Итак, передо мной, повинно понурив голову, предстал старший и способнейший из моих сыновей, моя радость и гордость. На протяжении многих лет я изо всех сил скрывал от него то, что знал сам. Однако Кортланд был слишком проницателен, чтобы усилия мои увенчались полным успехом. Теперь он неизмеримо упал в моих глазах. Я был слишком зол, чтобы думать о справедливости своих упреков. Именно Кортланду я поставил в вину все те лишения, которые пришлось претерпеть несчастному ребенку.

— Отец, клянусь тебе, я знать не знал о ее существовании. Да и теперь я не верю в то, что она моя дочь. Если хочешь, я расскажу тебе о том, что произошло той ночью. Хотя это темная история. Уверен, Барбара Энн подсыпала мне что-то в вино, так что я сам не понимал, что делаю. Она затащила меня в болота. Мы вдвоем сидели в лодке… Собственно, это и все, что я помню. А еще… Знаешь, она показалась мне очень странной… настоящей ведьмой. Поверь, отец, я ни в чем не виноват. Очнувшись, я обнаружил, что лежу в лодке, но уже один. Я отправился в Фонтевро. Однако они прогнали меня прочь. Тобиас вышел мне навстречу с ружьем в руках и во всеуслышание заявил, что пристрелит меня как бешеного пса. Я добрался до Сент-Мартинвиля и оттуда позвонил домой. Вот и все. Клянусь, больше я ничего не помню. Если Эвелин и в самом деле моя дочь, я искренне сожалею, что с ней так плохо обращались. Но мне никто не сообщил о ее рождении. Судя по всему, они не хотели, чтобы я об этом знал. Но обещаю, с этого дня я буду о ней заботиться.

— Прибереги все свои уловки и отговорки для судебных процессов! — рявкнул я в ответ. — А мне нечего пудрить мозги. Ты прекрасно знал, что у тебя родилась дочь. Разумеется, до тебя доходили слухи. Но сейчас не время ворошить прошлое. Ты должен защитить девочку, понял? Не допустить, чтобы эти негодяи вновь посадили ее под замок. Должен обеспечить ее всем необходимым, одеждой и деньгами. И, если она того пожелает, отправить в школу — подальше отсюда.

Сказав это, я презрительно повернулся к Кортланду спиной. Точнее, я повернулся спиной ко всему миру. Кортланд что-то лепетал в свое оправдание, но я не удостоил его ответом. Я думал об Эвелин, о том, как она объяснила причины своего долгого молчания. Мне казалось очень забавным лежать, повернувшись лицом к стене, и молчать. Пусть все думают, что у старика Джулиена нет больше сил ворочать языком.

Домашние входили и выходили. Эвелин увезли прочь, однако с ней отправились Карлотта и Кортланд. Они намеревались убедиться, что девочке обеспечили нормальные условия. По крайней мере, так мне сказали.

Лишь плач Ричарда проникал сквозь стену отчуждения, которой я отгородился от мира, и надрывал мне сердце. Чтобы не слышать этого плача, я все глубже уходил в себя, в тайники своего сознания, туда, где беспрестанно звучали загадочные строфы поэмы. Но все мои усилия постичь их туманный смысл оставались тщетными.

Что это могло означать? Особенно настойчиво в голове у меня вертелась последние строчки:

Мне было ясно как день, что род, о котором здесь идет речь, это, конечно же, мы, Мэифейры. Эдем — это мир, в котором мы живем. Да, мы принесли в этот мир благоденствие и расцвет, и словечко «иначе» оставляло надежду на счастливый исход. Возможно, мы будем спасены. Возможно, томившее мою душу предчувствие неотвратимого конца не имеет под собой оснований.

Да, вне всяких сомнений, в этих пугающих строках звучала надежда, и именно в этом состоял их главный смысл. Эвелин так упорно повторяла свою пророческую поэму, дабы пробудить надежду в моем сердце. Но удастся ли мне дожить до тех дней, когда пророчество станет явью? Что до фразы: «Кто не человек, должен быть уничтожен», то она внушала мне ужас. Если речь идет о неком создании, отличном от людей, какой же огромной силой обладает это существо. Возможно, здесь имеется в виду святой Эшлер, однако вряд ли это так. Когда он будет вновь рожден, станет ли он человеком? Или иным, куда более опасным, созданием?

Кто не человек, должен быть уничтожен…

О, какой рой тревожных мыслей вызвали к жизни эти слова. Они не выходили у меня из головы. Откровенно говоря, в голове у меня не было ничего, кроме невразумительных стихотворных строк и чудовищных образов, которые они породили.

В конце концов я впал в некое оцепенение. Дни проходили за днями. Явился доктор. Увидев его, я сел и понес такую чушь, что этот простофиля счел за благо оставить меня в покое. Со времен моего детства наука шагнула далеко вперед, но прогресс этот, по всей видимости, не коснулся тупицы-доктора. По крайней мере, он с важным видом сообщил моим домочадцам, что, судя по всем признакам, я страдаю от «затвердения артерий». Имеются также выраженные симптомы старческого слабоумия, заявил он. Именно поэтому я не реагирую на обращенные ко мне слова.

Услышав это, я с превеликим удовольствием поднялся с кровати и приказал доктору убираться вон.

Кстати, мне давно уже хотелось размять ноги. Я никогда не был большим любителем валяться в постели, и дни, проведенные без движения, утомили меня.

Ричард помог мне одеться. Я спустился на первый этаж и присоединился к своим домочадцам, которые как раз ужинали. Заняв место во главе стола, я опустошил тарелку супа из стручков бамии, обглодал до костей жареного цыпленка, умял несколько кусков мяса и уничтожил множество прочей снеди. Я нарочно занимал свой рот едой, чтобы ко мне не приставали с расспросами.

Кортланда я словно не замечал. Несколько раз он пытался заговорить со мной, но я не удостоил его даже взглядом. Бедный мой белокурый мальчик, из-за меня он чувствовал себя таким несчастным.

Собравшиеся за столом, как водится, болтали без умолку. Мэри-Бет разговаривала о хозяйственных делах со своим изрядно подвыпившим мужем, Дэниелом Макинтайром. Бедняга, как видно, был серьезно болен. От того крепкого парня, каким он был когда-то, остались лишь воспоминания. «Это мы, Мэйфейры, довели его до подобного состояния», — пронеслось у меня в голове. Ричард, преданная душа, не сводил с меня глаз. После ужина Стелла заявила, что, раз уж я поднялся с постели и чувствую себя неплохо, почему бы всем нам не поехать покататься на автомобиле.

Замечательная идея, подхватил целый хор голосов. К тому же машину починили, и теперь она в полном порядке.

— Что значит — починили? — встрепенулся я. Я ведь и знать не знал, что машина была сломана.

— Да вот, когда Кортланд брал автомобиль, чтобы съездить… — пустилась в объяснения Стелла.

— Заткнись, Стелла, не пори чушь, — оборвал ее Кортланд. — Уверяю тебя, Джулиен, автомобиль в полном порядке.

— Мне плевать на автомобиль! — процедил я. — Скажите лучше, как обстоят дела у девочки — у моей внучки Эвелин.

Кортланд торопливо заверил меня, что Эвелин окружена заботой и вниманием. Недавно она ездила в город, обновляла свой гардероб.

— Вы, Мэйфейры, похоже, считаете, что это лучшее решение всех проблем, не правда ли? — язвительно осведомился я. — Съездить в город и накупить ворох новых тряпок!

— Ну, если это и так, отец, этому научил нас ты, — ответил Кортланд и едва заметно подмигнул мне.

Собственное малодушие поразило меня. Стоило мне увидеть полную любви улыбку, озарившую лицо моего сына, и я сразу сдался. Предпочел уступить.

— Так и быть, готовьте машину. Пожалуй, действительно стоит проветриться, — распорядился я. — Лайонел и Стелла, мы с вами устроим славный автомобильный пробег. А теперь все выметайтесь прочь. Карлотта, ты останься.