Андрей умолчал, что ему Папа посоветовал так поступить. Он благословил на это, намекнув, что Андрей сможет убрать Владислава при первом же случае. Папе хочется утвердиться в Галиче, насадить там католическую веру.

— Гм… — не успокаивался Лешко. — У нас все смеются над этим князем. — И посмотрел на Пакослава.

Кастелян смущенно склонил голову.

— Я его прогоню, на цепь посажу, как собаку, — бросил Андрей.

Это понравилось Лешку. Он расхохотался.

Незаметно для присутствующих Бенедикт подал знак Пакославу, тот мигнул в ответ. Таясь от Андрея, Бенедикт перед этой встречей виделся с Пакославом, и они обо всем условились. Пакослав подстрекал Лешка точно так же, как Бенедикт обманывал Андрея. Оба они действовали по наущению папского легата, остававшегося в тени. Ни Лешко, ни Андрей не должны были знать об этих замыслах. Папе уже мерещилось, что до самого Днепра все русские будут ему поклоняться, станут верными католиками.

— Я думаю, что об этом… — Лешко подбирал слова, — об этом хлопе не стоит и говорить.

— Я уберу его… А о русских нужно подумать — земля у них богатая.

— Богатая, — согласился Лешко.

— Я войско туда большое пошлю — во все волости. Но думаю о вас…

Лешко насторожился. Куда клонит Андрей, на что намекает? Неужели Пакослав угадал, неужели Андрей отдаст ему Галич? Правда, Пакослав говорил, что это весьма возможно, но и успокоил Лешка — не следует горячиться, если венгерский король предложит что-нибудь другое. Предложит что-нибудь другое! А что, если самому захватить Галич! Но Лешко вспомнил, что Пакослав намекнул на Папу. Папа будет недоволен, если так случится. Не мог же Пакослав раскрывать Лешку папскую тайну — Папа побаивался, что Лешко не удержит Галич, у Андрея больше силы.

— Думаю о тебе, князь, — смотрит Андрей прямо в глаза Лешку, — и так считаю: не враждовать нам надо, а сообща русских в кулаке держать.

Это уже лучше, это понравилось Лешку. Но почему король не договаривает до конца? Неужто и в самом деле отдаст Галич? Андрей заходит издалека:

— Где-то в лесах прячутся Мирослав с княжичами Даниилом и Василием. Пускай себе сидят — повсюду воевать с русскими у нас не хватит силы, а забрать у них волынские волости мы можем. Пускай Мирослав сидит с мальчишками во Владимирской волости!

— А Берестье в придачу к Галичу? — вдруг выпалил Лешко.

Этого Андрей от него не ожидал. Назойлив этот Лешко! Андрей сладко улыбнулся.

— А нам, князь, между собой нечего ссориться, в мире жить будем. Думаю так — Берестье, и Угровск, и Верещин, и Столпье, и Комов пусть у тебя будут. Эта русская земля рядом с твоей лежит, рядом с Сандомиром. Ты с той стороны, я с этой, а Мирослав… между нами… А потом его в шею, и землю отберем.

Лешку приятно, что ему столько русской земли достанется. И все же он недоволен. Почему молчит Андрей о Перемышле? Пакослав разумно шепнул вчера, что уступать не следует. Вот и сейчас Лешко ощутил легкое прикосновение к левой ноге — Пакослав под столом наступил ему на пальцы: значит, настало время начинать разговор о Перемышле. И он уже хотел было осторожно заговорить об этом, но Андрей опередил его:

— В мире и согласии должны мы жить, и я так думаю, что нам надлежит породниться.

У Лешка екнуло сердце. «До чего же предусмотрителен Пакослав! Говорил вчера: «Может, Андрей захочет детей поженить». И тут же посоветовал: «Только не следует нам начинать, чтобы мы не унижались, пускай Андрей подумает». Так и вышло: венгерский король сам в ловушку лезет! — мысленно торжествует Лешко. — Надо отблагодарить Пакослава подарком».

— Породниться? — удивляется Лешко. — Как же это? У меня же…

— Знаю, — прервал его Андрей, — знаю, что у тебя дочь есть. Маленькая она. И об этом знаю. А у меня сын Коломан. Тоже еще ребенок, ему пять лет. Но ведь они же вырастут? — улыбнулся Андрей.

— Да, да, вырастут, — поспешил Бенедикт одобрить мысль своего короля.

— А ты как думаешь? — повернулся Лешко к Пакославу.

Пакослав поднялся, высоко задрал голову и, подняв руку с крестом, пропел елейным голосом:

— Святой Церкви нашей вельми приятно сие. Ангельские души детей ваших, — он по очереди поклонился Андрею и Лешку, — наша Церковь берет под свою опеку. Пусть же счастье витает над ними и пусть растут они во здравии!

Лешко выжидал, что будет дальше. Говорить ли ему самому о Перемышле? Но он сдерживал себя, вспомнив советы Пакослава не торопиться. Покамест все шло хорошо. И все же Андрей почему-то молчит. Нужно переходить в наступление, и Пакослав еле заметным кивком головы подбадривает:

— Я согласен с этим. — Лешко пожал Андрею руку. — Подумал я и о приданом, должна же невеста принести что-нибудь твоему сыну.

— Приданое? — притворно улыбнулся Андрей. — Но ведь еще столько воды утечет!

— Обычай такой, — продолжал Лешко. — Без этого нельзя. Думаю, что надо Саломее отдать Перемышль. Вырастет она — будет там жить. И мне будет недалеко ездить к ней.

Растроганный Андрей бурно выражал свою радость. И с Перемышлем хорошо получилось! «Ну как это Бенедикт догадался, что Лешко попросит Перемышль? — удивлялся Андрей. — Все-таки Бенедикт еще может приносить пользу. Пусть забирает Лешко Перемышль! Надоел мне этот город, упрямые там русские живут — стольких воевод убили! Пускай теперь Лешко возится с этим проклятым городом».

— Я согласен! — объявил Андрей. — Очень хорошо ты придумал, сват. Бери эту землю.

Волынские смерды, галицкие и берестецкие ремесленники спокойно себе трудились и не знали не ведали, что чужеземцы — венгерский король Андрей и краковский князь Лешко — распоряжались русской землей, торговали ею, как на базаре. Не знали этого галичане и волынцы, но потом увидели, как чужеземцы-угнетатели на глазах у всех помыкали русским народом, как делили между собой русскую землю. Раньше любители чужого добра хоть мало-мальски крылись: врываясь со своими войсками на чужую для них землю, они говорили, будто пришли на защиту обиженных бояр. Теперь же они начали нагло перекраивать русскую землю без всяких объяснений.

По настоянию Бенедикта Андрей написал Папе Иннокентию Третьему письмо, в котором просил, чтобы Папа велел своему остригомскому архиепископу возложить корону Галицкого княжества на королевича Коломана. Андрей за это обещал помогать окатоличиванию русских. Расхваставшись, он приврал при этом, будто галичане жаждут стать католиками. «Надлежит знать, ваше святейшество, что бояре и народ Галича, подчиненные нашей власти, покорно нас просили, дабы мы поставили им королем сына нашего Коломана, они желают на будущее время остаться в единении и послушании святой Римской церкви, с тем, однако, условием, что им будет дозволено не оставлять своих собственных обрядов».

Так надменный чужеземец расписался за русских без их согласия и против их воли.

В воскресенье утром Твердохлеб шел с Ольгой в церковь. Десятилетний Лелюк еще вчера вечером отпросился у материна речку. Ольга разрешила ему пойти на Днестр с соседскими ребятишками ловить рыбу. Она, правда, сказала сыну, что не знает, как посмотрит на это отец: веда по праздникам все ходили в церковь. Хотя Ольга и знала, что Твердохлеб не так уж часто бывает в церкви, но все же воля отца в семье была превыше всего. Так и детей своих приучали Твердохлебы; послушной выросла Роксана, таким же рос и Лелюк. Разве он хоть слово сказал наперекор отцу или матери? Этого Ольга даже в мыслях не допускала — она учила сына так, как родители учили ее. Взрослые и старые люди не могли нахвалиться Лелюком: первый поклонится, первый поздоровается. Без позволения отца он ни на шаг. Зато и родители не притесняли его. Утром не успел Лелюк раскрыть рот, как отец сказал ему:

— Знаю, сынок, мать мне говорила. Иди развлекайся, только смотри не утони.

Обрадованный Лелюк схватил приготовленную матерью краюху хлеба, спрятал за пазуху и помчался к товарищам.

Всегда, как только собирались вместе, Ольга начинала разговор о Роксане. И сегодня, идя по улицам Подгородья, она снова напомнила о дочери.