- Задумал ты воевать, как Орда воюет, и сделать с нею то же, что она досель с нами делала.
- Ох, провидец ты, Дмитрий Михалыч, - засмеялся великий князь. - Одобряешь ли?
- Почему бы нет, государь? Войско наше теперь подвижно, обеспечено надолго. Осень наступает, изнурительной жары уж нет, так что дальний поход нам не в погибель станет.
- Да, воевода! Нельзя с Ордой воевать иначе - то и Вожа нам показала. Ну-ка, выползи против них неуклюжей ратью, начнут они нас дергать да трепать малыми силами, а большие тумены бросят разорять страну, жечь города. Останемся на голом месте с измученным войском. Прежде князья дожидались степняков за крепкими стенами, но то от слабости. Никакие стены сильного войска не сдержат. Такого подвижного врага надо ловить на встречный удар, навязывать ему битву там, где он не ждет и не хочет.
Жутковато и радостно становилось Боброку, что сам государь подтвердил его догадку. Перед походом войско облетели слова Димитрия Ивановича: "Будем сидеть дома - все одно приползут, как змеи ко гнезду, задушат наседку и цыплят сожрут. Надо встречать их вдали от гнезда. Господь простит наш грех - не по собственной воле переступаем мы чужие пределы". Значит, и в самом деле замыслил Димитрий Иванович, в случае удачного сражения с Мамаем, нанести удар в самое сердце Золотой Орды, пройдя до ее столицы через кочевую степь. Именно так предупреждал половецкие набеги на Русь Владимир Мономах - любимец Димитрия…
На легких конях подскакали дозорные, доложили: впереди, у моста через речку Северку, встречают великого князя коломенский епископ Герасим со своей дружиной, а также военачальники пришедших в Коломну отрядов. Димитрий чуть сбавил шаг иноходца, чтобы передовые сотни уплотнили строй. Кони ратников, утомленные дневным переходом, пошли веселее, чувствуя близкий отдых. В Коломну полк войдет завтра, а пока на привале осмотрится, приведет себя в лучший вид, какой должно иметь войско в походе.
Первым проехав по деревянному мосту над прозрачной до дна речкой в зеленых тенистых берегах, Димитрий увидел епископа Герасима во главе военной дружины и бояр с отроками. Все они, кроме священника, были в полной боевой справе. Трубачи сыграли встречу, епископ выехал из рядов дружины навстречу государю, широко благословил его. Димитрий, скинув золоченый шелом, с поклоном принял благословение.
- Как здоровье твое, отче?
- Благодарствую, сыне, милостью господа здрав.
Димитрий хорошо знал этого сорокалетнего человека с умным лицом, тихого голосом, упорного делом, умеющего подчинить себе человеческое сердце. Совсем недавно ставили его на епископат с наместником митрополита другом Михаилом, или, как звал его Димитрий, Митяем. Здесь, в Коломне, на порубежье с Рязанью, вблизи Орды, нужен головастый, грамотный и дальнозоркий владыка церкви. По совету Сергия Митяй высмотрел в Ростове дьякона, не только прилежного в церковном вероучении, книгах и языках, но и прослывшего настолько твердым, что среди монашеской братии его побаивались и прозвали Храпом. Рассказал о нем Димитрию, тот весело ответил: "Такой нам годится. Коли среди братии не побоялся недругов нажить, значит, стоящий человек". Сейчас, при встрече с Герасимом, сердце Димитрия болезненно сжалось: нет его друга Митяя, которого прочил в митрополиты. Скоропостижно умер Митяй по дороге в Константинополь, направляясь за благословением к патриарху православной церкви. Не иначе, и тут нанесла тайный удар вражеская рука - многим не хотелось, чтобы русским митрополитом стал друг великого Московского князя.
Ласково приветствовал Димитрий и своих верных бояр. Для каждого нашел слово особенное, то добродушное, то задористое, то шутливое, но всякий раз дорогое и памятное тому, для кого сказано. Спросил, почему нет начальника всех ратей, сошедшихся в Коломне, князя Мещерского. Сказали: не решился князь Юрий оставить войска. Димитрий одобрительно кивнул.
Объезжая начальников, великий князь поглядывал на костры, разложенные вдоль берега. Их было много, и почти возле каждого копошились мужики, разделывая звериные туши. Значит, войсковым охотникам повезло на берегах Северки. Войско прожорливо. В походах оно питалось не только тем, что везло и гнало в товарах. Вперед, вслед за сторожевыми отрядами, высылались летучие команды охотников, брали в помощь местных крестьян, устраивали облавы - били лосей, оленей, вепрей, косуль и медведей. Мясо шло в войсковые котлы, солилось и вялилось впрок. Охота на красного зверя, бывшая в мирные дни исключительно привилегией князей и больших бояр, становилась в военное время важнейшей статьей снабжения продовольствием армии. А крупного зверя в русских лесах водилось великое множество. И в степи, куда направлялась московская рать, еще бродили тысячные стада копытных, охота на которых велась по указанию ханов. Но русские воеводы в ханских указаниях не нуждались.
Вдыхая смолистый дымок костров, Димитрий следил, как, не нарушая строя, шли через мост его всадники, посотенно растекались на широком лугу, быстро спешивались, развьючивались, ставили палатки, поили коней, тащили большие медные котлы к кострам, а новые сотни шли и шли, гремя копытами по деревянному настилу, - броненосная конная гвардия Москвы, ее сила и надежда.
- Счастлив я, государь, - сказал Димитрию своим тихим голосом епископ. - Всю землю русскую довелось мне встречать в Коломне, весь ее цвет. Мог ли прежде о том помыслить?
- Всю ли, отче? - задумчиво спросил князь.
- Всю, сыне, всю. Коломяне рады, что им выпало приветить русскую рать. Сами на улицах спать будут, а вас приютят, сами куска не съедят - отдадут воям. И просить их о том не надо.
- Благодарствуем, отче, за сердечность вашу, - Димитрий улыбнулся. - Да войско не саранча. Нет нам нужды стеснять и объедать жителей. Пройдем через город и станем на Девичьем поле.
Герасим вздохнул:
- Вот так же и другим велел твой воевода.
- Правильно велел. Войско в походе, и быть оно должно что кулак сжатый. На страшного ворога идем.
- Знаю, государь. Коломна тоже немалое ополчение выставила, и свою дружину отдам тебе.
- Благодарствую, отче.
- Сам я хотел ныне проситься у наместника с епископата, да вижу - не время.
- Зачем же тебе уходить с епископата? Аль хлопотно после жизни монастырской?
- Иного, более хлопотного, ищу, государь. Устюжанин я, с реки студеной Двины. Там, к Югорскому Камню, Пермская земля начинается. Пермяки народ добрый, простодушный, что дети малые, а тем простодушием пользуются нечестные люди, приходящие из свейской и варяжских земель. Да и новгородские ушкуйники не лучше - грабят пермяков нещадно. Те ведь в темноте жизнь влачат, в грязи и болезнях, в безверии и язычестве души губят. Хочу пойти к ним, просветить Христовым учением, дать им грамоту, к жизни приобщить чистой и нравственной. Язык их я изучил, начал уж письмо для них составлять на основе нашего полуустава.
- Дело божье, отче, - кивнул Димитрий. - Не только церкви - всей Руси оно угодно. Коли свершишь подвиг свой, и пермяки, и русские не забудут его. Давно пора бы нам взять малые племена под руку свою, от всякой нечисти разбойной законом и силой оградить, да вишь, Орда руки связала.
- А ты разруби те путы, сынок Митя, - тихо сказал Герасим.
Сотни полка еще шли по мосту над Северкой, когда Димитрий в сопровождении бояр двинулся осматривать вырастающий на глазах воинский лагерь, в центре которого отроки уже поставили палатки для великого князя, его бояр, епископа и охраны. Лагерь окружали тесно сомкнутыми повозками, колеса их окапывали и присыпали землей, за внешней линией повозок наклонно укреплялись острые рогатки, крест-накрест складывался бурелом, принесенный из леса. В такой лагерь внезапно ворваться невозможно. Близко враг или далеко - войско Димитрия жило по законам военного времени.
Направляясь к центру лагеря, князья и бояре проехали мимо трех старых слив, неведомо кем посаженных на этом пойменном лугу. Ветви деревьев ломились от тяжести плодов; крупные и темные, словно подернутые изморозью, они сами просились в пересохший рот, однако ни одна веточка не сломлена, ни одна слива не сорвана, даже те, что сами осыпались, нетронуто лежали в траве. Димитрий Иванович переглянулся с Боброком и в синих глазах тезки прочел горделивую усмешку. Остерегающе заметил:
