— На три-четыре дня.

— А можно спросить, куда? — В голосе директора прозвучала неодобрительная ирония.

— На Мульма-Тау.

Лицо директора выразило удивление.

— Так вы уж там не раз бывали.

— Хочется еще побывать, — ответил Павел уклончиво. — Я не всюду успел пройти. Есть места, можно сказать, неприступные, где подъем очень трудный. Там я рассчитываю на помощь своего приятеля.

Борис слушал Павла с легким недоумением. Ему казалось странным, что тот ничего не говорит о главном — о находке гигантского корня у подножия тех "неприступных" гор, которые Павел собирался штурмовать вместе с ним. Может быть, Павел хотел сделать сюрприз директору станции? Он уже хотел вставить слово, но внимание его было отвлечено фигурой, появившейся в поле его зрения в раскрытом окне кабинета директора.

Девушка с пышными темными волосами, отливающими на солнце бронзой, медленно прошла через широкий двор станции, осторожно неся в руках длинную стойку с пробирками. У нее была легкая походка, словно несущая над землей стройную, тонкую фигуру, и эластичные, мягкие движения загорелых плеч, открытых низким вырезом пестрого платья. Борису очень хотелось заглянуть ей в лицо, но она двигалась так, что он видел ее со спины. И только пройдя весь двор, на противоположном конце его, она заметила лошадей, которых расседлывал проводник, и порывисто повернулась. На солнце блеснули ее белые зубы и белки глаз на смуглом лице. Она спросила проводника о чем-то, просияв на его ответ улыбкой. И по ее взгляду, брошенному в окно, Борис догадался, что приезд Павла для нее большое событие. Он искоса взглянул на Павла, продолжавшего свой разговор с директором, и вздохнул. Девушка ему нравилась.

— Лошадей я взял у Юлаева, — говорил Павел — Он нас проводит до стойбища. А оттуда мы пройдем пешком.

— Ну, желаю успеха, — сухо сказал директор. — Не задерживайтесь там, работы здесь много. Не забудьте посмотреть ваши участки.

…День был ослепительно ясный. Ветер шевелил зелень посадок. Между рядами растений почти до подножия гор трепетали тончайшие серебристые нити воды, непрерывным потоком льющейся из верхнего арыка. Был час полива.

Павел, хмурый и недовольный разговором с директором (видимо, у него такие "беседы" происходили и раньше), сердито рванул дверь в лабораторию. Борис увидел большую комнату с тремя высокими окнами, простые деревянные столы, заваленные кустами кок-сагыза, и человека, наклонившегося над микроскопом.

— Здорово, Григорий!! — сказал Павел.

Человек медленно, словно нехотя, оторвал голову от микроскопа, обернулся, и рыжеватые стриженые усы на загорелом лице раздвинулись в широкой улыбке.

— А, Павел, привет! — ответил он, поднимаясь со своего места. — Вижу, что выздоровел и снова рвешься в бой. Ведь так?.

Павел, не меняя выражения лица, утвердительно кивнул головой.

— Ну, вот видишь, я же тебя знаю, — засмеялся человек, посмотрев на Бориса.

Тот назвал себя.

— Петренко, — отрекомендовался человек, крепко пожимая Борису руку.

— Заместитель директора и парторг, — сказал Павел.

— Не скрываю, — улыбнулся Петренко — Ну, рассказывай… у Анатолия Петровича был?

— Был.

— План новой экспедиции?

— Да.

— Экий ты неугомонный! Ну, и как?

— В общем, — На лбу Павла появилась складка. — Договорились. Сегодня же к вечеру отправимся.

— А твои посадки?

— Что ж посадки, — недовольно сказал Павел. — Им ничего не сделается за четыре дня.

— Не четыре, а двадцать четыре. Смотри, Павел, сезон проходит. Вся весенняя работа может пройти впустую.

Павел слушал, опустив голову. Ноздри его раздувались. Но он ничего не ответил.

— Где Самай? — спросил он отрывисто.

— Вероятно, в химической. Ты еще ее не видел?

— Нет, не видел. Можно мне ее взять с собой?

— Что? — удивился Петренко.

— С собой, в экспедицию. Что в этом удивительного?

Петренко молча смотрел на Павла, прищурив глаза.

— Ну, брат, я тебя не понимаю, — сказал он наконец — Зачем тебе химик в горах?

— Во-первых, — мрачно ответил Павел, — есть методы полевого анализа каучука…

— Ну?

— Во вторых… Постой, ты мне ответь: она тебе здесь нужна? Есть срочные анализы?

Петренко поднял брови.

— Ну, допустим, есть.

— Вот, так прямо и скажи, что ты ее не можешь отпустить… — он выдержал паузу и добавил: -…со мной.

На щеках Петренко сквозь загар проступила краска. Улыбка сошла с его лица.

— Ну, если вопрос стоит так, что в этой… экспедиции тебе одному не справиться, то что же… В конце концов, с текущей химической работой я справлюсь и сам. А ты уверен, что Самай согласится поехать?

— Это уж надо спросить у нее, — помрачнел еще больше Павел.

Усы Петренко опять раздвинулись в улыбке. Но он ничего не сказал. По коридору простучали легкие каблучки, и дверь лаборатории стремительно раскрылась.

Из полумрака коридора, в раме распахнувшихся дверей, сияя белозубой улыбкой, девушка в своем пестром платье возникла, как букет полевых цветов. Борису показалось даже, что вместе с ней ворвался в комнату запах поля — нагретых солнцем васильков, ромашек, колокольчиков и незабудок.

— А я тебя ищу, — обратилась она к Павлу, протягивая ему руки. Анатолий Петрович сказал, что ты пошел в общежитие…

И опять Борис с какой-то ему самому непонятной горечью отметил неповторимо мягкий, интимный оттенок ее грудного голоса, произносящего эти простые, самые обыкновенные слова.

— Здравствуй, — отрывисто сказал Павел, пожимая ее руку.

— Ну, как твое здоровье? — Она на мгновенье отодвинулась от него, с сожалением рассматривая его остриженную голову. — Ой, какой же ты стал чудной!… Правда, Григорий Степанович? Ну, что ж ты молчишь? — Она оглядела обоих, не обращая внимания на Бориса, и лицо ее стало серьезным. — Уже был разговор?

Петренко развел руками.

— Да, кое-какой обмен мнений был. Юноша опять собирается в странствие… И вас просит ему сопутствовать…

Лицо девушки осталось серьезным.

— Ну, и что же?

— Я сказал, что если вы ему необходимы в его… экскурсии и не возражаете против такого путешествия, то я справлюсь с текущей химической работой сам.

— Конечно, я пойду… — не раздумывая, сказала девушка. — Если вы меня отпустите, — добавила она после едва заметной паузы.

— Ну, вот и все, — примирительно сказал Петренко. — Юноши пускай отдыхают, а вы можете собираться.

Высоко над их головами клубились косматые облака, чуть подкрашенные по краям лучами восходящего солнца. Отвесной стеной падали от облаков к их ногам красно-бурые скалы. Справа и слева тянулись стены ущелья, расступаясь сзади воротами широкой долины.

Впереди, где стены ущелья сходились под острым углом, змеей извивалась, поднимаясь вверх, узкая, не шире ладони, трещина.

— Ну, вот мы и пришли, — сказал Павел, сбрасывая рюкзак.

Его слова отчетливо прозвучали в гулкой тишине ущелья.

— Это и есть Батырлар-джол? — спросил Борис, задирая голову, чтобы рассмотреть вершины скал. — Облака не ниже восьмисот метров. А впечатление такое, что там, где облака, только еще начало.

— Я считаю, что если мы находимся сейчас на высоте двух с половиной тысяч метров, то нам предстоит подняться еще на две, — отозвался Павел, усаживаясь на камень и скручивая папиросу. — Сейчас солнце немножко обогреет, облака разойдутся, и мы увидим вершину. Садись, Женя, путь предстоит нелегкий.

После десятикилометрового перехода им было тепло, хотя воздух еще был совсем холодный, и дыхание вырывалось изо рта густым паром.

Женя сняла рюкзак и тоже села на камень.

— У индейцев приготовлением пищи занимались исключительно женщины, сказал задумчиво Павел, выпуская густой табачный дым, медленно поползший в расщелину.