Из книги Fadensonnen Нити солнца Ты была моя смерть: тебя мог я держать, когда всё ускользало. Разобранные на лом табу, и мигрантство между ними, во влаге миров, в погоне за значением, в от значений побеге. Роса. И я лежал с тобой, ты, в отбросах, и гнилая луна в нас бросала ответы, мы рассыпались на крохи и снова скатывались в одно: Господь преломил хлеб {22}, хлеб преломил Господа. Как по маслу, тихо причалит у тебя между бровью и бровью единица игральной кости и здесь остановится, малое око без век, глядя вместе с тобой. Из книги Lichtzwang Принуждение светом Однажды — у смерти как раз был наплыв — ты спасся в меня. Как ты высмертиваешься в меня: даже в последнем изношенном узелке выдоха ты застреваешь занозой жизни. Вырежь богомольную руку из воздуха клешнями глаз, обрежь пальцы, охолости поцелуем: сложенное теперь происходит, захватив дух. Оставлена мне, перечёркнута балками накрест, единица: по ней я должен гадать, пока ты, завернувшись в дерюгу, вяжешь чулок-тайну. Богомол, опять, в затылке {23} того слова, в которое ты зарылся —, в сторону нрава смещается смысл, в сторону смысла нрав. В обратную сторону произносимые имена, все, из них крайнее, ржанием в цари возводимое перед изморозью зеркал, окружённое, осаждённое многоплодными родами, просвет между зубцов в нём, который тебя, единичного, среди прочих имеет в виду. Из книги Schneepart Партитура снега Неразборчивый текст этого мира. Всё двоится. Сильные часы признают правоту время-раскола, с хрипом. Ты, втиснут в собственную глубину, выбираешься из себя навсегда. Я слышу, топор зацвёл, я слышу, место не называемо, я слышу, хлеб, когда смотрит на повешенного, излечивает его, хлеб, который испекла ему женщина, я слышу, они называют жизнь единственным прибежищем. Мир, вслед которому следует заикаться, мир, в котором я буду побывавшим в гостях, имя, испариной стёкшее со стены, которую лижет снизу вверх рана. Ты, с сумеречной рогаткой, ты, с камнем: Уже перевечер, я свечу вслед себе самому. Отведи меня вниз, займись нами. Листок, лишённый дерева, для Бертольта Брехта: Что это за времена, когда разговор уже почти преступление, потому что он многое из того, что было сказано, Из стихотворений, опубликованных посмертно Aus dem Nachlaß И как сила иссиливает, чтобы действовать: противоображает в «теперь», извечает в «за», |