Сообщение о деятельности наместника в Британии могло иметь риторическую направленность, на деле же оно содержит, вероятно, рациональное зерно. Однако как бы ни были сильны тенденции к романизации во всех частях империи, они тем не менее не привели к нивелированию и унификации по римскому образцу. Они повлекли за собой в старых городских провинциях иные результаты, чем в военизированных пограничных зонах; слияние местных и римских богов на Ближнем Востоке имело иные последствия, чем в Британии или Германии. Если романизация на Западе нередко означала восприятие технически и духовно превосходящей культуры, то на Востоке она говорила всего лишь о готовности признать римскую власть, администрацию и особые формы точно так же эллинизированного римского мира, который, как чувствовали местные жители, они далеко превзошли на основе своих древних традиций греческой или восточной культуры.

Пограничные зоны и предполье империи

Начиная с 1 века до н.э. в Риме были заимствованы древние эллинистические представления, которые отождествляли римское господство с господством над всей ойкуменой, то есть над всем цивилизованным миром по средиземноморским представлениям, а выражаясь по-римски, над земным шаром. Эта концепция существует в официальных текстах, символически она выражена применением глобуса на римских монетах, который олицетворяет мировое господство. Изображения на монетах интерпретировались не только как попытка изобразить положение ойкумены на земном шаре, но и как символ мировой империи. Какой бы ни была картина мира у жителей империи, представляли ли они его окруженным океаном диском или шаром, их мир охватывал земной шар и вселенную, и над этим миром господствовал Рим.

Каким бы комплексным ни было это представление, оно не предполагало, что вся земля тоже занята римлянами или управляется ими. Противоречия между идеей римского мирового господства и военно-политической реальностью существовали с самого начала. Следуя традиции Александра, римские полководцы всегда мечтали стяжать себе славу, пройти до границ ойкумены: Помпей со своим походом к Каспийскому морю, Цезарь со своими наступлениями до северо-западной оконечности Иберийского полуострова и позже в Британию. Однако оба полководца прервали эти широкомасштабные операции. Нечего было и думать о прямом и длительном овладении всеми затронутыми землями.

Контраст между претензией на мировое господство римской державы и фактически покоренными территориями, а также инструментарий и формы римского влияния в пространстве по ту сторону пограничной зоны обнаружились еще при Августе. Сформулированный только после его смерти заголовок латинской копии его «Деяний» говорит о том, что он подчинил земной шар империи римского народа. Характерно, что Август похваляется прорывами своего войска и флота в регионы, в которые до этого не заходило ни одно римское войсковое соединение, будь то дакские земли по ту сторону Дуная, города Аравии и Эфиопии или родина кимбров. Альбинован Педон, участник походов Германика 15—16 гг. н.э. позже описал переживания во время одного из таких продвижений на Северное море и тем самым к границам римского мира:

Они увидели, что оставили за собой день и солнце,

Уже давно они идут за пределами знакомых

Границ их мира через ужасные сумерки

К концу вселенной, к крайним морским берегам земли,

К тому океану, который отовсюду под своими волнами

Приносит страшных чудовищ, быстрых акул и тюленей,

Которые подхватывают и подбрасывают вверх корабли.

Они уже думают, что корабли застряли в тине, что

Флот покинут быстрым ветром, а сами они отданы на

съедение зверям.

И один из них, который пытается с высокого буга

Острым взглядом пронзить туманную ночь, но не может

Ничего различить, с сжавшимся сердцем разражается

словами:

«Куда нас теперь уносит? Даже сам день спасается

Бегством и оставленный позади мир закрывает

Край природы вечной тьмой. Ищем ли мы

По ту сторону полюса народы? Или другой мир,

Где не веют ветры? Сами боги зовут нас назад,

Они запрещают человеческим глазам смотреть на конец

мира.

Зачем же мы раним веслами далекое море и

Священные воды и тревожим тихую обитель богов?

(Сенека Старший. «Увещевательные речи» 1, 15).

Представление Августа о Римской империи включало, однако, племена и народы, которые этой империи не повиновались, он хвастался тем, что расширил границы всех прилегающих римских территорий. Он говорит об усмирении испанских и галльских провинций, Германии до устья Эльбы, причем именно в этом регионе он сознательно умалчивает о том, какая конкретно территория имеется в виду. Совсем другое средство используется при описании внешнеполитических успехов на Востоке. Большое количество имен царей и князей скрывает настоящее положение во все еще спорной Армении. Достигнутый с большими усилиями дипломатический успех 20 г. до н.э. был преподнесен так, будто бы парфяне попросили дружбы римского народа.

Установление дружеских отношений через посольства далеких стран, прежде всего из Индии, откуда раньше никогда не прибывали послы, в дальнейшем посольства от бастарнов, скифов и сарматов, от царей альбанов, Иверов и мидян свидетельствуют о радиусе римского престижа не меньше, чем прием царей и князей соседних государств, для которых римский принцепс стал могущественной поддержкой. Этому соответствует тот факт, что чужие народы выпрашивали у Августа царей. Названные подробности, конечно, нельзя переоценивать, однако они показывают, что империя уже при Августе распространила свое влияние далеко за границы провинций и за пограничные зоны. Как и внутри империя, несмотря на сознательно установленную Августом когерентность ее составных частей, отнюдь не состояла из унифицированных элементов, так и извне была связана контактами дружественных отношений со своим предпольем.

Да, только эти контакты позволяли удерживать притязания на господство над всем земным шаром. Хотя старые римские основополагающие категории в области дипломатии и внешней политики, дружба и верность давно уже стали ненадежными, принципат все же перенял их и подчинил, как испокон веков, своим интересам. Хотя владыки и племена хотели поддерживать дипломатические или дружественные отношения, они при этом преследовали другие цели, чем империя, и исходили из других содержания и обязательств этих контактов, чем римская сторона.

Современная наука долгое время фиксировала свое внимание на границах по рекам, которые в конце концов были оценены как «моральный барьер» между римлянами и варварами. Против такого представления говорят не только военные и политические достижения, но и прежде всего тот факт, что общее и суммарное понятие «варвары», для обозначения всех живущих за пределами империи неримлян, преобладало в идеологии Рима только в поздней античности. Сколько усилий приложил Тацит в «Агриколе» или «Германии», чтобы постичь своеобразие отдельных британских и германских племен!

Во всех пограничных зонах сначала мерилом были военные цели, к которым относились из соображений безопасности текущие разведка и контроль предполья. К ним принадлежали пограничные патрули в Британии, на Рейне, в Сирии, Аравии и Северной Африке. Создание «клиентельных огромных государств» и вассальных государств, династии которых были связаны с Римом, стало обычным с давних пор. Оно привело при Августе к назначению вассальных царей. Одним из самых известных является случай с Италиком: «В том же году (47 г.н.э.) народ херусков попросил у Рима царя, так как их дворянство было истреблено во внутренних междоусобных войнах, и остался единственный человек царского происхождения по имени Италик, который (в принудительном порядке) жил в Риме. Его отцом был Флав, брат Арминия, матерью — дочь хаттского царя Актумера, сам он был красив собой и искусен во владении оружием и верховой езде, как по нашим правилам, так и по правилам своего отца. Принцепс (Клавдий) вдоволь снабдил его деньгами, дал ему множество сопровождающих и поручил принять сан своего дома. Он был первым, кто родился в Риме, и занял трон чужой страны не как заложник, а как римский гражданин» (Тацит «Анналы», XI, 16).