О свободѣ воли я совершенно такъ же думаю; вы хорошо выразили. Одно думаемъ, п[отому] ч[то] Учитель одинъ. Познайте истину и свободны будете. — Какъ часто вспоминаю стихи Хомякова «Тьмы за тьмами»3 и что больше понимаю, то дальше открывается. Конца нѣтъ. Это особенно чувствовалъ послѣднее время, думая о жизни.
Лѣскова статью не прочелъ еще.4 Сейчасъ прочту. «Попутчикъ» — какъ бы не повредилъ намъ.5
Мнѣ очень хорошо и радостно, несмотря на нездоровье. Количкино6 общество много содѣйствуетъ этому. Прощайте.
Л. Т.
Печатается впервые, за исключением фразы «Попутчик» — как бы не повредил нам», напечатанной в ТЕ, стр. 49. На подлиннике надпись черным карандашом рукою Черткова: «№ 135, М. » Письмо написано не ранее 12 марта 1887 года, так как содержит ответ на письмо Черткова от 10 марта, и не позже 18 марта, так как Чертков в письме от 19 марта извещает Толстого о получении этого письма. Так как предыдущее письмо Толстого к Черткову написано 4 марта, а следующее 2 апреля, то очевидно, что Чертков в письме от 19 марта имеет в виду именно комментируемое письмо. То обстоятельство, что письмо было написано в середине марта, подтверждается и тем, что к этому времени относится недомогание Толстого, о котором он говорит в своем письме. «Два хорошие письма» Черткова, которые предшествовали этому письму, были написаны 3 и 10 марта 1887 года. В первом из этих писем Чертков пишет: «Видясь с здешними художниками и писателями, мне приходится много думать о значении искусства, и я несколько раз чуть было не брался изложить просто, наивно свое понимание значения искусства с точки зрения христианской. Это так просто для нас, так естественно вытекает из нашего общего понимания жизни, что, казалось бы, не стоит об этом говорить. А между тем поражаешься как это ново и неизвестно тем людям, которые пишут художественные произведения и картины и музыку и проч. Главное, мне кажется, что искусство для христианина есть такое же дело любви, как всё остальное. И потому важнее всего, каким делом задался художник, то ли это именно дело, которое требуют окружающие обстоятельства, т. е. помогают ли его произведения тем, которые в данную минуту больше всего нуждаются в помощи. С другой стороны, если служить людям искусством, то нужно действовать действительно искусно, форма должна быть на высоте содержания, а содержание должно быть наивысшее, доступное мне. Репин рисует картон к большой картине предания Христа в Гефсиманском саду и рядом с этим работает несколько недель с большим расходом усилия и таланта над изображением кокетки с татарином в Крыму; потом, вспомнив, что Пушкинский юбилей и что на выставке не будет ничего Пушкина, берется за большую картину, изображающую Дон-Жуана в монашеской одежде на коленях перед смущенной вдовой командора. А из шкапа он вынимает ряд старых эскизов к картинам, задуманным им с действительным содержанием, но которые он не исполнил, потому что их не разрешили бы на выставке. Формою он владеет, а содержание для него вопрос второстепенный и случайный. С другой стороны, как бы ни было важно и хорошо содержание, если форма слаба, то всё пропало... Впрочем, я, кажется, говорю вам труизмы и это не может быть интересно для вас».
В письме от 10 марта Чертков пишет: «Я много думал последнее время об отсутствии свободы воли, которое мне кажется очевидным, но в смысле, не приводящем к фатализму или индиферентизму, а, напротив, самом отрадном и подтверждающем учение Христа о сыновности богу и воле отца. При свободе воли существует смерть, при сознании отсутствия свободы воли, смерть исчезает. Я даже не удержался и стал записывать свои мысли по этому поводу, но не знаю, стоит ли? » Далее, сообщая о различных практических делах, связанных с издательством «Посредник», Чертков между прочим пишет: «Посылаю вам на прочтение последний рассказ Лескова, взятый из Прологов. Пожалуйста, отчеркните те места, которые по-вашему лучше изменить или выпустить. Там есть такие места, и мы внимательно перечтем весь рассказ. Вот для этого ваши отметки нам очень пригодились бы».
1 О недомогании Толстого имеется запись этого времени в Дневнике С. А. Толстой от 14 марта 1887 года: «Л[ев] Н[иколаевич] нездоров, боли и нытье в желудке, расстройство пищеварения — и при этом самое бестолковое питание, то жирное, то вегетарианское, то ром с водой и проч. В духе он унылом, но добром». См. «Дневники С. А. Толстой (1860—1891)», изд. Сабашниковых М. 1928, стр. 139.
2 Толстой работал в то время над статьей «О жизни» и читал 14 марта 1887 г. в Психологическом обществе при московском университете реферат «О понятии жизни» (См. «Вопросы философии и психологии» 1889 г., кн. I, стр. 100).
3 Алексей Степанович Хомяков (1804—1860), поэт и теоретик славянофильства. Толстой имеет в виду стихотворение Хомякова «Звезды», в котором имеются стихи:
«Звезды мыслей тьмы за тьмами
Всходят, всходят без числа
И зажжется их огнями
Сердца дремлющая мгла».
«Полное собрание сочинений» А. С. Хомякова, т. IV. М. 1900, стр. 250.
4 «Статья Лескова» — вероятно рассказ «Скоморох Памфалон», о котором Чертков в письме от 14 февраля 1887 г. сообщал, что хочет поместить его в издаваемый «Посредником» сборник. Об этом рассказе, повидимому, он писал Толстому в письме от 10 марта 1887 г.
5 Рассказ финского писателя Пэйверинта «Попутчик» (изд. «Посредник», М. 1887), выставляющий лицемерие церковных (лютеранских) пастырей. Толстой опасался цензурных репрессий в связи с изданием этого рассказа; однако, книжка вышла в свет благополучно и не повлекла никаких преследований при первом издании.
6 Количка — H. Н. Ге младший (о нем см. прим. к письму Толстого к Черткову от 2 мая 1884 г., № 16, т. 85), живший в это время в доме Толстых и помогавший С. А. Толстой в издании сочинений Толстого.
* 140.
1887 г. Апреля 2. Я. П.
Хотѣлъ вамъ писать, милые друзья, до отъѣзда, но не успѣлъ. Третьяго дня я уѣхалъ въ деревню, самъ не знаю зачѣмъ. Хотѣлось и побольше уединенія и страшно было обозлиться отъ жизни тамъ,1 лѣтомъ при открыт[ыхъ] окнахъ и весеннемъ воздухѣ и солнцѣ. Боюсь, что забуду отвѣтить на ваши вопросы — письма вашего не взялъ съ собой — ни вашего, В[ладиміръ] Г[ригорьевичъ], ни Бирюкова. Если забуду, простите: очень я увлекся своей работой о жизни и смерти. Мѣсяца 11/2 ни о чемъ другомъ не думаю ни днемъ ни ночью. Вы вѣрно думаете, что напрасно.2 Очень можетъ быть, но не могу иначе, и работа мнѣ кажется не толчется на мѣстѣ, а подвигается и даже приближается къ концу. Работа потому меня затягиваетъ, что работаю для себя и для другихъ: себѣ навѣрное многое уяснилъ, во многомъ себя утвердилъ и потому надѣюсь, что хоть немного также подѣйствуетъ и на нѣкоторыхъ другихъ.
Одинъ изъ вашихъ вопросовъ помню, о повѣсти изъ первыхъ вѣковъ. Все хочется освободиться и поправить. А такъ не хочется посылать.
П[авелъ] И[вановичъ], кажется, спрашиваетъ про брошюры медицинскія. Одна милая женщина врачъ Трутовская3 приносила и читала, кромѣ ея прекрасной брошюры о сифилисѣ, еще о несчастныхъ случаяхъ; тоже прекрасно; очень полезная будетъ книга и написана съ знаніемъ и дѣла и народа. Немного тонъ ласково-развязный, и потому есть длинноты, не нужное, но этотъ недостатокъ возмѣщается большими достоинствами.
Азбуку вы, вѣрно, получили съ разрѣшеніемъ.4 Это будетъ лучшая побѣда кампаніи нынѣшней зимы. Сейчасъ въ деревнѣ читалъ Раздѣлъ5 и Мірское дитя.6 Очень хорошо оба, особенно первое.
Есть у васъ стихотворенія Алмазова? Тамъ есть стихотвореніе: Истина.7 Если выкинуть изъ него рѣчь перваго юноши о винѣ и конецъ о возстановленіи Ерусалимск[аго] храма, то это прекрасная вещь, только бы цензура пропустила.
