На судебных заседаниях ежедневно присутствует около тысячи представителей общественности города, в основном, рабочие промышленных предприятий. Процесс проходит организованно, вызывает большой интерес со стороны.
Интерес действительно был. Новочеркасск затаился в ужасе, однако знать хотел все. Но уже до судов была ясна участь подсудимых, и поэтому никто добровольно не шел на эти страшные, лживые процессы. На суды допускали по особым приглашениям трижды проверенных людей. Ничего неучтенного больше не могло произойти в Новочеркасске. Интерес был, но не произносимый и не обсуждаемый. А те, кто говорили громко, говорили по инструкциям одно извечное: «Распни!»
20 августа 1962 года Верховным Судом РСФСР осуждены по совокупности преступлений, предусмотренных ст. ст. 77, 79 УК РСФСР к смертной казни — расстрелу с конфискацией имущества:
Зайцев Александр Федорович, 1927 года рождения, русский, беспартийный, образование 6 классов, судимый в 1952 году за хищение общественной собственности к десяти годам лишения свободы и в 1954 году за злостное хулиганство — к двум годам лишения свободы. До ареста работал бригадиром дойного гурта совхоза имени ХХП съезда КПСС Чернышевского района, Волгоградской области.
Коркач Андрей Андреевич, 1917 года рождения, украинец, беспартийный, образование 9 классов, женат, имеет двух взрослых детей, судимый в 1947 году Военным трибуналом за злоупотребление служебным положением к трем годам лишения свободы. До ареста работал электриком электроцеха электродного завода.
Кузнецов Михаил Алексеевич, 1930 года рождения, русский, беспартийный, женат, имеет одного ребенка, судим в 1950 году за хищение государственной собственности к 8 годам лишения свободы, в 1959 году привлекался за кражу, до ареста работал слесарем на электродном заводе.
Мокроусов Борис Николаевич, 1923 года рождения, он же Кузин Борис Савельевич, 1925 года рождения, русский, беспартийный, образование 6 классов, женат, детей не имеет, ранее судимый: в 1943 году за причинение тяжких телесных повреждений опасных для жизни — к десяти годам лишения свободы и в 1956 году — за хищение государственного имущества к семи годам лишения свободы. В 1959 году условно досрочно освобожден с испытательным сроком до ноября 1962 года. До ареста работал обрубщиком литья на Новочеркасском станкостроительном заводе.
Черепанов Владимир Дмитриевич, 1933 года рождения, русский, беспартийный, со средним образованием, ранее не судим, женат, имеет одного ребенка, до ареста работал слесарем сборочного участка Новочеркасского завода «Гормаш».
Сотников Сергей Сергеевич, 1937 года рождения, русский, до ареста — член КПСС, исключен из партии в связи с настоящим делом, образование 7 классов, ранее не судимый, женат, имеет двух детей. Работал токарем на Новочеркасском электровозостроительном заводе.
Шуваев Владимир Георгиевич, 1937 года рождения, русский, беспартийный, с образованием 5 классов, женат, имеет одного ребенка, ранее не судим, до ареста работал поваром Новочеркасской школы-интерната № 2.
Эти выдержки из текста обвинительного заключения, возможно, смутят кого-то из читателей перечнем имевших место судимостей. Коснемся и этой темы.
За хищение общественной, государственной собственности, хулиганство и драки отбывали наказание Зайцев, Кузнецов и Мокроусов. Напомним, что в советское время понятие собственности было всеобъемлющим и считалось что «все вокруг народное, все вокруг мое». Вот и пользовались. Ну, а выпивка, драки — это обычное явление. Ведь когда реабилитировали расстрелянных, то разобрались, что Зайцев весь день 2 июня был пьян, а 3-го вообще лежал в кювете. Кузнецов, потеряв на площади друга, тоже напился и грозился растерзать любого. Мокроусов пришел на площадь в середине дня и стал возмущаться увиденным. Вероятно, его несдержанная натура способствовала получению предыдущих судимостей, одна из которых еще висела на нем. Но 2 июня он не думал о своей биографии.
А за что осудил Андрея Коркача военный трибунал? В свое время он был кадровым офицером Советской Армии, командиром 2-го эскадрона 12-го гвардейского кавалерийского казачьего полка. Капитан Коркач считался наилучшим офицером и был выдвинут на должность преподавателя тактики в Новочеркасском кавалерийском училище. А судили его за то, что возмущенный разболтанностью и кражами в училище, он однажды «… через своих подчиненных переодел гвардии казака Аверина в старое обмундирование и повесил на него плакат с надписью: «Я украл полотенце, я жулик, вор и мерзавец». За самоуправство А. Коркач был лишен воинского звания и осужден к трем годам лишения свободы. По характеристикам и ходатайствам был освобожден из заключения через пятнадцать суток.
Многим присутствовавшим на суде запомнилось выступление и поведение Сергея Сотникова. Он говорил, что сожалеет о допущенных погромах (хотя сам участия в них не принимал). Он обвинял власть, которая допустила беспросветное существование рабочих, обличал неправедный суд. Этого ему не простили.
…Приговор суда был встречен продолжительными аплодисментами переполненного зала и нашел широкий отклик и одобрение трудящихся города. Так, плавильщик чугунолитейного цеха электровозостроительного завода К. после объявления приговора о расстреле 7 подсудимых заявил: «Собакам — собачья смерть!». Токарь аппаратного цеха этого завода Ф. рассказывал товарищам по работе: «Судят отъявленных негодяев, многие из них в прошлом у головники. Есть два паразита, которые больше всех кричали об улучшении жизни, а у самих имеются собственные дома, дачи, у одного автомобиль, у другого мотоцикл. Таких гадов надо изолировать от общества и наказать самым суровым образом».
Рабочая обмоточно-изоляционного цеха Н. заявила: «Где же были наши глаза, за кем мы пошли, ведь там одни бандиты, которые по 3-4 раза судимые, и по 6-7 раз были женаты.
Настолько мастерски были обставлены суды, так убедительно звучали обвинения, так безотказно действовал фактор коллективного осуждения, что сами подсудимые один за другим признавали свою вину.
Все подсудимые, за исключением одного, виновными себя признали и раскаялись в совершенных преступлениях. Так, подсудимый Щербан заявил: «Я оцениваю свои действия как преступление перед Родиной и раскаиваюсь в этом». Подсудимый Шуваев: «Осуждаю свои преступные действия и глубоко раскаиваюсь перед Верховным Судом. Я хорошо теперь понимаю, что стреляли не в невинных людей, а в погромщиков и хулиганов, и стреляли правильно.
Это еще один аспект синдрома Новочеркасской трагедии — чувство вины от самого участия. И хоть скостили сроки, выпустили, а потом реабилитировали, но все же многие участники демонстрации чувствовали себя виноватыми и неправыми. Это были не убежденные политбойцы, а чаще люди, которые в порыве нахлынувших эмоций, прокричали в толпе свои житейские проблемы, немудреные мысли, обиды. За это и «сели». А потом тридцать лет жили ущемленные.
Один пример. В 2000 (1) г. отозвалась еще одна наша пострадавшая. Мы даже не знали, где ее искать. Числилась в списках осужденных Галина Полунина, но не обратилась к нам ни в 1991-м, когда реабилитировали основную группу репрессированных, ни в 1996-м г., когда Ельцин приезжал в Новочеркасск с Указом. Не оформила даже положенную компенсацию. О ней, Галине, иногда рассказывала Валентина Водяницкая, вместе с ней мотавшаяся в 1962 г. по лагерям и пересылкам. Говорила, что была такая девчонка с косичками, которую она защищала от всяких обид.
И вот Полунина объявилась. Позвонила из Краснодарского края, а потом и приехала в Новочеркасск, рассказала о своей жизни.
Вернувшись из заключения, Галина попыталась забыть о том, что с нею произошло в Новочеркасске. Однако в дотошных анкетах при устройстве на работу приходилось' указывать, что была осуждена. Некоторые любопытствовали. И она придумала причину осуждения, более легкую, как ей казалось — убийство мужа. Да, страшное преступление, но бытовое и попятное. Многие и посочувствовать могут — мало ли на Руси злодеев-мужиков! Понятное дело. Не то, что политика, антисоветчина… Так и жила Галина. Но потом дети ее все-таки направили к нам: «Мама! Ты же ни в чем не виновата!».
