Здѣсь теперь Лева8 со мною и его товарищи и Файнерманъ. Мнѣ не мѣшаютъ работать и мнѣ очень хорошо. — Радуюсь въ чужѣ на васъ и почти не огорчаюсь о болѣзни А[нны] К[онстантиновны].9 Видно такъ надо пока. Въ жизни, въ настоящей жизни, не можетъ быть ничего лучше того, чтò есть. Желать другаго, чѣмъ то, чтò есть, значитъ перестать жить. Въ концѣ недѣли пріѣдетъ Количка,10 проѣздомъ къ себѣ.
Зима кончилась — и я безъ раскаянія оглядываюсь назадъ, надѣюсь и вѣрю, что и вы тоже. Что-то мало я васъ чувствовалъ эту зиму. Кланяйтесь Иванову11 и благодарите его за письмо. Ну, пока прощайте, пишите на Козловку.12
Л. Т.
Павла Ивановича письмо просилъ жену прислать мнѣ и тогда отвѣчу по пунктамъ. Вспомнилъ: — это былъ проектъ календаря, — очень хорошій, кажется. Но, получивъ письмо, отвѣчу.
Полностью публикуется впервые. Отрывки напечатаны в ТЕ 1913, стр. 45—51 и «Толстой и Чертков», стр. 144. На подлиннике надпись черным карандашом рукой Черткова, «№ 136 Я. П. 2 апр. 87». Датировка подтверждается сопоставлением слов Толстого о том, что он уехал из Москвы «третьего дня», с письмом его к Н. Н. Ге старшему от 7 (?) апреля 1887 г. (т. 63), в котором он пишет, что «уехал из Москвы во вторник на страстной», т. е. 31 марта. Это письмо является ответом на письма Черткова от 23 марта и П. И. Бирюкова, полученное Толстым перед отъездом. В письме от 23 марта Чертков, сообщая о разных делах, связанных с издательством «Посредник», между прочим, пишет:
«Разрешены также переложение «Фабиолы» Озмидовой. Вещь эта не имеет претензии на художественность; но зато в высшей степени содержательна и с успехом заменит нашу первую «Фабиолу», также не художественную, но очень любимую. Еще разрешен рассказ «О жуке», который мы читали вместе в Москве. Теперь я хочу придержать эти рукописи, если нужно даже несколько месяцев, для того чтобы в это время представить в ту же цензуру всё то главное, что мы желаем пропустить и что имеется на готове. Хочу послать туда «Крест» и «Пасху» Иванова, «Суратскую кофейню». Теперь как нельзя более кстати была бы ваша повесть о первых христианах. Я бы послал ее туда без обозначения вашего имени. Нужно ковать железо, покуда горячо. Неужели повесть эта всё еще в таком же виде, что ее нельзя печатать? Может быть ее можно напечатать, а вы бы ее окончательно отделали по печатному экземпляру для 2-го издания? Если это можно, то, пожалуйста, пришлите ее сюда ко мне, хотя бы в черновом виде. Я переписал бы и послал бы в Одессу. Ужасно хотелось бы воспользоваться наступившею благоприятною минутою, чтобы выпустить как можно больше хорошего, следовательно прежде всего — всё то ваше, что готово, или почти готово».
1 Написано: тут. Повидимому, описка — вместо: там. Если предположить, что перед словом «тут» пропущена точка, что точка после слова «солнце» поставлена случайно и что слово «боюсь» написано с большой буквы ошибочно, то не исключена возможность такого чтения данного места: Хотѣлось и побольше уединения и страшно было обозлиться от жизни. Тутъ лѣтомъ при открытыхъ окнахъ и весеннемъ воздухѣ и солнцѣ боюсь, что забуду отвѣтить на ваши вопросы — письма вашего не взялъ съ собой — ни вашего, В[ладиміръ] Г[ригорьевичъ], ни Бирюкова.
2 Повидимому, Толстой высказывает это предположение потому, что Чертков неоднократно просил его взяться за художественные писания для народа, которые по мнению Черткова могли иметь гораздо более сильное влияние, чем статьи в форме рассуждений на те же темы, доступные к тому же благодаря трудности изложения лишь более или менее образованному читателю.
3 Вера Константинова Трутовская (1858—1895), женщина-врач. Упоминаемая здесь книжка ее напечатана в «Посреднике» под заглавием: Трутовская В. К., «Дурная болезнь или сифилис. Описание ее и советы о том, как уберегаться и лечиться от нее». С вступлением и заключением от издателей, тип. И. Д. Сытина. М. 1888. На обложке рисунок И. Е. Репина.
Несколько раньше Толстой упоминает о Трутовской в письме к Бирюкову: «3-его дня были у меня доктора: Михайлов, Попов и Архангельская. Архангельская читала статью женщины-врача Трутовской о сифилисе. Прекрасная статья. Автор взяла еще исправить по нашим замечаниям и принесет через неделю. Это прекрасно и в календарь и отдельной книжкой. Очень и это радостно». См. письмо Толстого к Бирюкову от 20 (?) марта 1887 г., т. 63.
Трутовская, посетив Толстого, судя по данному письму, вероятно уже сама читала свою статью после исправления, согласно замечаниям Толстого. Книжка Трутовской о несчастных случаях была издана «Посредником»: «Первая помощь в несчастных случаях и при внезапном заболевании людей». Составлено женщиной-врачем. 1889.
4 Дозволено цензурой 16 апреля 1887 года.
5 «Раздел» — рассказ крестьянина И. Г. Журавова, в то время служившего в Туле половым в трактире. Издан без указания автора: «Раздел», изд. «Посредник». М. 1887.
В письме от 3 апреля 1887 г. Толстой пишет С. А. Толстой о том, что лакей «Тит вслух читал мальчикам в другой комнате «Раздел» и очень хорошо». См. «Письма Л. Н. Толстого к жене». М. 1915, стр. 306.
6 «Мирское дитё» П. Засодимского, изд. «Посредник». М. 1887.
7 Борис Николаевич Алмазов (1827—1876), поэт и журналист. После напечатания в журнале «Современник» повести Толстого «История моего детства» поместил в журнале «Москвитянин» 1852 г., октябрь, одобрительный о ней отзыв.
Стихотворения Б. Н. Алмазова вышли отдельным изданием: «Стихотворения» Бориса Алмазова. М. 1874. Стихотворение «Истина», напечатанное в этом сборнике (стр. 281—294), Толстой предлагал включить в Сборник стихотворений «Гусляр» и взялся, было, сделать значительные сокращения в нем, но не прислал его для печати. В яснополянской библиотеке сохранился сборник «Народное чтение», т. II, составленный священником Фед. Понятовским, Спб. 1883, в котором помещено стихотворение Б. Алмазова. На полях этой книги сделаны рукой Толстого предполагаемые сокращения.
8 Лев Львович Толстой, сын Л. Н. Толстого.
9 Анна Константиновна Черткова, здоровье которой было очень слабо в эти годы, страдала длительным желудочным заболеванием и общим упадком сил.
10 Николай Николаевич Ге младший.
11 Иванов Николай Никитич, о нем см. прим. к письму № 130.
12 Козлова-Засека или Козловка, станция Московско-Курской ж. д., ныне называющаяся «Ясная Поляна», в 31/2 верстах от Ясной поляны.
* 141.
1887 г. Апреля 16. Я. П.
Получилъ въ Ясной радостное письмо ваше и каждый день хочу отвѣчать. Занятъ очень своей работой. Вашъ совѣтъ, какъ всегда, хорошій. Надо перевесть по русски. И я это сталъ дѣлать, живя въ деревнѣ: имѣя передъ собой не професоровъ, но людей. —
Количка со мной. Завтра ѣдемъ съ нимъ въ Москву на недѣлю.1 Какъ бы сдѣлать такъ, чтобы увидаться?
Сейчасъ получилъ рисунки Бемъ2 — очень хороши — очень пріятно б[ыло] смотрѣть, хотя и самъ иначе представлялъ, но и такъ можно. Еще получилъ повѣсть Тищенко.3 Должно быть очень хорошо. Я знаю начало.
Любящій васъ Л. Т.
На обратной стороне: Петербургъ. 32, Миліонная, Владиміру Григорьевичу Черткову.
Полностью публикуется впервые. Отрывок напечатан в ТЕ 1913, стр. 51, письмо открытое. Почтовые штемпели: «Ясенки почт. отд. 16 апреля 1887» и «С. Петербург городск[ой] почт[амт] 18 апреля 1887». На подлиннике надпись синим карандашом рукой Черткова «№ 137 Я. П. 16 апр. 87». Письмо является ответом на письмо Черткова от 9 апреля 1887 г., в котором Чертков писал о своих переживаниях за прошедшую зиму: «Вы говорите, что оглядываясь назад, вы довольны вашею зимою, и я понимаю, в каком смысле вы это говорите. Я также в общем доволен своей жизнью. Но иногда беспокоит меня то, что мне стало слишком легко, покойно жить. Жена мне дает то, чего я прежде не имел, и чего многие и теперь не имеют. И я чувствую, что я теперь должен быть требовательнее к себе. Но кажется требовательность эта у меня мало проявляется. Или это от того, что при нормальных условиях жизни, сама жизнь делается ровнее, легче. Может быть от того вы мне теперь меньше пишете, что есть другие люди, которым труднее жить и которым больше нужна ваша помощь, и вы это инстинктивно чувствуете. В таком случае я очень радуюсь и за них и за вас. Но тем не менее у меня часто бывает такая потребность бòлыпего общения с вами. Мы с Галей вместе; но мы очень одни; и знаете ли, такого единения, как с вами, у нас ни с кем нет... В сношениях моих с другими эта зима дала мне хороший урок: я убедился, что я слишком дорожил одобрением тех людей, которых особенно люблю. И когда я видел непонимание с их стороны и осуждение, по тому горькому и даже раздражительному чувству, которое я испытывал, я убедился, что я во многом больше дорожил мнением людей, — чем сознанием вины или правоты перед богом. И я часто вспоминал ваши простые, но такие важные и трудно исполнимые слова о том, что делать нужно для бога, а не для людей. И теперь, хотя мое внимание больше направлено самими обстоятельствами на эту истину, однако я еще чувствую себя очень слабым в этом отношении».
