(А. Баранников, народник)

Как видим, мировоззрение многих ходоков в народ не слишком отличалось от тех, кто в 70-х годах ХХ века «ходил в хиппи».

Численность пошедших в народ точно неизвестна, но примерно – более 3000 человек. По официальным данным, процессом было охвачено 37 губерний.

Ничего путного из этой затеи не вышло. Крестьяне с большим недоверием смотрели на переодетых бар, ведущих малопонятные, да еще и крамольные разговоры. В лучшем для народников случае их просто равнодушно слушали. В худшем – от греха подальше сообщали начальству. В самом деле – шляются тут какие-то… Непорядок.

По большому счету никакой особой опасности для власти отправившиеся в народ ребята не представляли. Однако полиция энергично начала таких «туристов» отлавливать. Всего было арестовано около 2500 человек. Хотя, как отмечал обер-прокурор Священного Синода К. П. Победоносцев, который революционеров и либералов терпеть не мог, «нахватали по невежеству, по самовластию, по низкому усердию множество людей совершенно даром».

Однако на народников это произвело впечатление. С одной стороны, оказалось, что народу на их светлые идеи глубоко наплевать. С другой – власть, с токи зрения народников, «проявила свою звериную сущность». Наверное, и в самом деле не стоило их трогать. Погуляли бы да успокоились, выпустили бы пар. Но власти тогда умели только «держать и не пущать». Да и опасность международного движения была очень сильно преувеличена. В итоге кто-то из народников отошел от активной деятельности. А кто-то – вышел, так сказать, на новый уровень…

В 1874 году создается организация «Земля и воля», являющаяся скорее неким координационным центром. Идеи, вдохновлявшие землевольцев, были достаточно неопределенны. С одной стороны, предполагалось придать «хождению в народ» более серьезный характер. То есть попытаться осесть и ассимилироваться в глубинке, работая кузнецами, врачами, учителями.

«Весною 1877 года с разных концов России члены общества “Земля и воля” двинулись в Поволжье для устройства “поселений”. Пространство от Нижнего до Астрахани принято было за операционный базис, от которого должны были идти поселения по обе стороны Волги. В одном месте устраивалась ферма, в другом – кузница, там – появилась лавочка, здесь приискивал себе место волостной писарь. В каждом губернском городе был свой “центр”, заведывавший делами местной группы. Саратовская и астраханская группы непосредственно сносились с членами кружка, жившими в Донской области, а надо всеми этими труппами стоял петербургский “основной кружок”, заведывающий делами всей “организации”».

(Г. В. Плеханов, в 70-х народник, впоследствии – видный марксист)

С другой стороны – народники обратили внимание на рабочих. Нет, в отличие от будущих марксистов, они не собирались создавать каких-либо рабочих организаций. Народники смотрели на рабочих как на крестьян, отправившихся в город подработать. Кстати, на тот момент, в основном, так оно и было. Идея была следующей. Необходимо распропагандировать рабочих, у которых кругозор был пошире, чем у не вылезавших из деревень крестьян – а они понесут светлые идеи в деревню…

В самом деле, были созданы несколько рабочих кружков, участники которых впоследствии оказались в рядах террористов. Однако достаточно быстро наступило разочарование.

«Вначале, когда организация “Народной Воли” только еще слагалась и программа формулировалась для издания ее в свет, господствующим элементом во взглядах и настроении большинства из нас было народничество. Все мы так недавно жили среди крестьян в деревне и столько лет держались требования деятельности в этой среде! Отрешиться от прошлого было трудно, и хотя не по своей доброй воле мы ушли в город, а были вынуждены к этому полицейским строем, парализовавшим наши усилия, в душе был тайный стыд, боязнь, что, отказываясь от традиций прошлого, изменяешь интересам народа, истинное освобождение которого находится в области экономической. Но по мере того, как борьба разгоралась, время шло и одно грандиозное дело замышлялось и выполнялось нами, прежняя деятельность в народе в наших глазах тускнела, интерес к ней слабел, деревня отходила вдаль. Та часть программы “Народной Воли”, которая говорила о деятельности в деревне, постепенно приобретала чисто теоретический, словесный характер».

(В. Н. Фигнер, революционерка)

Главной причиной было нетерпение. Подобная работа, если и может дать результаты, то только ценой долгого и муторного труда. Народники были не из того теста. Они хотели всего и сразу. Кроме того, в сельской местности народники предпочитали устраиваться коммунами. Я много видел подобных образований и утверждаю: коммуна, в которой состоят хотя бы два интеллигента, обречена по определению.

С другой стороны, власть продолжала с энтузиазмом отлавливать таких товарищей, благо особого труда это не представляло. Наловили много. С 8 (30) октября 1877 года по 23 января (4 февраля) 1878 года в Петербурге прошел «процесс 193-х», названный так по количеству обвиняемых. На нем судили основных активистов, повязанных на хождении в народ. То есть, тех, кто попадался неоднократно. Осудили тоже не всех обвиняемых. Однако многим, даже оправданным, пришлось провести в «предварилке» по 2–3 года.

У кого-то это навсегда отбило желание преступать закон. Но многих наоборот озлобило. И тут нет никакой разницы, кто прав, кто виноват. Представьте реакцию человека, который сходил погулять в народ, просидел три года в СИЗО, а потом был оправдан. Ах, вы, гады и палачи! То, что люди вообще-то мечтали о революции, было как-то забыто. Такое уж свойство человеческой психологии.

С другой стороны, на «процессе 193-х» народники впервые применили прием, который далее будут использовать революционеры: вместо последнего слова толкнуть политическую речь.

«Громадное влияние на движение среди молодежи оказал процесс 193 подсудимых. Студенты ежедневно получали сообщения из Петербурга, как идет процесс. Все, что происходило на суде, становилось известным большинству студенчества. Разговоры об этом были постоянно; но особенно сильное впечатление на молодежь произвела речь Мышкина и вообще все то, что произошло на суде при этом. Речь Мышкина читалась в сборной зале университета толпами студентов, в аудиториях – одним словом, я не знаю, был ли хотя один студент, который не читал этой речи. Когда же процесс кончился и громадное большинство было оправдано, между тем как многие из оправданных сидели в тюрьмах по 3–4 года, то среди молодежи началось сильное брожение. Это брожение усиливалось еще рассказами оправданных, поприехавших из Петербурга».

(Д. Т. Буцинский, народник)

Это снова к вопросу о революционной среде. Теперь в ней были герои. Не какие-то абстрактные, а реальные, с которыми можно было поговорить. Попасть на несколько месяцев в кутузку среди студенческой молодежи престижно. Разумеется, большинство из таких сидельцев обычно ничего противозаконного больше не делали, но очень гордились свои подвигом – и следом шли другие. В итоге попадались ребята, готовые на большее. Тем временем появилась альтернатива.

Строго говоря, альтернатива появилась еще до начала походов в народ.

В 1866 году прозвучали первые выстрелы – Д. В. Каракозов возле Летнего сада стрелял в Александра II. Правда, не попал. Точнее, ему помешал находившийся поблизости крестьянин Осип Комиссаров.

Каракозов был членом московского кружка Н. А. Ишутина. Кружковцы как раз и пытались претворять в жизнь идеи Чернышевского по созданию кооперативов как островков социализма. Однако это сочеталось у них и с идеями «заговора по Ткачеву», а также терроризма. Историки по-разному оценивают серьезность всего этого. В созданных Ишутиным структурах под названием «Организация»