Когда фургон был наконец загружен и готов к отъезду, солнце уже спускалось за горы. Генри предложил ей с Бетси переночевать в пустом парикмахерско-аптекар-ском салоне, и мужчина по имени Мартин поддержал его. Будет лучше отправиться на рассвете, сказал он, так как ранчо Питера высоко в горах.

Дженис с неохотой согласилась и провела ночь, ворочаясь на жестком деревянном полу, застеленном одеялами, и с тревогой думая о том, что ждет ее завтра. Если Питер благополучно добрался и купил свою гору, почему же тогда до сих пор не спустился в городок и не дал ей телеграмму?

Она отправила сообщение Хардингам, но ни от кого не получила никаких вестей о Питере. И, как она поняла, в последнее время его никто не видел в городке. Значит, что-то случилось. Она отказывалась верить в то, что он просто не хотел видеть ее здесь. Дженис не желала пугать себя безумными страхами. Да, конечно, Питер никогда не признавался ей в любви. Ему нужна была жена, и он сделал практичный выбор. Его практичность — вот на что она могла положиться, а не на такое зыбкое понятие, как любовь. Питер нуждался в ней — это Дженис знала точно.

И миссис Маллони покажет ему, какая она хорошая жена, приехав как раз тогда, когда муж в ней нуждается. Она отлично умела быть полезной. Всю жизнь она совершенствовала этот свой талант. Ей не верилось, что она могла понадобиться кому-то просто как человек. Кому нужна скучная старая дева? Но Дженис точно знала, что люди нуждаются в ее деловых качествах, в ее старательности и организованности. Она добьется того, что Питер обрадуется встрече с женой.

И кто знает? Быть может, он хоть немного обрадуется ей в своей постели. Это не входило в число ее талантов, но раньше-то он не жаловался. Как только появится возможность, она быстро освоит и эту сторону супружеской жизни.

Успокоив себя таким образом, Дженис наконец заснула, чтобы проснуться на рассвете от стука ботинка в деревянную дверь салона.

Охая, она выбралась из своей походной постели, оправила безнадежно помятое платье и, накинув сверху длинную накидку, помогла одеться Бетси. Сегодня они наконец будут дома.

Эта мысль веселила их, когда фургон, качаясь и переваливаясь, взбирался по горной тропе в утренние часы прохлады. Бетси показывала на зайцев, испуганно бросавшихся наутек, и ярких птичек, мелькавших голубыми крылышками. Дженис наслаждалась чистым прохладным воздухом и переливами зеленого с золотым, приятно ласкавшими глаз после многих лет жизни посреди серого уныния. Незнакомец пророчески бормотал про ранний снег.

В этом городке, похиже, жили одни пессимисты. Дженис не желала поддаваться такому мрачному взгляду на жизнь. Воздух восхитительно бодрил, в редком осиннике кипела дикая жизнь. Хоть она и провела всю жизнь в городах, но сердце ее не было чуждо красоте природы. Отсутствие соседей не слишком ее пугало — Дженис привыкла жить, замкнувшись в своем мирке. Была бы крыша над головой да еда на столе. А уж это Питер, конечно, мог ей обеспечить.

— А мы с вами раньше нигде не встречались, мистер Мартин? — спросила она.

Ковбой поглубже нахлобучил свою шляпу.

— Да вроде нет.

В Минерал-Спрингс она его точно не видела, а вот в Натчезе… Незнакомец на бегах! Но у того не было бороды. Дженис не решалась смотреть в упор, но искоса внимательно разглядывала мужчину. И у того тоже шляпа была надвинута на самые глаза, почти полностью скрывая лицо. Нет, это еще ни о чем не говорит, лишь характеризует манеру держаться.

Она нахмурилась:

— Скажите, а вы бывали когда-нибудь в Натчезе?

— Может, и бывал.

Он стегнул быка хлыстом и показал Бетси яркого дятла на дереве.

Легче разговаривать с травой, чем с этим старым пнем! Но Дженис решила, что надо быть ему благодарной за то, что он согласился помочь, и оставила мужчину в покое. Она посоветовала Бетси спеть песенку и взялась распаковывать корзинку с едой, которую собрала им в дорогу ворчливая жена Генри.

Они въехали в долину, которая, по словам Мартина, и была их местом назначения, когда солнце уже садилось. Дженис подумала, что они вряд ли проехали пятьдесят миль, и насмешливо взглянула на ковбоя:

— Вы уверены? Мы ведь проехали не больше десяти миль, правда?

Он пожал плечами:

— Где-то так.

Она посмотрела на одинокую лачужку, пытаясь представить Питера в этом забытом Богом месте.

— Мой муж говорил, что живет в пятидесяти милях от городка.

— Его здесь нет, — бросил Мартин.

— А где же он? Мы не можем остановиться в чужом доме.

— Он выше в горах. Это его дом.

Мартин остановил фургон перед узким бревенчатым крыльцом.

В самом деле, с чего она взяла, что Питер будет жить в доме? Надо же было только вообразить подобную глупость! Дом — это слишком просто для него. Конечно же, он в горах! Дженис окинула взглядом нагромождения высоких лесистых скал, стеной окружавших временное пристанище ее мужа. Хотелось кричать и грозить кулаком этим молчаливым камням и деревьям или самому Питеру. Она и сама не совсем понимала, на что или на кого сердится. Но она проделала такой долгий и трудный путь, надеясь увидеться со своим мужем, а не для того, чтобы любоваться на его пустой дом!

Что ж, не возвращаться же обратно в самом деле! Смирившись с судьбой, она помогла Мартину выгрузить из фургона свои многочисленные узлы, сумки и коробки. Хорошо хоть, что теперь у них с Бетси будет своя крыша над головой.

Но, войдя в темноту дома, Дженис начала сомневаться уже и в этом.

В комнате на одном из стульев валялась небрежно брошенная женская нижняя юбка, богато украшенная кружевом и собранная в глубокие пышные складки.

Бетси влетела в комнату и, схватив этот мерзкий предмет, радостно закричала:

— Смотри, дядя Питер оставил тебе подарок! А как ты думаешь, для меня здесь есть что-нибудь?

Питер отлично знал, что его жена носит только модные юбки на турнюре и не надевает устаревший кринолин. Вот почему Дженис сильно сомневалась в том, что этот сюрприз может быть подарком для нее. Но ей не хотелось расстраивать Бетси. Когда Мартин вошел в комнату и встал у нее за спиной с первой партией багажа, Дженис улыбнулась и ответила:

— Наверное, Питер ждет, когда ты сама ему скажешь, что тебе надо. Не забывай, что он плохо разбирается в одежде для девочек.

Бетси радостно кивнула и побежала осматривать домик, а Мартин с ворчанием скинул на пол тяжелый сундук. Дженис еще какое-то время смотрела на предмет женского туалета, но так и не придумала хоть какое-то разумное объяснение его появлению в доме Питера. Молча вернувшись к фургону, она помогла выгружать вещи.

Мартин настрелял белок и снял с них шкурки. Дже-нис взялась потушить их в котелке над очагом. Приходилось учиться готовить таким примитивным способом. Просто невероятно — она вышла замуж, чтобы быть богатой, а варит обед в глухой лесной избушке! Наверное, она сделала что-то ужасное и теперь Бог наказывает ее за это, но Дженис не могла представить себе такой грех, за который еще не расплатилась сполна.

Найденная юбка все еще выводила ее из себя. Пока Мартин выгружал багаж из фургона, а мясо тушилось на огне, Дженис осмотрела спальню. Здесь была одна большая перьевая перина, уложенная на перетянутую кожаными ремнями деревянную раму. Пестрое индейское одеяло служило единственным покрывалом. Угрюмо сдвинув брови, Дженис выволокла матрас во двор и повесила проветриваться. Мысль о том, что ей придется спать на той же кровати, на которой спала с ее мужем другая женщина, раздирала ее сердце на части, но и провести еще одну ночь на полу она не собиралась.

Позже, когда они жадно уплели тушеное мясо и Мартин объявил, что переночует в сарае, Дженис притащила перину в дом и застелила ее простынями, которые привезла с собой. Это были хорошие простыни из тонкого полотна с ручной вышивкой по краям. Она много работала, чтобы купить их, и сейчас собиралась насладиться теми остатками роскоши, которые у нее имелись.