Литмир - Электронная Библиотека

Димитрий молчал, оглядывая поле, опушку Зеленой Дубравы, заросшие холмы вдали, у Непрядвы, взвешивал замысел воеводы. Наконец раздумчиво сказал: "Значит, раздразнить зверя видимостью близкой добычи, чтоб он вроде победу здесь углядел да и влез сюда всей силой?.." - "Именно, государь, рать поддержки большого полка ближе к его левому крылу поставим, она и ударит татар - это навроде как раскачавшийся чурбан". - "Велика ли та рать и долго ли она продержится?" - "Лишь бы сильней Мамая раздразнила, лишь бы увидал он, что мы свой резерв уж кинули в сечу. Да и вся Орда решит - это последний наш заслон, а за ним лагерь с обозами во поле чистом… И как начнут они теснить полк поддержки, окружать большой полк да к обозам кинутся, тут и повернутся спиной к Зеленой Дубраве…" - "А мы - мечом по затылку?!" - Димитрий подался вперед, готовый, кажется, вобрать глазами все просторное поле между Доном и Непрядвой, но, сдерживая чувства, откачнулся в седле, смял в кулаке бороду, скосил глаза на Боброка. "А ну, как не прорвут они нашего длинника, Дмитрий Михалыч, что тогда?" Боброк сморщил лоб, сокрушенно покачал головой: "Я и не подумал о сем, государь, вот беда-то". Оба громко рассмеялись. "Эх, кабы не прорвали да вышло, как на Воже! - вздохнул государь. - Нет, не бывает одинаково дважды кряду. Худшего надо ждать - со всей силой Орды Мамай пришел".

Димитрий построжел, снова оглядел поле, тогда еще свежее, полное живых красок и бойких птиц. "О другом думаю, Дмитрий Михалыч: ведь татары могут прорваться и через полк правой руки, и через большой". - "Что ж, засадный свое слово скажет, хотя бить придется в лоб. То хуже. Вот и надо постараться, чтоб там не прорвались". - "Будешь войско строить, позаботься, княже. - Помолчав, Димитрий Иванович заговорил не очень уверенно: - Смотрю и думаю: на этом поле усилить бы края войска - поставить за полками правой и левой руки по большой рати. Как навалятся татары, середина начнет прогибаться, а края устоят, и влезет Орда в большой мешок. Мы же двинем крылья вперед и затянем тот мешок - кончится Мамай разом". - "Думал я о том, государь. Прав ты - место позволяет. Силы не позволяют. У Мамая войска-то поболе нашего. Ускользнут татары из мешка аль порвут. Сильную татарскую конницу еще никому не довелось окружить, и нам не удастся". Понимал государь жестокую правду воеводы, и все же сердито насупился. "Придет время, и Орду окружим". - "Да, государь. Но еще не пришло. Вышибем их с Дона, погоним обратно - и за то спасибо скажет Русь. Великий груз мы подняли твоей мудростью и общей нашей силой, так давай же донесем его до места, осторожно и крепко ступая. Зарвемся - тяжко будет падать с таким-то грузом".

Теперь, когда огромная всегосударственная работа по собиранию силы завершилась "простой" расстановкой полков на поле битвы, когда военная тактика должна увенчать политическую стратегию государя, Димитрий Иванович не без тайной ревности замечал, что Боброк судит реальнее, действует вернее, видит острее. Что ж, с этим надо мириться: кто-то лучше видит целое государство, а кто-то - Куликово поле. Нет, он не хочет даже в мыслях обидеть верного любимого воеводу: ведь на Куликово поле выйдет вся Русь, и привел ее он, великий Московский князь Димитрий… Сказал возможно спокойнее: "Что ж, Дмитрий Михалыч, лучшего, чем ты замыслил, не вижу. И думаю я, - покосился на стоящих поодаль отроков, - главное - чтоб враги наши до последнего часа не сведали, в какой руке держим на них тайный топор. И чтоб сильнейшую руку нашу за слабую приняли". - "Так, государь". - "Вот ты о том и позаботься - тебе расставлять полки", - повторил Димитрий, и Боброк, выпрямись в седле, не отвел вспыхнувших, увлажненных глаз: "Слушаю, государь".

Расставляя полки, Боброк хотел бы собственными руками прощупать звенья боевого порядка, которые должны - обязаны! - устоять под самыми жестокими ударами противника, - так опытный воин проверяет оплечье, и зерцало, и шлем, зная, что на них падут самые крепкие удары в битве.

Как ни многочисленна рать, она состоит из людей и повторяет в себе человека. Есть у нее голова - воевода, есть туловище - большой полк, за десницу и шуйцу - полки правой и левой руки. У равномерно построенной рати сильнее окажется правый фланг, как у человека сильнее правая рука, - это знали еще полководцы глубокой древности. Античные стратиги, выстраивая к битвам свои фланги, ставили на правый фланг отборнейших воинов и в момент столкновения ратей стремились коротким и сокрушительным ударом правого фланга подавить и сокрушить противника. А правый фланг неизбежно сильней у того, кто собрал более многочисленное войско или сумел лучше подготовить его к сражению - ведь воинский дух, дисциплина и ратная выучка как бы удваивают, а то и утраивают число бойцов.

Русские воеводы на Куликовом поле верили в мужество и стойкость своих воинов. И они, конечно, предвидели, что Орда своим сильнейшим правым крылом наиболее жестоко обрушится на левое русское крыло. План сражения, блестяще задуманный Димитрием и Боброком с учетом реальных сил, своих и вражеских, с учетом реального места и тактики противника, которого они прекрасно изучили, весь подчинен цели - разгромить меньшей силой большую. Левый фланг русского войска становился решающим участком сражения, именно здесь воеводы стремились быть сильнее своего врага, и поэтому отказались от равномерного распределения сил по фронту. Но мощь русского левого фланга была скрыта от вражеских глаз, она создавалась двойным резервом и нарастала в глубину боевого порядка. Одновременно засадный полк (главный резерв) прикрывал тыл русской рати на случай, если бы враги решились на глубокий обход с форсированием Дона и Непрядвы. А чтобы вынудить Орду с самого начала битвы пойти на лобовые атаки, сковать ее мощную, подвижную конницу, не дать ей возможности охватить крылья построенной рати, их, как и тыл, прикрыли реками. Все это вместе - новое слово в искусстве войны, рожденное гением русских полководцев. Их военный опыт был велик и горек - шла та жестокая пора, когда Русь в течение двухсот лет выдержала сто шестьдесят внешних войн!

На правом фланге войска выстроился пятитысячный полк князя Андрея Полоцкого, усиленный боярскими дружинами из московских уделов. К конным тысячам вплотную примыкали ряды хорошо вооруженных пешцев. Левым флангом они упирались в большой полк и служили опорой для конницы полка, составившей его основную силу, - крылья войска должны быть особенно гибки, чтобы парировать сильные удары вражеских конных масс, ведь крылья - это руки рати. Даже опытные глаза воевод с трудом различали русские и литовские дружины: одинаковые шлемы и щиты, одинаковая одежда, славянские лица, вот только мечи у большинства русских кривые, а у литовцев чаще прямые, узким лучом. В Литву много оружия шло с запада, там лишь начинали убеждаться в превосходстве кривого меча, более прочного и легкого. Русы применяли сабли еще до Святослава, на себе их преимущество изведали в многочисленных битвах с Ордой. И хотя кривые мечи ковать значительно труднее, московские оружейники давно отказались от прямых.

- Что, Дмитрий Михалыч, нравятся тебе наши воины? - князь Андрей горделиво оглядывал конные и пешие шпалеры полка, протянувшегося на полверсты.

Боброк, щурясь на холодный блеск панцирей и кольчуг, вслушиваясь в конский храп и приглушенный говор воинов, без улыбки ответил:

- То в битве увидим.

- Увидишь, княже. Нет другого такого войска ни до нас, ни при нас, ни после нас…

Боброк промолчал. Он сам готов был в это поверить, но он знал лучше других, что и в Орде слабых воинов нет.

- Ты вот что, Андрей, - произнес наконец, - тыльные сотни держи еще правее. Как двинемся и выйдем к Нижнему Дубяку, чтоб между полком и опушкой побережного леса - никакой щели… Знаю, труднее будет поворачиваться, как начнем татар отбивать, но коли татары в эту щель свой клин вобьют - иные кровавые труды тебя ждут.

100
{"b":"228917","o":1}