Городское отделение «ДемРоссии» быстро собралось во дворе бывшего Дома ученых и студентов ИПИ (позже там расположилось казачье городское правление). Мы пришли, движимые единым порывом, и быстро обсудили дальнейшие действия. Мне было поручено подготовить ряд обращений.

Дома — снова ночь с бумагой, ручкой и противным телевизором. Обращения к жителям, к воинам гарнизона готовы. Набрасываю и текст совместного заявления представителей партий и движений, в котором говорится о поддержке борющихся Москвы и Ленинграда, о неизменности демократического курса.

Утром 21-го у Шаповалова сбор. Приходит бывший секретарь парторганизации НЭВЗа, недавно назначенный секретарем горкома КПСС Носков и одобряет выжидательное решение Президиума, загадками говорит казачий лидер Галаган, понуро выглядит наш председатель «ДемРоссии» Власов. Я зачитываю подготовленные обращения. Все слушают, но просят пока не публиковать (как бы чего не вышло). Ухожу. По пути к музею распространяю экстренный выпуск «Новочеркасских ведомостей» с Указами и Постановлениями. Люди выхватывают прямо из рук. А некоторые злобно предупреждают: «Это запрещенные и отмененные Указы!». Оклеиваю фасад музея документами и сажусь за печатную машинку. Отдаю материалы в «Демократический Новочеркасск». Туда вошло и подготовленное в первую ночь обращение к людям. Редактор газеты Николай Сбитнев к моей фамилии, чтобы усилить и прикрыть, придумал-добавил: «депутат горсовета».

Эти три дня вместили целую жизнь. И я благодарна судьбе, что она создает такие экстремальные ситуации, в которых обнажается нутро человека и он предстает в истинном свете. В большинстве случаев это больно — разочаровываться. Но эти же экстремальные ситуации дарят соприкосновение с родными, мужественными душами, и эта взаимная подпитка дает силы идти дальше.

В музее звонили телефоны, вырисовывались планы подпольной работы. Приехали какие-то незнакомые мужчины и открытым текстом заявили: «Мы наблюдали за Вами. Готовы помочь, мы предприниматели. У нас есть техника, связь». Тоня Сазонова принесла сообщения радиоголосов «из-за бугра». День прошел в подготовке номера газеты, текстов листовок.

К вечеру — вести о победе. Все ликуют. У меня нет радости, просто спадает напряжение. Пережитое в эти дни формирует дальнейшую жесткую позицию. Я «мавром» замыкаюсь в музее, флаг па Атаманский дворец водружают без меня.

23 августа проходит внеочередное заседание городского Совета народных денутатов. Соратники приходят довольные, как победители. Узнаю, что Власов, Бабаков, Галаган и другие паши представители уже подписали какое-то соглашение с властью о том, что все хорошо и правильно было в Новочеркасске в эти дни. Чувствую, что Шаповалов, пытаясь скрасить ситуацию, приготовил и какие-то другие «карты». Одной из них стало заявление о выходе из компартии дружной троицы — Шаповалова, Присяжнюка и Шпейдера. Об этом было торжественно заявлено при открытии этого внеочередного заседания горсовета. Фролов, заместитель председателя горсовета, остался верен памяти отца — закоренелого партийца.

Горсовет дружно все одобрял, и все как бы договорились не задавать сакраментальный вопрос: «Где был и что делал в эти дни?». Мне не посмели не дать слова, и мое образно-художественное выступление с трибуны выглядело как фраза мальчика из известной сказки: «А король-то голый!».

Затем появилась пародия на мое выступление, интересно написанная заместителем председателя горисполкома умницей Сергеем Шиейдером. В ней с насмешкой, но хорошо подмечен стиль моего выступления на этом постпутчевском заседании. «Новочеркасские ведомости» не стали ее публиковать» а передали мне.

Потом снова были выяснения позиций. Наверное, наивно выглядели мои публичные выступления о том, как надо было себя вести и что делать. Я пыталась объяснить, что позиция ожидания была предательской, но слова мои переиначивались» а в ответ на предположение о том, что мы все сидели бы в одной камере, Шаповалов по-джентельменски согласился на это, что и запомнилось присутствующим.

История рассудит — решили замирившиеся. Я мириться не хотела. Не хотела снова видеть туманную зыбь на так хорошо проявившихся людях и событиях.

Уже тогда, в сентябре—октябре 1991 г. начал оформляться раскол в наших рядах демократов. Значительная часть пошла на соглашение с властью, в оппозиции оказались одиночки. Нас преподносили как оголтелых экстремистов, жаждущих крови коммунистов. И переходящий на работу в областную администрацию Шаповалов в своем прощальном интервью перечислил фамилии «возмутителей» спокойствия: В. Лагутов, Т. Бочарова, А. Борисов, Н. Сбитнев.

Владимир Лагутов был известен в городе как лидер «зеленых», активный участник казачьего возрождения и других политических событий, журналист, не стесняющийся в хлестких характеристиках своих противников. На протяжении многих лет он являлся редактором газеты «Зеленый Дон», периодически закрываемой, и в конце концов остался одиночкой, признанным лишь зарубежными специалистами и фондами. Сохранение осетровых — так и не реализованная тема его научной работы.

А редактором другой «почившей в бозе», как и суть ее названия, газеты «Демократический Новочеркасск» был Николай Сбитнев. К сожалению, этим моим соратникам достались не только различного рода притеснения и гонения. Средь бела дня они подвергались и физическим нападениям в «воспитательных» целях, дабы сильно «не выступали».

В постоянном напряжении и мыслительной активности находился Александр Борисов — руководитель подросткового клуба «Собеседник». Сам из трудного детства, он умел сплотить вокруг себя бесприютных ребят, па протяжении многих лет организуя их нехитрый досуг. У него были неприятности с властью, законом. Ходили разные слухи о его личности… Но осенью 1991 г. он оказался единственным сочувствующим человеком рядом. Конечно, хитроумный Александр Иванович преследовал свои цели: «Вы нужны мне, как пушка!» — откровенно сказал он сентябрьским днем, пояснив свои беды. К этому времени закрыли и разогнали его клуб «Собеседник», а многочисленные суды и обращения не давали никакого результата.

Три месяца теснейших контактов с ним вспоминаю, как хорошую организаторскую школу, фейерверк идей и неординарных способов их реализации, ту скорость и массу производимых нами действий, которые в одиночку не совершишь. Такой уровень сработанности с кем-либо мне трудно припомнить. Вот лишь один пример. Нам не давали слова на заседании горсовета. И тогда за ночь мы выпустили газету с критическими материалами и уже утром раздавали ее депутатам со словами: «Не хотели слушать — читайте!». Потом был еще один выпуск газеты, посвященный «дележу портфелей» в пытающемся сохраниться горсовете. Он так и не самораспустился, как мы того хотели, а сменивший Шаповалова на посту председателя Фролов более его выдерживал позицию «куда вывезет».

Вскоре раздавленный и преданный своими же питомцами, Александр Борисов убыл в Москву с ее безграничными возможностями для его идей и прожектов. Через несколько месяце» я встретила его там среди когорты неприкаянных политзэков, только-только выходящих из тюрем, психушек и но образу жизни еще как бы остающихся там.

Весной 1992 г. я приехала в Москву на конференцию уже проблемной и распадающейся «ДемРоссии». Там тоже наметились тенденции «продажности» лидеров. Запомнился Юрий Афанасьев, провозгласивший пуританский стиль в политике и отмежевавшийся от происходящего. Там произошло и наше знакомство с Мариной Сальс, с которой мы не раз потом встречались на различных мероприятиях. Она приезжала в Новочеркасск, найдя здесь возможности для реализации своих идей в «Союзе женщин Дона», возглавляемом Валентиной Череватенко.

Общеполитические процессы, в которых я участвовала, являлись фоном, а целью всех моих действий были поиски ходов-выходов и способов решения проблем, связанных с тем делом, к которому я оказалась приставлена волею судьбы и стремлением духа, — с трагедией 1962 г. в Новочеркасске и ее последствиями.