим поцелуем.

Они не могли наговориться. Роксана уже не сетовала на Иванкины странствия. Видно, так уж суждено ей, раз полюбила такого горячего. Что могла она поделать, если Иванко стремительно летит вперед — ему бы все только ездить да ездить. Как он обрадовался, когда, прискакав из Галича, узнал, что ему нужно ехать в Новгород! Таким взволнованным видела его Роксана только тогда, когда вместе с Теодосием встретила его после долгой разлуки, перед их свадьбой. Такой же огонь горел в его глазах, так же обнимал он ее и не отпускал от себя ни на минуту…

— Едешь, Иванко, — целуя его, говорила Роксана о своих тяжелых буднях, — а мы с Ростиславом как будем? Подумал об этом? Не на один день отлучаешься. Хлеба мало… — Она замолчала и потом добавила: — Ты же знаешь, я помогаю внукам деда Климяты, жаль мне их. Приходил вчера Климятин сын Андриан, черный, сухой, согнутый. — Заплакала я. Он закуп у Демьяна. Говорит, Демьянов тиун высасывает его силы, хлеба нет, а дети есть хотят — их четверо, мал мала меньше. Один грудной, другой такой, как Ростислав, и еще два маленьких… Я ему ржи две большие корчаги насыпала.

— Насыпала? — переспрашивает Иванко.

Он держит в своей руке ее маленькую руку, другой прижимает к себе ее голову. Некоторое время они молчат. Иванко целует Роксану. Она лежит неподвижно. Он тревожится:

— Что с тобой, Роксанушка моя? Взгрустнулось? — И хоть не видит в темноте, но чувствует, что она уже улыбнулась.

— Ничего, не беспокойся, Иванко… Соскучилась по тебе, а ты снова улетаешь. — Потом ласково-успокоительно зашептала: — Поезжай. А я тебя ждать буду. Еще больше тебя любить буду, мой соколик.

— И я тебя. И я тебя, моя голубка, еще сильнее. — Он сжал ее в объятиях.

— Ой, задушишь, Иванко! Поезжай! Не сердишься, что я загрустила?

— Нет, моя умница.

— Знаю, знаю, не должен на меня сердиться. А что рожь отдала Андриану, не гневаешься?

Иванко представил себе убогую Андрианову хату, полную детей.

— Отдала — и хорошо. И я бы так сделал.

— Ой, хороший ты мой Иванко! — прижимается к нему Роксана.

— А что вам делать?

— А что нам делать? — повторяет Роксана его слова. — Ты же в кузнице не бываешь, не зарабатываешь, все ездишь, а у меня ржи одна корчага, и денег у меня мало — сорок и пять ногат.

— Что нам делать? — передразнивает ее Иванко. — Не знаешь? А Иванко подумал. Когда позвали меня Даниил и Мирослав, я о вас не забыл, говорю: «Моя жена и сын тут остаются — что им есть без меня?» Мирослав сказал: «Тиун знает, я велел ему из княжеской клети ржи дать».

— Не забыл о нас, — улыбается Роксана, — не забыл, мой Иванко.

Только перед рассветом умолкла утомленная бессонницей Роксана. А разве только сегодня она так кручинилась? Все ночи, когда Иванки не было дома, она спала тревожно, просыпалась и не могла уже сомкнуть глаз — мыслями она была с ним. И сегодня печалилась, вспомнив рассказ Иванки об ужасном тиуне Судислава. Если бы Иванко не спасся и отца не защитил, сидеть бы им обоим в темной яме… Не отвечает Роксана, уснула. Иванко осторожно укрыл ее и вскоре тоже заснул.

Вечером накануне отъезда старики долго растолковывали Дмитрию, как ехать. И Даниил был при этом, но в разговор не вмешивался. Громче других раздавался голос Семена. Он хвастался, что бывал в самом Смоленске и знает дорогу. Вспомнили тут и о Митусе, пожалели, что отпустили его, — он бы рассказал о дороге. Правда, Даниил поддел Семена:

— Грешно смеяться над слепым человеком, но что бы мог сказать тебе Митуса? Сам же он не видел той дороги. А ты: «Если бы Митуса! Если бы найти Митусу!»

Семен не растерялся, быстро ответил Даниилу:

— Так мыслю, что проводник рассказал бы и Митуса что-нибудь подсказал бы.

На дубовом столе разостлали длинный пергамент, и Мирослав старательно объяснял Дмитрию все значки и отметины.

— Мы с вами вот здесь, посмотри, — ткнул Мирослав пальцем в черную точку, — это Владимир. А ехать в Новгород так — прямо в ту сторону, где всходит солнце, один день ехать, и второй, и еще третий, да, видно, и четвертый, ибо коней надо беречь. Доедете до Вручия, там передохнете, сами увидите — может, два, а может, и три дня. А потом еще на восход солнца ехать, к Днепру, а тогда вдоль берега до Смоленска. — Мирослав глянул на Дмитрия, внимательно ли тот слушает. — Долго ехать! А от Смоленска вверх, на север, туда, в ту сторону, где никогда солнца не бывает. И никуда не сворачивать… Только коней не гоните, берегите их — они вам сторицей отплатят. От Смоленска прямо на север, доедете до Торопца, а там уже через четыре или пять дней и в Новгороде.

— Запоминай, Кирилл, помогать будешь Дмитрию, — сказал Даниил молодому монаху, который жадно вслушивался в каждое слово Мирослава.

— Да не бойтесь, — подбодрил Мирослав, — не заблудитесь, не собьетесь с дороги, не дикий край Русская земля, ездят люди и сюда и туда. Во Вручии встретите купцов, бывают они там изо всех стран. Думаю, что от Вручия будут у вас попутчики.

— Позволь, отче, — поклонился Кирилл Мирославу, — я возьму этот пергамент и перерисую все города и реки, какие нам по пути встретятся. И в дороге глянем — не так скучно будет, и обозначать буду, сколько дней куда ехали.

Мирослав привлек к себе и обнял своего ученика. Мудрая голова у Кирилла, сам до всего додумывается.

— Возьми, перерисуй.

Так оно и случилось — до Вручия ехали одни, без попутчиков, а во Вручии встретил Дмитрий у городских ворот новгородского купца Алексея. Обрадовался Дмитрий: вместе можно ехать до самого Новгорода. Доволен был и Алексей: ведь у Дмитрия сотня дружинников, а это надежная охрана в дороге. Четыре лишних дня пришлось владимирцам пробыть во Вручии, пока Алексей закончил свои дела, зато не нужно ни расспрашивать о дороге, ни думать о том, не заблудились ли.

Алексей приезжал во Вручий за пряслицами. Много купцов увидел там Дмитрий. Вручий славился своими пряслицами, потому что нигде больше их не делали, а здесь были известные умельцы. Да и камень здесь добывали, Во Вручии и окружающих его оселищах люда целыми семьями готовили пряслица из розового камня — шифера. От родителей к детям переходила эта наука. Дмитрий с Кириллом и Иванкой ходили по домам, присматривались, как старательно выравнивают кусочки камня, как на точилах обтесывают бока и прорезывают дырки железными стержнями.