Трудно сказать, насколько это все было серьезно. Вот что пишет террористка В. Н. Фигнер о кронштадском кружке:

«В состав группы моряков входило человек тридцать. Конечно, не все были равноценны по качествам. Были привлечены не только люди, в своем революционном миросозерцании вполне установившиеся, но и такие, которых обыкновенно зачисляют в разряд “сочувствующих”. В военной среде мерка пригодности того или иного лица в члены организации была иная, чем у нас. Сообразно роду нашей деятельности, прежде всего пропагандистской, мы были гораздо требовательнее по отношению к теоретической подготовке кандидатов в члены, а для приема был нужен известный стаж, некоторая опытность. У офицеров не требовалось ничего подобного, все они были новичками и смотрели на дело упрощенно – простое товарищество легко превращалось у них в организацию заговорщиков. Многих в эти ряды влекла не твердая решимость идти до конца, с полным сознанием тяжелой ответственности, которую придется нести за свои действия, а дружеские чувства, товарищеская солидарность и молодая удаль».

Большинство военных отрицательно относились к террористическим методам. Впрочем, подобное их отношение сводилось лишь к тому, что они сами не желали принимать в них участие.

Считается, что подобные структуры существовали в 20 городах и охватывали более 500 человек. Возможно, в большинстве случаев вся деятельность сводилась к болтовне. Однако, как видно из многочисленных исторических примеров, революционная болтовня в такой среде – вещь очень небезопасная. Уж больно серьезные возможности имеются у офицеров.

Но… Организацию вовремя разгромили.

У читателя может возникнуть вопрос: а почему офицеров понесло в революцию? Тогда ведь в кадетских корпусах и военных училищах воспитательная работа была поставлено неплохо. Это вам не студенты.

Причины чисто экономические.

«…Что же за причины такого непомерно быстрого распространения революционной пропаганды среди войска? Объяснение, что будто бы “мальчишки-неучи” увлекаются новизною непонятных им идей, мне кажется до крайности наивным. Во-первых, во главе военного движения стоят люди или окончившие курс академии, или занимающие более или менее высокий пост в войске; перед теми и другими открыта карьера, и их уж никак нельзя назвать “мальчишками”. Во-вторых, к партии пристают офицеры средних чинов (поручики, штабс-капитаны, капитаны и выше), т. е. люди, прослужившие не менее 7–8 лет. В-третьих, если идеи могут казаться заманчивыми, зато виселица, каторга и бессрочное заключение далеко не привлекательны и с успехом могут отрезвить и уничтожить увлечение юношества. Мы видим тому пример у нас в России: в 60–70-х годах волновалась и увлекалась почти исключительно учащаяся молодежь; когда же правительство приняло решительные меры, она отступила на второй план, и в настоящее время в движении фигурируют люди от 25-летнего до 40-летнего возраста.

…

Я уже сказал, что существует много причин недовольства в войске, но из них две главные: 1) нищенское содержание офицера; 2) произвол начальствующих лиц и бесправие в подчинении. Относительно первой причины я могу быть кратким: в последнее время на этот вопрос обращено особое внимание и даже приняты были некоторые реформы с целью улучшить материальное положение офицера. Поэтому и скажу прямо: ежемесячное содержание офицера таково, что он может удовлетворять своим только самым необходимым потребностям; если же у него явится какой-либо экстренный расход, то денег не хватит. Но даже и необходимые расходы не могут покрываться жалованьем. Так, например, ремонт одежды требует ежегодно рублей 150–200. Откуда их возьмет офицер? Вот почему я смело утверждаю, что у нас нет офицера, который не был бы отягощен долгами, если только он не имеет своих средств. Но такие чрезвычайно редко встречаются: в настоящее время военная служба представляет слишком мало привлекательного, чтобы туда шли богатые люди (я не говорю о некоторых гвардейских полках). Находясь в таком жалком экономическом положении, офицер, сколько-нибудь знакомый с состоянием России, понимает, что его положение, по крайней мере в настоящее время, не может быть улучшено».

(Н. М. Рогачев, один из лидеров военной организации)

Тут стоит пояснить. В дореформенной армии офицеры служили в значительной степени за свой счет. (В гвардии такое положение сохранилось аж до 1917 года. Там расходы офицера на жизнь примерно в три раза превосходили жалование.) Это было, как говорили в советское время, «пережитком феодализма». Ведь изначально, при Петре I, предполагалось: наличие поместья уже является платой за службу. Времена изменились, а перемены в военном ведомстве за временами не успевали…

Но вернемся к Дегаеву. Теперь причины его деятельности становятся понятнее. Почему бы и не поучаствовать в заговоре? Дело, конечно, рискованное, зато при успехе… Он оставался посредником между террористами и офицерами. Однако в святая святых – в Исполнительный комитет его не допускали. Попал Дегаев в него лишь в 1882 году – то есть после того, как жандармы народовольцев изрядно прорядили. Тут особо выбирать не приходилось. Да и вообще, новых террористов набирали с бору по сосенки. Этим занималась Вера Фигнер, которая совершенно не разбиралась в людях. Да и организатором была тем еще…

Дегаев не занимался непосредственно террористической деятельностью. Основной его задачей было создание подпольных типографий, где в том числе предполагалось выпускать издания, ориентированные на офицеров.

На этом 18 декабря 1882 года и попался. Арестовал его подполковник Георгий Порфирьевич Судейкин. Об этом человеке будет рассказано ниже. Пока что стоит отметить, что подполковник, лучший сыскарь того времени, взял Дегаева в оборот. Он действовал по схеме, которая впоследствии станет классической.

Так, Судейкин говорил:

«Вы сами знаете, как слаба теперь партия: с каждым днем она теряет все более и более своих талантливых членов; вот и вы погибнете, а с вашим умом и способностями до чего вы могли бы дойти, если бы решились – действовать не против правительства, а с ним заодно…»

Дегаев подумал и согласился. А что ему оставалось? На каторгу ему явно не хотелось.

Разумеется, он стал действовать «заодно с правительством» не бесплатно.

С. П. Дегаев, прошение, 10 февраля 1883 года:

«Начальнику Санкт-Петербургского охранного отделения, его благородию господину Г. П. Судейкину от потомственного дворянина, штабс-капитана в отставке Дегаева Сергея Петровича, 1857 года рождения, прошение. Покорнейше прошу, Ваше благородие, дать распоряжение о зачислении меня на службу в Санкт-Петербургское охранное отделение с окладом 300 рублей в месяц».

Как видим по датам, особо долго Дегаева уговаривать не пришлось. Со времени его ареста прошло меньше двух месяцев. Кстати, 300 рублей по тому времени – это больше жалования полковника[20].

И Дегаев начал свое жалование добросовестно отрабатывать. Прежде всего, он стал «косить» под дурака и труса. К примеру, он постоянно предлагал совершенно нереализуемые планы. Впрочем, это никого не удивляло – вспомним «копательный синдром» народовольцев. Одновременно Дегаев проявлял сверхосторожность, что тоже мешало террористам что-либо учинить. И, разумеется, сдавал всех. Именно переданные им сведения легли в основу уже упоминавшегося «процесса 14-ти». И все бы ничего, так как это обычное дело там, где играют в террористические игры, но куратор Дегаева, подполковник Судейкин, являлся такой интересной личностью, что оторопь берет…

Необычной биография Судейкина становится с самого его вступления во взрослую жизнь. Сразу после окончания кадетского корпуса он добился зачисления в Отдельный корпус жандармов. Необычность заключается вот в чем. С одной стороны, жандармы стремились привлекать в свои ряды более зрелых людей, прежде всего – офицеров, имеющих стаж службы. С другой – служить жандармом в Российской империи, мягко говоря, было не слишком почетно. К примеру, офицеру было «западло» пожать жандарму руку. Чистоплюи-с… В молодости подобные вещи воспринимаются очень болезненно. Только с возрастом одни проникались сознанием необходимости этой грязной работы, по принципу «если не я, то кто же?», других же вынуждали материальные причины – жандармам платили гораздо больше. Однако Судейкин являлся сыскарем по призванию. Этот человек не только отличался выдающимися способностями в деле розыска, но и получал удовольствие от самого процесса. При том, что, как уже говорилось, средний уровень политической полиции был в 70–80-е годы чрезвычайно низким.