Эскадра быстро покрывалась белыми облаками парусов. Один за другим корабли и суда покидали копенгагенский рейд. Гремели залпы прощальной салютации, порты заволакивало клубами дыма. Датские форты «Провистейн» и «Тре-Крунор» палили в ответ холостыми залпами.

На выходе из гавани в последний раз сошлись бортами флагманские корабли обеих русских эскадр.

– Ну, как говорится по-русски, Григорий Андреевич, дай Бог вам удачи! – Швед Андерсон медленно, но чисто произнес всю фразу. Сняв с головы треуголку, помахал ею.

– До встречи, Петр Петрович! Главное сейчас – проливы проскочить, а в море Немецком уже полегшее будет!

Старый сотоварищ Круза капитан «Архангельска» Петр Глотов кричал ему задорно:

– Саша! Удачи тебе на водах и в гареме султанском да семь футов под киль!

– Спасибо, уважил! – Толстый Круз расплылся в улыбке.

Протяжное и дружное «Ура» заглушило пушечные залпы. «Город Архангельск», содрогаясь от выстрелов, грузно ворочал на зюйд-вест, за ним, как бы нехотя, – остальные корабли Резервной эскадры. Эскадра Андерсона уходила в Россию. Обрывалась последняя нить, связывающая средиземноморцев с родиной.

– Ваше превосходительство, на «Архангельске» подняли «Желаю доброго плавания». – Вахтенный офицер молод, голос резок и взволнован.

– Вижу. Передайте мое благодарение. – Спиридов подошел к Крузу, встал рядом.

– Теперь поплыли окончательно, – произнес задумчиво капитан, надевая шляпу. – Да, кажется, поплыли.

За Алексеем Орловым слава громкая, хотя и страшная. Это он 28 июня 1762 года ранним утром влез через окно в спальню Екатерины и поднял ее словами: «Вставай, матушка, у меня все готово!» Это он несколькими часами позже первым примчался в Ораниенбаум и арестовал растерянного Петра III, и, наконец, именно он 6 июля самолично удушил опального императора офицерским шарфом.

Теперь же Алексею Орлову предстояло дело иного рода – возглавить русские войска на Средиземном море и поднять на восстание угнетенные турками народы.

Выбор Екатерины II был удачен. Для этого гиганта со страшным шрамом через все лицо (памятью о пьяной драке) не существовало ни физических, ни политических, ни моральных препятствий. Граф Алексей ради достижения заветной цели был готов абсолютно на все…

Получив рескрипт Екатерины о назначении его командующими всеми вооруженными силами России на Средиземноморье, Алексей с младшим братом Федором под видом «графов Островых» перебрался в Ливорно. Порт этот был им выбран не случайно. Во-первых, тосканское правительство доброжелательно относилось к России. Во-вторых, туринское купечество имело от торговли с тульскими купцами весьма большие выгоды.

Едва разместившись в Ливорно, Алексей Орлов сразу же развернул бурную деятельность: рассылал агентов, заготовлял оружие, налаживал связи с греческими повстанцами.

В помощь ему из Санкт-Петербурга под видом купцов были присланы опытные армейские офицеры во главе с «купцом первой гильдии Барышниковым» (генерал-майором князем Юрием Долгоруким). Ненадолго задержавшись в Ливорно, «купцы» разъехались по всему Средиземноморью. Эмиссаров своих перед отъездом Орлов наставлял весьма основательно:

– Ежели ехать, так уж ехать нам надлежит до самого Царьграда и освободить всех православных да благочестивых из-под ига тяжелого. Румянцев ударит с одного конца, а мы подпалим Порог Счастья с другого! Труд сей для нас очень немного стоить будет, чтоб повести греков против турчан и чтоб они у меня в послушании были. Запомните, люди торговые, что к будущей весне должны мы иметь войско в сорок тысяч!

Восстание набирало силу с каждым днем. «Торговые дела графов Островых» шли успешно.

Длинной чередой проливов связана Балтика с океанами. Большие и малые, они, как пуповина, питают ее живительной водой великих просторов. В гигантском водовороте сталкиваются здесь встречные потоки. Никто не в силах дать описание здешним течениям. Самые опытные лоцманы, слыша подобные вопросы, лишь пожимают плечами, говоря, что течения местные весьма неправильны, а потому и опасны.

Штиль – редкость в этих местах. Днем и ночью ревут в проливах, пронизывая сквозняками матросские души, ветра. Обволакивают берега густые туманы. Коварные песчаные отмели Ютланда и мшистые камни шведского побережья видели не одну трагедию. Опасность подстерегает здесь везде!

Впереди эскадры шли форзейли: пинк «Лапоминк» и линейный корабль «Иануарий». За ними в составе авангардии: «Северный Орел», «Летучий», «Надежда Благополучия», «Ростислав», «Сатурн», «Три Святителя», «Соломбала», «Почталион», «Три Иерарха», «Венера» и,«Европа».

Эскадра продвигалась в сплошном тумане. Вся видимость ограничивалась лишь баком. На сердце у Спиридова было тревожно: не оправившийся от недавней болезни, он постоянно находился на верхней палубе, как, впрочем, и все капитаны. Каперанг Круз, не доверяя никому, самолично вел счисление. От недосыпания и тревог лицо его осунулось, под глазами нависли черные мешки.

Шторма выматывают силы, туманы же вынимают всю душу. Прошли остров Анхольт.

Флагманский корабль палил ежечасно, а если увеличивал или уменьшал паруса, то каждые полчаса. Делалось это с одной целью – чтобы на остальных кораблях и судах знали: догонять или отставать.

На третий день у Спиридова вновь начались сильные боли. В каюте адмирал впал в беспамятство. Корабельный эскулап, ощупывая его белое худое тело, только качал головой. Рядом с койкой – флаг-капитан, сыновья.

– Не знаю, – прикрыв адмирала одеялом, молвил лекарь, взгляд потупя, – может, и осилит, а может, и всякое случится…

Впереди эскадры пинк «Лапоминк». У капитана Извекова задача особая – вести за собой остальных. Сам Извеков все время подле рулевого. То и дело, сверяясь с картой и компасом, расспрашивал он датского лоцмана об особенностях здешних вод. Бородатый датчанин, нахлобучив по уши клеенчатую зюйдвестку, лишь оправдывался на плохом русском: – Не карошо видать, а угадать трудно.

– Ничего, – хмурился осунувшийся Извеков, над компасной картушкой колдуя, – хоть на брюхе, но проползем!

Рядом ежился от холода сигналист с туманным рогом. Часовой что есть силы колотил в рынду. Протяжный и печальный гул висел в серой мгле. Подошел лейтенант Василий Машин: – Где мы сейчас? – На крамболе Эльсинорский замок. – Почти по Гамлету: То be or not to be?

Кают-юнга подал офицерам чашки с горячим чаем. Пили, не сходя с места, широко расставив ноги, чтобы не расплескать на качке.

Кончились третьи сутки «слепого плавания». Вокруг по-прежнему было сплошное молоко. Бородатый лоцман, не находя себе иного применения, долго рассказывал Извекову о том, что воды Балтики текут Бельтами, а у Скагенского рифа, сталкиваясь с противным, стремятся вместе к зюйд-осту. «Лапоминк» огибал Скаген… Страшнее места в проливах нет. Рифом «тысячи смертей» прозвали его моряки. Течением пинк незаметно сносило к восточной оконечности рифа.

– На Шкагене фарос изрядный! – известил вперед смотрящий Извеков. – Должен быть огонь, глядите зорче!

Маяк в ту ночь не горел… Почему – это осталось тайной. За несколько минут до полуночи резкий удар потряс судно… – Слева каменья! – Голос кричавшего сорвался.

К Извекову подскочил Машин, с лейтенанта ручьем текла вода.

– В рюйме воды по пояс. Корпус крошится – гниль. Помпы разбиты вдрызг! Извеков остался спокоен:

– Спускайте шлюпки, грузите в них оружие. На каменьях еще продержимся!

В интрюме гуляли волны. Матросы поочередно ныряли туда, доставая бесценный груз – ружья для греческих повстанцев. – Прислуге к пушкам! – распорядился Извеков.

Вася Мишин, сняв команду и загрузив припасы, с последней шлюпкой отвалил от борта. Разбитый пинк быстро заполнялся водой. – Залп! – скомандовал капитан.

Дружный залп шестифунтовых пушек дернул с камней погибающее судно. – Залп! Треск и скрежет. Это полетел к черту такелаж.

– Неужели на эскадре не слышат? Почему молчат? Куда делся шедший в струе «Иануарий»? – Извеков превратился в слух. Со шлюпок, размахивая руками, отчаянно кричали: