3-16

Следом за посланием по факсу пришла печальная весть из Швейцарии: убили Мишу Зверева.

«И в этот раз я не сохранил Мишу, — с горечью поду­мал Судских. — Первый раз ему было начертано быть уби ­тым, и сейчас смерть от чужой руки повторилась. Безжа­лостен Всевышний».

Наступление осени этого сатанинского года сопровож­далось мрачными предчувствиями и напряженным зати­шьем, как случается перед бурей. Лили дожди, и хмурые москвичи без улыбок и шуток в просветы от хлябей копа­ли картошку, чтобы не вымочил дождь. Чаще бились ма­шины на дорогах, взрывались и разваливались здания, од­нако главной, хоть и неприметной отметиной нашествия злых холодов было исчезновение евреев. Как чирикаю­щие по любому поводу воробьишки, исчезали картавые физиономии с экранов телевизоров, закуковали на иврите шифрины о горестях еврейской доли. Даже Кобзон не пел больше с хором МВД о еврейском местечке. Каждый спа­сайся как мог.

Поганое дело. Пример подап Лившиц. Совсем недав­но его приклеенная усмешечка убеждала всех, что все хо­рошо и все как надо. В ком-то живет Бог, в ком и дьявол, а у остальных глист, а наш президент такой весь справ­ный, что в нем даже глисты не хотели селиться. И вдруг сей преданный муж отклеил усмешечку, словно фальши­вую бородку, телевизионно покаялся за грехи и скрылся. Началось-таки, загнаш-таки Россию в угол. Дьявол тор­жествован попались-таки, братцы-дсмократцы! А что де- мократцы? Не было их и не было, а попались опять лопо­ухие иваны. не смогли выбраться из мелкоячеистой сети соблазнов.

И убедились ведь, ч-roJBopbKa мудак и команда у пего — мудозвоны из бывших коммуняк и вчерашних недоучив­шихся комсомольцев, а молчали. А коммуняки опять за­говорили проникновенно и убедительно, что Ельцина гнать надо от власти метлой на букву «эс» и «рыжую шайку» гнать, и брюнетов гнать, и тех, кто «эр» не выговаривает. И все слушали. Молча. А шило на мыло менять не риск­нули. Как еше говорится: хрен на хрен менять, только время терять. Лишь один смелый юродивый возопил у мавзолея:

— Ох, братие, забыли окаянных? Кому верите?

Менты его поховали быстро. Гебе, мол, слова не давали.

Приближался мрак, предотвратить который трижды пы­тался генерал Судских. Лишился зашиты Всевышнего и не понимает даже, в каком времени живет. В Японии ок­ружающее принималось обычно среди нормальных людей, здесь его окружали хаос и вакханалия. Те, кто предлагал помошь извне, играли в свои игры, наживались. Тех, кто искренне старался помочь, убирали. Идиотизм.

Унылое настроение Судских передавалось от дождли­вого неба, собственная неприкаянность добивала — он никому не нужен. Он выполнил свою миссию в Японии, по слова благодарности не услышал. Помощник губерна­тора вручил ему билет до Москвы, где Судских, сказал помощник, сможет встретиться с ним — губернатор вые­хал во Францию. Красиво, да? А в Москве даже головы было негде преклонить, даже милиция и спецслужбы не искали его. Спасибо Лаптеву, приютил...

Почему-то вспомнился муравей, ползущий по своим делам, когда он выбрался из подземелий. Есть ли у него мозги или одни рефлексы, только таскает себе и таскает строительный материал в муравейник, пищу добывает, му­равьишек растит — вот и вся материя бытия.

А плачет над изменой муравьихи или таких эмоций лишен, только стоят муравейники миллионы лет и стоять будут, пока греет солнце. А не будет светить, приспосо­бятся к темноте...

Темнота — добру но попутчица. Из муравьишек разо­вьются уроды с челюстями, которым все едино, что стричь и перемалывать на пишу... Может, и мы уже перероди­лись, все подряд перемалываем на жратву?

«Стоп-стоп! — остановил обличения Судских. — Я, ка­жется, с роликов скатываюсь».

Он потер виски и позвонил на службу Лаптеву. Смеш­но: звонил в свое управление. Бехтеренко так и не допус­тил милицию в свои владения, прекратил межвластие си­ловым методом. Выгнал ментов за ворота, и вся недолга. Зарплату УСИ не платили, зато никто и не вякнул на них из администрации президента. Почему? Вневедомствен­ная охрана предназначалась юмашевеким клеркам, а Ястр­жембский под красные флажки не пырнул, сам, как поз­же выяснилось, сидел на чемодане. Поэтому УСИ работало по заведенному графику и Гриша Лаптев спокойно обитал в своем бронированном убежите.

Факс, который до смерти успел переправить Зверев, Лаптева очень заинтересовал, он упросил Судских распу­стить текст до того, как Тамура получит его.

Это алгол! — уверял он. — Не знаю, как текст очу­тился в древнем хранилище, но это алгол.

— Как продвигается работа? — спрашивал сейчас Суд­ских.

— Эх, Игорь Петрович, это такое, отчего волосы ды­бом становятся. Если существует ключ архангела Михаи­ла, то это мастер-ключ самого Господа Бога!

— Почему такие выводы? — не поверил Судских.

Григорий протестовал:

— Игорь Петрович, я половецкими плясками не увле­каюсь, мякиной Fieкормлю, вы меня знаете. Это универ­сальный ключ, каким можно отпереть все на свете и на том свете.

— Просветишь?

— Чуть позже. Идут последние счисления. Закончатся тотчас приеду, — уверил Лаптев.

Непонятные сомнения закрались в голову Судских.

— Только возвращайся с охраной, Гриша. А еще луч­ше, сам сейчас подъеду.

— Это разговор! — обрадовался Лаптев. — Пора вер­нуться в дом родной. Денег правительство нам не платит, зато и в душу не гадит. Жду!

Зато не согласился Бехтеренко. Настоял дождаться ох­рану УСИ. Во-первых, барабашкинские стянули целую ди­визию к Окружной, во-вторых, от мудаков любой пакости можно ждать.

Сопровождение Бехтеренко прислал внушительное: «ниссан-патрол», «икон» и «галопе» с охраной, все при оружии. И с синими фонариками. Судских обнимали всс подряд, будто причащались, и радовались как дети.

Часть пути до Ясенева кортеж спрямлял по Окружной, и колонна крытых грузовиков с сидящими в кузовах бой­цами ОМОНа была последним доводом. Регулировщики тормозили прочие машины.

— Включи сирену и маяки, пошли они в задницу! — велел водителю Судских, чувствуя, как возвращаются к нему уверенность и осмысленность. На своей чай земле живем.

Угрожающий звук сирены и вид кортежа угомонили гаишников. Им дали дорогу.

— Так бы давно, — удовлетворенно молвил старший ох­раны Бурмистров. — Среди самых глупых бсспрсдслыциков должен быть и самый умный. Самого Судских везем!

Угомонись, Ваня! — потеплело на душе у Судских: его помнят и любят. F.ro не хотят забывать. Чего ж хандрить?

Едва въехали на территорию УСИ, объятия и привет­ствия многократно увеличились. Застенчивый и счастли­вый, Судских кое-как пробился к Лаптеву.

— Срослось? — спросил он с порога.

— Еше как срослось! Никогда не поверю, что этот текст из древних рукописей. Никогда!

— Показывай! — подсел сбоку к Лаптеву Судских.

— Наблюдайте, Игорь Петрович, — указал он на мо­нитор с рядами чисел. — Это кодировка высоких вели­чин, субстракт математических производных времени и пространства, дверь, так сказать, в иные измерения. На­черталку помните?

— В общих чертах, — уклончиво ответил Судских. — Время — цилиндр, пространство — ось, пропущенная че­рез него. И все это развернуто на эпюре. Так?

— Хоть экзамен сдавать, — похвалил Гриша. — А если так, то любой участок времени отмечен в пространстве. Забегая вперед, скажу, что фраза «Мама мыла Машу» рас­кладывается с помощью этого ключа па этимологию сло­ва, семантику и географию назначения каждой единицы...

— Постой, Гриша, — остановил словоохотливого Лап­тева Судских. — Когэн записал часть текста, как ты мо­жешь судить о целом?

— Да универсальный ведь ключ! — засмеялся Лаптев таким простым для пего понятиям. — А ключ — величина постоянная, системная. Если вы, к примеру, получаете часть чертежа детали, все равно известны размеры, мате­риал и назначение. Неизвестную часть компьютер восста­новит сам.