Да скажите вы этому балбесу, — трясло Мастачно- го, — чго Судских отстранен и отдан под суд!

— Ог балбеса слышу, — не прерывая занятий, ответил Гриша. — Святослав Павлович, съестного у меня хватит на три осады, вы уж сопроводите гостей обратно.

— Ну е-мое, работнички у Судских! — возмущался Ма­стачный-старший, а младший тем временем изучал пано­раму лаборатории, глаза его приобрели хищный блеск.

То, что он увидел за стеклянной панелью, возбудило его очень. Правду говорили: лаборатория суперуникаль­ная. Здесь можно творить виртуальные чудеса в самом ре­альном смысле слова, и стоит лакая техника, по самым скромным подсчетам, не меньше ста миллионов долла­ров. Глаз горел, во рту пересохло.

— Батя, — сказал он, не отрывая взгляда от лаборато­рии, — чего тут чирикать с идиотом, фугас под двери — и хватит с него. Под суд без меня отдашь строптивца.

— Не возьмет, — тоном задушевного собеседника объяс­нял Бехтеренко. — Бронированное стекло первой категории, но заказу, выдерживает взрыв, эквивалентный тысяче кило­граммов тротила. Здание сиесет, а лаборатория останется.

— Я подошлю израильскую взрывчатку, — отвечал за­душевной нотой Лльбертино-сынок.

— Гарная штука, — согласился Бехтеренко. — Ею стекло и испытывали, а делали златоустовские мастера, которых взорвать и купить вашим сраным банкирам не удалось, — завершил объяснения Бехтеренко и простодушно уставился на Альбертино.

Тот заметно терял терпение и сиесь, да тут еще Лаптев подлил маслица из-за стеклянной переборки:

— Полупочтеннейший, не знаю, чем вы промышляете, но уверен, мерзавец не хуже папаши. Если хотите, через десять минут составлю ваше досье, а папашино могу выдать сразу. У него по всем преступлениям лет сто отсидки. Хотите?

Молчание. Шипение Масгачного-папаши, бульканье Мастачного-сына. Бехтеренко хмыкнул.

— Тогда для особо тупых поясню. — продолжал Лап­тев. — Лаборатория работает в автономном режиме. Еда есть, вода есть, генератор крутится, воздух подастся. От­крою только по приказу Судских. А если сейчас же не покинете этаж специсследований, через минуту даю вы­сокое напряжение на наружную обшивку. Кто не спрятал­ся, я не виноват.

Фантазии Лаптева подивился Бехтеренко. Такого не было, по сказано здорово.

А у меня сисцподошва, — показал Бехтеренко низ армейского ботинка. Продуманная система.

— Куда ты меня приволок! — зашипел Альбертино. — • Они же издеваются над нами как хотят! Сегодня же Лиф-

шицу доложу!

— Л что? Уже Лившиц президент? дурачился Бехте­ренко. — А почему не Костя Райкин?

— Ну, погоди, сволочь! — развернулся к лифту Аль­бертино. Папаша — следом.

И поднимались молча. Бесшумный лифт не скрывал шипения Мастачных. К стенкам лифта они старались не прикасаться.

Наверху особых изменений не произошло, если не брать во внимание, что работники УСИ были сплошь при та­бельном оружии. Спесь с новых хозяев они сбили сразу, и те без начальства хозяйничать не рискнули.

Разум наконец посетил Мастачного.

— Святослав Павлович, — скрепя сердце обратился он к Бехтеренко, — вы против закона пошли и одобряете на­глое поведение. Я доложу министру. Не надо говорить про то, что ключи мне передали, ходили со мной. Это сабо­таж, и вы понесете наказание. Сорвали, понимаешь, ра­бочий день. Все. Я уехал. Посмотрим, чья возьмет. Не та­ких обламывали, сказал он, усаживаясь в штатный «мерседес» с мигалками и затемненными стеклами.

— Наша возьмет, — возник из-за плеча Бехтеренко Бур­мистров.— Растащить уникальное хозяйство не позволим. Сунетесь — как шакалье перестреляем, рука не дрогнет.

Мастачного беззвучно затрясло.

— Постой, Ваня, — оттеснил ею Бехтеренко. — Я объяс­ню проще и законно. Во-первых, только с разрешения Со­вета Безопасности вы могли провести на режимный объект посторонних лиц. Барабашки!i об этом знает. Это и есть полнейшее беззаконие. Россию мы еще не проиграли, на кон не ставили и, подобно бесправным шахтерам, каска­ми об асфальт стучать не станем. Начнете с вашим мини­стром шустрить снова, Лаптев передаст ваше досье в газе­ты. Я с ним знаком. И сынку своему накажите, пусть газ сбросит, знакомство с Лившицем не спасет, и Таня не поможет, и сам президент. Не мешайте работать. При- вст вашему Барабашкину. — И сам захлопнул дверцу «мер­седеса».

За минуту вся колонна милицейских грузовиков и «га­зиков» выбралась за территорию УСИ. Выхлопы моторов рассеялись в воздухе. Стало чише дышать.

А город подумал, ученья идут.

В салоне «мерседеса» Мастачный-младший усиленно пыхтел. Старший не пытался сказать что-то в свое оправ­дание. Не в тот стакан макнули генеральские новенькие звездочки.

— Шантрапа, — первым изрек Альбертино. — Убивать таких мало. — Обида жгла сильнее, чем до этого уникаль­ная техника за бронированным стеклом. Неполученная прибыль всегда вызывает досаду, как утерянное кровное.

— Ничего, сынок, разберемся, - уверил отец Мастачный.

— Чего ты тут разберешься? - презрительно гляцул сын Мастачный. — Это бунт, в старину таких вешали на месте! Разболтались, сволочи, проклятая чернь!

— Этих не повесишь, не то время, — вздохнул стар­ший и скосил глаз на новенький генеральский погон. — А надо бы...

— Ладно, — потихоньку оттаял Альбертино. — Решу этот вопрос через Кириенку. Обожаю комсомольцев пос­леднего призыва. Эти голову кому угодно заморочат, шнур­ки у бегущего стибрят. Делали мальчиком для битья, а он Немцова перехитрил. Жесткий тип. Но полезный, — го­ворил Альбертино, будто и не случилось досадной оплош­ности. — В общем, папаша, я разозлился и в этой вшивой конторе офис устрою. Ты не против?

— А я-то что? брякнул Мастачный. — Христа-ради.

— По ты меня прикрывать станешь своими ментами. Ничего я ход нашел, а?

— Нормально, — порадовался за умное чадо отец. По­рой он сомневался: этот ли бутуз сидел у него на коленях, заливисто смеялся его шуткам. Теперь сядет — раздавит, заговоришь — забьет умпостями.

— Давай, сынок, — ободрил он Альбертино, еще раз. Больше себя, чем его.

— Бабки в этом мире все решают. изрек наследник и достал запиликавший мобильник. — Да...

По резким движениям сыновьей туши Мастачный-етар- ший сделал вывод, что жизнь имеет черные и белые поло­сы и сейчас время черной и очень крупной.

— Все триста пятьдесят точек? Суки, я передавлю вас танками, сгною!

Мастачный-старший посмотрел на сына. Лицо его пе­рекосила звериная злоба. Он испугался, не за сына — где танки брать...

— Как тридцать шесть убитых? Особняк сожгли?

Теперь лицо Альбертино посерело, словно ганки уже

проехали, оставив пепел...

— Да это же беспредел, террор! А в милицию, в проку­ратуру сообщили, козлы вы чахоточные? Нет? За что я вам такие деньги плачу? Вы на кого работаете?

«Слава Богу, — отметил Мастачный-старший. — Если прокурор в ход пойдет — мелочи».

— Сообщили? Не берет к производству? Как не берет? Мало давали. Да я его с говном смешаю! Сегодня же у гене­рального буду, я ему покажу, как с Мастачиым тягат ься!

«Господи, — опять запереживал отец, — дело-то не шутейное, закусил удила сынок...»

— Да в гробу я видел этих националов!

«Ой. не дай Бог!» — схватился за сердце Мастачный- старший: со страшными людьми взялся тягаться сынок...

Альбертино защелкнул крышку мобильника и с мину­ту смотрел вбок отсутствующим взглядом.

— Что случилось? — подал голос отец.

Сын умел долго хранить обиду, не выказывать ее, изощ­рялся наказывать обидчиков жестоко. Ответил обыденно, ровно в Китае погибло от тайфуна до миллиона человек:

— Твои охранники схлестнулись с чернорубашечника­ми. Кого-то они замочили в Балашихе, а националы про­знали и за одну ночь сожгли все триста пятьдесят ларьков. Боже мой, тихий ужас что делается... Товару погибло по­чти на триста тысяч баксов! Да что же это за страна такая! Чикаго прямо...