И хоть тяжело ему было расставаться с любимой дочерью, отпустил ее Даниил в Суздальскую землю. Втайне ото всех он лелеял мысль о том, что и сам туда съездит, как только станет возможным.

Гости веселились. Уже глубокая ночь, а пир в самом разгаре. Уже который раз слуги бежали в клети, тащили новые корчаги с медом. Но гости не унимались. Умеют гулять во Владимире-Суздальском, не уступят своим братьям в Холме далеком. Потоком пенистым льется мед — владимирцы свадьбу справляют. Женился князь Андрей Ярославич на дочери Даниила Галицкого Доброславе. За отца на свадьбе брат жениха — Александр Невский. Уже четыре года он за старшего в семье, ибо нет в живых отца их Ярослава Всеволодовича — умер в Орде, отравленный.

Александр Ярославич вышел из-за стола. Он незаметно выскользнул из гридницы в сени и остановился на крыльце. Падал мелкий снежок, дул ветер. Александр жадно вдыхал свежий воздух.

Кирилл, выбравшись из гридницы, вышел следом за Александром, подошел к нему:

— Что ты, княже, на морозе стоишь, голову студишь.

— Приятно тут после жаркой гридницы.

Но Кирилл не дал ему стоять на крыльце.

— Идем сядем, в светлице никого нет. — И зашептал: — У меня к тебе, княже, слово есть. Завтра гонца в Холм посылаю, к князю Даниилу, радостную весть про дочь передаю ему: не печалится она больше, утешилась с преславным своим мужем.

Улыбка озарила лицо Александра.

— Утешилась! Отсюда до Новгорода рукой подать, а ведь из Новгорода ее мать к Даниилу поехала.

— Не думала мать, что дочь сюда вернется… Что же князю Даниле гонец от тебя скажет? Молвил ты, чтоб пред отъездом он к тебе зашел.

— Напишу я грамотку брату Даниилу.

— Нет, княже, не пиши. Разве ты забыл, что тоурмены могут грамотку перехватить! Хоть и монах он, хоть и не трогают они людей церковных, да, не ровен час, все может случиться.

Александр задумался.

— Верно молвишь. На словах передам. Приходи завтра со своим гонцом.

Посланец митрополита повез Даниилу сердечное слово от Александра Невского. Был в том слове совет, как силу русскую собирать против татар. Повез Борис-мних и обещание Александра, что и на севере не будут дремать.

Через два года осуществилось это обещание — поднялись люди в Ростовской земле против татар. Записал тогда летописец:

«Избави Бог от лютого томления бесурменского люди Ростовские земли: вложи ярость в сердца крестьяном, не терпяще насилья поганых, изволиша веч и выгнаша из городов, из Ростова, Володимеря, из Суждаля, из Ярославля».

Чтоб обмануть татар, Александр не сам повел войско. Он ездил в Орду, выражал чувство дружбы ханам, а тем временем народ бил ордынцев. Об этом стало известно Даниилу, и он стал готовиться ударить по татарам с запада.

Даниил старался учить дружинников и пешцев, чтобы привыкали к ратному делу, хотел поход устроить потешный, а тут и случай подвернулся. Просил король Бела о встрече, давал понять, что ждет помощи от Даниила — хочет Бела австрийские земли к себе присоединить.

Даниил, посоветовавшись с Васильком и Андреем, так отписал Беле: «Встретиться встретимся, но о помощи не знаю, ибо татары за спиной; с войском своим приду, пусть слух пройдет, что сильный у тебя сообщник. Это и будет помощь».

Бела согласился.

И русское войско двинулось в поход за Карпаты.

…Воевода Лаврентий с утра ждал гонцов, которых послал навстречу русским. Где же они задержались? Воевода до сих пор носил в сердце ненависть к русским. Мог ли он забыть бой под Ярославом! Чтоб унизить Лаврентия, король часто напоминал ему об этом ужасном дне.

В Холме были у Лаврентия верные ему люди, они рассказывали, что у Даниила не велика дружина, что уже нет тех пешцев, которые раньше в битву бросались так, что ни мечом, ни копьем нельзя их было остановить. Теперь бы самое время ударить на Галич. А Бела помирился с Даниилом. Но напрасно тешится Бела, что ежели узнают враги о русском войске, так испугаются Белы. Какое это войско! Бела пригласил сюда послов немецких и чешских, которые при его дворе находятся. Что же, пускай поглядят!

Но вот у ворот засуетились. Ага, это гонцы! Один из гонцов робко переступает порог, шарит глазами по комнате — нет ли посторонних — и приближается к Лаврентию.

— Видел! — кланяется он грозному воеводе и умолкает.

— Сколько их? — сквозь зубы цедит Лаврентий.

Боязливо оглядываясь, гонец шепчет:

— Много… Очень много…

Лаврентий выходит из-за стола и быстро идет мимо оторопевшего гонца.

Теодосий проснулся рано. Не позавтракав, вскочил на коня и поехал по табору. Все здесь было родным для его сердца. Пешцы расположились сотнями вокруг костров. Наметанным оком Теодосий быстро окинул табор. Всюду порядок, все на месте. Теодосий направился к шатру князя. Даниил уже проснулся, заканчивает умывание. Увидев Теодосия, князь сказал:

— Поедешь со мной.

Даниил остался доволен осмотром. Хоть и знал князь, как относятся его воины к оружию, но сегодня особенно все сверкало. Теодосий не удержался, лукаво подмигнул двум дружинникам, чистившим мелом щит:

— Трите так, чтоб ослеп Бела-король от блеска оружия русского!

Даниил всем сердцем чувствовал, что русские воины словно к празднику готовятся. «Пускай угры увидят, как сверкает оружие, которым их у Ярослава потчевали!»

Затрубили трубачи, по табору разнесся приказ князя: «К походу готовсь!» И вскоре вдоль дороги зачернели правильными четырехугольниками конные дружины, а за ними пешцы. Сотские проверяли свои сотни. Волнуясь, скакали вдоль своих полков тысяцкие: вдруг что не так?

Трубы умолкли. Трубачи прислушиваются: не слышно ли княжьего трубача — он где-то там, впереди. Только бы не прозевать призывной звук — ведь его нужно повторить своей дружине.

Гой ты, степь венгерская, пушта зеленая! Видала ли ты грозное русское войско, пришедшее к тебе с миром? Молчаливо лежит пушта, покрытая зеленой травой; нет ей ни конца ни края. Непривычен вид ее для глаза галицких и волынских людей, выросших в лесах, сроднившихся с ними. Разве так мирно и спокойно венгры в Галич ходили, как сегодня русские в пушту пришли?

Кони не стоят на месте, всадникам приходится их сдерживать, а князя все нет и нет. Да и увидишь ли его отсюда, из сотен, когда впереди тысячеголовое войско! Вдруг неожиданно — ибо все уже и ждать устали — передние услыхали, как затрубил княжий трубач и за ним разнеслось призывное: «Ту-ту-ту-у-у-у! Вперед!»

Первой тронулась холмская дружина. Значит, князь Даниил там. Войско двинулось.

Воевода, посланный королем для сопровождения, едет за Даниилом, в десятке Теодосия.

Вскоре показался замок.

Увидев Даниила, Бела пришпорил коня и поскакал навстречу. Подъехав к гостю, он обнажил меч и поклонился. Так же приветствовал и Даниил хозяина. Они отъехали вправо и остановились у дороги. К ним подъехали чешские и немецкие послы, остановились рядом, в знак уважения низко склонили головы. Бела метнул взгляд в сторону Лаврентия: «А ты говорил, что нет войска у русского князя? Вот так нет! Ему конца не видно!»

При встрече с королем войско остановилось без приказа — так велели тысяцкие. Даниил поднял руку — трогаться! — и трубач откликнулся звонким пением: «Гу-гу-гу! Тро-о-о-гай!»

Холмская дружина медленно двинулась вперед. На острых копьях и лезвиях мечей запрыгали солнечные зайчики.

Сотня за сотней идут холмские полки. Обнаженные мечи дружинники склонили на правое плечо. В одной из сотен дружинники шли с мечами и копьями; а вот дружина, в которой целых три сотни лучников. В битве нужны быстрокрылые лучники на конях — их без задержки можно в нужный момент перебросить куда понадобится. А кроме луков у них и мечи имеются.

Прошла последняя холмская сотня. За ней шла дружина молодого княжича Льва. Полк у него победнее, но и львовским воинам есть чем похвалиться: и у них кольчуги и шеломы сверкают словно серебро и ярко горят на солнце щиты с гербом их города — львом. У многих дружинников щиты из дерева, скрепленного и скованного по краям железом, а сверху обтянутого кожей. Посредине каждого щита прибита круглая железная пластинка. Щиты раскрашены — и в красный, и в золотистый, и в синий цвета.