Роуз стояла у двери кухни с округлившимися глазами и трясущимися губами. Она никогда не видела свою мать в таком состоянии. Лайам даже сомневался, что она когда-нибудь слышала, как Лили повышает голос. Через окно кухни он видел, что Эдвард, смеясь, стоит во дворе у «колодца желаний».

— Почему этот человек смеется? — спросила Роуз. — А мамочка плачет?

— Роуз, — произнесла Лили, падая на колени и крепко обнимая дочь.

— Мамочка, что случилось? — Ее слова звучали глухо, потому что Лили сильно прижала девочку к себе.

Лайаму пришлось отвести Лили и Роуз от двери. Он проводил их в гостиную и, сев рядом с ними на диване, обнял плачущую Лили. Роуз смотрела на него в полном замешательстве. Эдвард ошибался: она была совсем не похожа на него. Да, у нее зеленые глаза, но они теплые, глубокие, и в них искрится живой ум. Когда же Лайам глядел в глаза Эдварда Хантера, ему казалось, что он смотрит в глаза рептилии с примитивным мозгом.

— Скажите же, что случилось? — воскликнула Роуз. — Этого человека я видела тогда на Род-Айленде. Кто он такой?

— Его зовут Эдвард Хантер, — ответил Лайам.

— Он мой настоящий отец, — выговорила Роуз, и это не был вопрос.

— Извини, дорогая, это я во всем виновата. Но я не думаю о нем как о твоем отце. Он совсем тебя не знает. Я увезла тебя от него еще до того, как ты родилась. Любовь моя, я хотела тебе только добра.

— Он мне не понравился, когда приезжал на Род-Айленд, и не нравится сейчас, — сказала Роуз. — То, как он мне улыбается. — Она содрогнулась. — Это ненастоящая улыбка.

Лайам кивнул, пораженный тем, как верно она поняла сущность Эдварда. Роуз не поддалась его скользкому очарованию.

Солнце уже село, и в комнате стало темно. Долгое время они втроем сидели не двигаясь. У них совсем пропал аппетит.

Когда взошла луна, Лайам встал и прошел на кухню. Эдвард исчез, его «ягуара» не было видно. Роуз стояла рядом с Лайамом, вглядываясь в тени во дворе. Луна заливала холодным, синим светом скалы и розы в саду. Красота Хаббардз-Пойнт вдруг приобрела зловещий оттенок.

Лайам спросил Роуз, будет ли она есть омаров, но девочка отказалась. Она спросила, нельзя ли их отпустить на берегу. Достав полиэтиленовый пакет из холодильника, Лайам услышал, как омары скребутся внутри его. Держась за руки, они с Роуз спустились к воде. Недалеко от берега в кругу лунного света плавала Нэнни.

— Мы кормили его крабами, — сказала Роуз, — но я не хочу кормить его этими омарами.

— Конечно, — согласился Лайам.

Он снял с клешней омаров резинки. Показав Роуз, как правильно держать их за панцирь, чтобы они ее не укусили, он помог ей выпустить их в озерцо, оставшееся после отлива. Омары тут же уплыли в безопасное место, спрятавшись в расщелине под водорослями.

Лайам с Роуз еще долго стояли на берегу и смотрели на Нэнни. Лайам знал, что Лили сейчас смотрит в окно, не спуская с них глаз. Он по-прежнему был сильно взволнован, продолжая думать о том, что она сказала Эдварду. Роуз помахала Нэнни рукой — пора было идти спать.

Лайам задержался в коридоре, глядя на них. Лили сидела рядом с Роуз на ее кровати и читала ей «Складку во времени» — одну из ее самых любимых детских книжек. Лайам не хотел выпускать их из виду.

Когда Лили вышла из спальни дочери, она выглядела опустошенной и уставшей. Взяв ее за руку, Лайам отвел ее вниз. Они вышли на веранду, откуда в лунном свете могли видеть и Нэнни, и озерцо на берегу, в которое Роуз выпустила омаров.

— Роуз хотела отпустить этих омаров, — сказала Лили.

— Да, — ответил Лайам. — Знаешь почему? Лили отрицательно покачала головой.

— Думаю, это был добрый инстинкт. Она увидела властного и жестокого человека, и, хотя не поняла все до конца, ей захотелось сделать что-нибудь доброе.

— Она очень добрая, — пробормотала Лили, а ее глаза заблестели от слез. — Она совершенно на него не похожа.

— Точно, — согласился Лайам. Он погладил ее руку, пытаясь успокоить. — Лили, я слышал, что ты ему сказала.

— Не только ты. Весь Хаббардз-Пойнт, кажется, слышал, — ответила Лили.

— Нет. Я имею в виду то, что ты говорила обо мне. О том, что Роуз — наша дочь.

У Лили по щекам потекли слезы.

— Ты думаешь, он в это поверит и после моих слов перестанет ее преследовать? Мне не следовало возвращаться сюда. Несмотря на всю мою любовь к Мэйв…

— Лили, — произнес Лайам таким голосом, который заставил ее посмотреть ему в глаза. — Она на самом деле наша.

Лили покачала головой:

— Но это не так… если он заставит ее сделать анализ крови…

— Во всех отношениях, которые имеют значение, — сказала Лайам, — она — наша дочь. Я был с тобой, когда она родилась. Я помог ей появиться на свет, и я положил ее тебе на грудь, чтобы ты смогла увидеть и обнять ее. В тот день я чувствовал себя настоящим отцом. И с тех пор я ощущаю себя именно так.

— Ты всегда был рядом с ней, — прошептала Лили.

— Все, что мне нужно в жизни, — это быть рядом с тобой и Роуз.

— Тогда ты дал обещание, что будешь заботиться о нас, — проговорила она сквозь слезы. — Лайам! Я так долго тебя отталкивала. Я не доверяла тебе, не доверяла всему свету. Но я не забыла того обещания. И не забыла, что ты был с ней самого начала. Именно твои глаза Роуз увидела первыми.

В небе горели звезды. Они были такими яркими, что даже белый лунный свет не мог ослабить их сияние. Лайаму казалось, что теперь они сияют для Лили и Роуз.

— Вы — моя семья, — сказал он, целуя ее руку. — Ты и Роуз.

— А ты — наша семья, — ответила она.

— Это ты и имела в виду, когда сказала Эдварду, что Роуз наша дочь. Я понял, что именно это ты и подразумевала. Несмотря ни на какие обстоятельства и препятствия, мы стали семьей с самого первого дня.

— Ты был с нами в больницах. Ты оплачивал лечение Роуз, — вспоминала она. — Я никогда по-настоящему не благодарила тебя за это, потому что это самое меньшее из того, что ты делал и делаешь для нас. Ты заботишься о нас, Лайам. Даже когда я не разрешала тебе быть рядом, ты все равно оставался с нами. И я всегда знала, что мне лишь стоит позвать тебя — и ты придешь.

— Даже больше, чем знала, — поправил он.

— Я всегда думала, что она родилась с больным сердцем, потому что я позволила разбить мое сердце, — сказала Лили.

— Я всегда знал, что у тебя разбитое сердце, — произнес Лайам. — И больше всего на свете желал, чтобы ты позволила мне помочь тебе залечить его.

— Ты уже это сделал, — прошептала она.

Сердце самого Лайама билось, как огромный молот или как огромные волны о скалистый берег. Он притянул Лили к себе и поцеловал. В небе сияли звезды и, казалось, отражались в его глазах. Ее тело было горячим, будто у нее был жар.

— Лили, я хочу жениться на тебе, — сказал он.

— О, Лайам…

— Всегда хотел. Разве ты не знаешь этого, Лили?

— Мы так давно полюбили друг друга, — прошептала она. — Еще до того, как я сама это поняла.

— А теперь ты это понимаешь?

— Да, — ответила она.

Ее глаза сияли, и Лайам мог поклясться, что впервые за этот вечер он увидел в них счастье. Это дало ему необходимую надежду, укрепило ту невыразимую словами связь, которая так давно существовала между ними.

— Лили, я хочу, чтобы мы поженились прямо сейчас. В эти выходные, как только сможем получить разрешение. Я хочу удочерить Роуз. Чтобы он вообще не смог на нее претендовать.

Они сошли по ступенькам веранды, прогулялись вокруг дома по покрытой травой полянке между домом и берегом. Под его босыми ногами трава была прохладной. Лили потянула его вниз и опустилась сверху. Ее тело было упругим и горячим. Лайам едва дышал от волнения, а его мозг горел, словно в огне.

Она провела руками по его телу и вытащила майку из-за пояса его джинсов. Он почувствовал, как она расстегнула пуговицу на поясе и начала тянуть молнию вниз. Ее губы, открытые и ненасытные, прикоснулись к его рту. Он обнял ее своей здоровой рукой и стал целовать ее лицо, шею, плечи.